Сюзан Доннел

Покахонтас

Предисловие

Впервые история Покахонтас увлекла мое воображение, когда мне было десять лет. Мы с моим родным и двоюродными братьями разыгрывали всевозможные вариации ее истории, и всегда на самом краю опасности она спасала Джона Смита.

Существует два мнения относительно того, были или нет Покахонтас и Джон Смит любовниками. Я сердцем чувствую, что должны были быть. История свидетельствует, что Покахонтас была настолько захвачена чувством, когда встретилась со Смитом в Англии после нескольких лет разлуки, что они не могли остаться просто друзьями. Более того, в те первые дни в Виргинии она не стала бы рисковать жизнью и совершать подвиги ради Смита и его друзей, которые были чужеземцами, если бы не испытывала к нему очень сильной привязанности.

В ту эпоху жизнь была жестокой, быстротечной и насыщенной приключениями. Мой издатель не раз говорил: «У вас события громоздятся одно на другое, так не бывает!» Но я настояла на своем, потому что эти события — исторические факты.

При работе над книгой меня заинтересовало отношение англичан к индейцам. Они обращались с ними, как с несхожими, но равными себе людьми. Паухэтаны занимались земледелием, были искусны в нем, чему научили и англичан. Они жили в грубых домах в своих поселках, придерживались строгих правил общежития, качество их пищи было гораздо лучше, чем у англичан. Поклоняясь своим богам, паухэтаны совершали обязательное ежедневное омовение. Они одевались в меха, перья и оленьи шкуры. Их вождь Паухэтан, которого англичане назвали великим королем или императором, правил твердой рукой и в каждом из своих многочисленных поселков держал дом для себя и своей семьи. А его любимую дочь Покахонтас звали принцессой. Они были необыкновенно здоровыми людьми, близкими той прекрасной природе, что окружала их. Между двумя народами не существовало предубеждений, которые возникли позже, после долгих лет военного противостояния.

Я на много лет забыла о Покахонтас, занятая устройством своей жизни и путешествиями по миру. Затем сгорел и по многим причинам не мог быть восстановлен мой горячо любимый фамильный дом в Виргинии. Наша семья жила на этой земле в течение двухсот пятидесяти лет. Сама я жила в Англии, но у меня вдруг возникло ощущение, будто мне нанесли тяжелую рану. Я почувствовала немедленную потребность укрепить свои тылы — восстановить нашу семейную историю, что и планирую осуществить в нескольких книгах. Вот так я села и написала первые слова о знаменитой паухэтанской принцессе, чьим прямым потомком в четырнадцатом колене я являюсь.

Глава 1

Лондон, июнь 1616 года

— Джон, смотри! Здесь, наверное, у каждой семьи есть своя церковь. Я и не представляла, что их может быть так много.

Покахонтас стояла на палубе корабля, медленно двигавшегося по Темзе — мимо Грейвсенда по направлению к портовым докам Лондона. Отплыв из Виргинии, корабль его величества «Трежер» пересек океан и прибыл в Плимут накануне утром. Там на борт поднялись сэр Эдвин Сэндис и несколько человек из Виргинской компании, чтобы сопровождать свою протеже — индейскую принцессу, Джона Ролфа — ее мужа и их юного сына. К путешественникам присоединилась и свита, необходимая для торжественной церемонии встречи в Лондоне.

Сэр Эдвин первым поднялся на корабль в Плимуте, и Покахонтас, утомленную длительным плаванием из Джеймстауна, сразу же пленили его энергичная, открытая манера держаться и прямодушие. Она почувствовала, что в его присутствии все пойдет хорошо. Покахонтас была возбуждена и вдохновлена идеей использовать приглашение Виргинской компании, чтобы вызвать интерес к своей любимой земле и привлечь туда денежные вложения. Сэр Эдвин разместился рядом с ней и Джоном Ролфом и рассказал им о предстоящем пути, заметив между делом, что ее старый друг и наставник Джон Смит находится сейчас в Шотландии, но ожидают, что вскоре он вернется в Лондон. При упоминании этого имени она ощутила, как привычно упало сердце, но еще в начале путешествия она решила, что, если заговорят о Смите, от беседы она уклоняться не станет. Ее удивило, что она и в самом деле почувствовала себя не так стесненно, но звук его имени по-прежнему действовал на нее, словно удар.

