Впоследствии Трейси не смогла бы сказать, как ей удалось выдержать следующие мгновения. С чувством, очень похожим на отчаяние, она сконцентрировала внимание на нескольких квадратных сантиметрах лба непосредственно под своими пальцами, накладывая шов в перерывах между волнами, раскачивающими судно. Повторяющиеся движения хирургической иглы с шелковой нитью она мысленно сопровождала словами: внутрь — наружу, внутрь — наружу, завязать — обрезать.

Наконец шов был наложен. Чтобы предохранить рану от грязи, Трейси забинтовала ее.

— Ну вот и все, — проговорила она. — Пластическими операциями я не занимаюсь, но шрам будет почти не виден.

Неожиданно он широко улыбнулся и сразу стал моложе:

— Вы хотите сказать, что я останусь неизуродованным? Приятно слышать. А когда можно будет снять швы?

Поддерживая разговор в том же тоне, она сказала:

— Типично мужское нетерпение. В вашем случае хватит четырех дней.

— Почему в моем случае?

— Потому что вы человек крепкий и здоровый, а значит, рана ваша заживет быстро, — отрывисто ответила Трейси. — Только не мочите ее.

— Хорошо, доктор, — с шутливой серьезностью согласился он и направился к двери, но на пороге приостановился и прежним, властным, голосом капитана Гаррата, которому подчинялись и корабль, и все, кто на нем работал, объявил: — Я пришлю вам сюда стюарда с крекерами. Постарайтесь съесть несколько штук.

К большому облегчению Трейси, сороковые широты не устроили им особых сюрпризов в виде штормов. Второго декабря они пересекли Антарктическое схождение меридианов, отмеченное резким понижением температуры начиная с конца тридцатых широт. Вид двух первых дрейфующих льдин совершенно неожиданно взволновал ее, хотя они были небольшими и ничего особенного собой не представляли. Теперь «Звезда» повернулась правым бортом к острову Буве, отреагировав на информацию, полученную по радио от китобойных судов, высланных вперед и бороздящих океан в поисках китов. Корабль словно пронизало электрическим током, всех охватило возбуждение в предвкушении работы.

Трейси стояла на палубе, когда на ботах для переработки привезли первых китов в этом сезоне. Сами китобойные суда не тратили драгоценное время на перевозку собственной добычи. За несколько минут первое громадное млекопитающее при помощи подъемного механизма было перенесено на палубу базового корабля со стороны кормы, где собрались обдирщики, вооруженные свежезаточенными ножами. Это был кашалот длиной более пятнадцати метров с большущей приплюснутой головой. Трудно было поверить, что совсем недавно эта громадина спокойно и даже грациозно скользила по серо-зеленым волнам.

После того как быстро и ловко была вырезана ворвань, тушу перетащили на палубу в носовой части, где за работу принялась другая группа рабочих, они вскоре исчезли в облаках пара, поднимающегося от сушильных аппаратов и варочных котлов, расположенных под палубой. Тем временем на борт подняли второго кита, и все началось сначала.

Несмотря на собственные опасения, Трейси нашла запах перерабатываемой ворвани вполне сносным, хотя Питер предупредил, что из-за наличия у кашалота большого количества жира первый этап ловли был всегда самым неприятным за весь сезон. Позднее, когда позволяется охота на китов более ценных видов, пахнуть будет совсем по-другому, но до этого оставался целый месяц.

Дни пролетали в суматохе и оживленной непрекращающейся работе. Как только в одном месте добывать становилось нечего, вся флотилия перебиралась на новые китовые пастбища. Огромные резервуары, которые занимали большую часть корабельного корпуса, медленно освобождались от дизельного топлива и после очистки заполнялись продуктами переработки китовых туш. В течение сезона к «Звезде» несколько раз должен был подойти танкер, чтобы забрать продукцию и снова заполнить емкости топливом. Такая цикличность позволяла полностью использовать всю полезную площадь хранилищ.

Первые две недели Трейси почти не видела капитана. Пока корабль находился «среди китов», график приема пищи постоянно менялся. Когда она приходила в столовую, чаще всего оказывалось, что он уже поел либо ест в своей каюте, чтобы оказаться на месте, если его срочно вызовут на мостик. В редких случаях, когда они сидели за столом вместе, Ли вел себя с ней совершенно свободно — явное свидетельство того, что он наконец-то примирился с ее присутствием на корабле. Такое положение дел, казалось бы, должно было заставить ее вздохнуть свободнее, но, как ни странно, она чувствовала в его присутствии еще большее напряжение. Трейси призналась себе, что предпочла бы прежнюю враждебность возникшему безразличию.

За неделю до Рождества вся флотилия на несколько дней оказалась в плену тумана. Все работы прекратились, за исключением обычных повседневных обязанностей. Все пребывали в подавленном настроении. К Трейси потянулись пациенты, туманно жалуясь на разнообразные боли и болячки.

— Китовая болезнь, — дал заключение Питер, когда она упомянула о внезапно появившихся очередях во врачебный кабинет. — Другими словами, скука. Люди привыкли работать по двенадцать часов и большую часть свободного времени отсыпаться. А когда работы не стало, они не знают, чем себя занять. Отсюда визиты к