Корабль оставил позади «Ворота изменников», и Покахонтас нахмурилась, взглянув на Тауэр. Она знала, что граф Нортумберлендский — брат ее друга Джорджа Перси — долгие годы томился здесь за железными зубчатыми воротами в мрачной темнице. Какое варварство, подумала она. Пленников следует или убивать или отпускать, как делает ее отец. Она задумалась, достойна ли такая мысль христианки. Она, пожалуй, спросит об этом.

Она сжала руку сына. Томас был одет на английский манер. Его наряд являл собой миниатюрную копию атласного камзола отца и его украшенной пером шляпы. «Я взволнована точно так же, как он», — подумала она. Томоко, муж ее сестры, посадил на плечо своего двухлетнего сынишку, чтобы тот мог хорошенько все разглядеть. Покахонтас смотрела на кипевший жизнью берег реки, к которому повсюду приставали корабли. Грузчики, бродячие актеры, пассажиры деловито сновали, сходя на сушу и поднимаясь на борт. У нее никак не укладывалось в голове, что на земле может существовать такое количество людей. Когда они покидали Виргинию, Томоко намеревался отмечать каждого десятого встреченного человека зарубкой на своей палке, но он уже давно оставил эту затею.

Лица толпившихся в ожидании необычного зрелища людей повернулись к кораблю. Покахонтас была одета в английское платье, но все остальные паухэтаны облачились в полные церемониальные одежды: мужчины украсили себя перьями и переплетенными лисьими шкурами, на женщинах были платья из оленьей кожи и накидки, отделанные перьями, — яркий всплеск красного, желтого и зеленого на фоне серого английского дня. Из толпы зевак послышались возгласы удивления и приветствия. Сэр Эдвин предупреждал, что Лондон ждет их с распростертыми объятиями.

Он указал ей, и Покахонтас увидела ожидавшего на пристани графа Дорсета. Представитель короля вместе со своим сопровождением держался особняком. Его короткая бородка была подстрижена клинышком по испанской моде, принятой при дворе. Подле него стоял дородный мужчина в церковном облачении, несомненно прибывший для того, чтобы приветствовать ее от лица его преосвященства епископа Лондонского. Занятые беседой, тут же стояли человек десять купцов, ее покровители, о чьем богатстве свидетельствовали шелк и атлас их нарядов.

Дружелюбная толпа, обтекавшая сановных особ, мешала движению, поэтому гостям и их свите числом в двадцать человек — женщинам в портшезах и пешим мужчинам — потребовалось вдвое больше времени, чтобы добраться до гостиницы «Белль соваж» на Ладгейт-хилл.

Хотя сэр Эдвин и предупредил Покахонтас, что люди готовы давиться, чтобы посмотреть на нее и даже дотронуться, путь до гостиницы был для нее суровым испытанием, а сверх того — запах, запах! Покахонтас заметила, что ее сестра Мехта, сидевшая сзади в том же портшезе, почти потеряла сознание. И это несмотря на то, что им обеим сунули в руки по апельсину, утыканному гвоздикой, чтобы они могли держать их у носа. Трудно было сказать, какое из чувств подвергалось большему оскорблению — слух или обоняние. Шум города, возгласы любопытных, проталкивавшихся поближе, крики уличных торговцев ранили барабанные перепонки, привыкшие к едва уловимым звукам леса.

Сэндис устроил так, что гостиница была целиком предоставлена в распоряжение виргинцев на все время их пребывания в Лондоне. Но не прошло и часа после их прибытия, как еще не слишком уверенно державшиеся на ногах после морского путешествия привередливые паухэтаны развили бурную деятельность. Они потребовали принести метлы, тряпки, воду, и сопровождавшие их слуги вымыли весь дом снизу доверху, оттерев скопившуюся за многие годы грязь. Сэр Эдвин завел взбудораженного хозяина гостиницы в соседнюю лавку, как следует угостил вином и дал золотой, объяснив, что следует терпеливо сносить все причуды гостей.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: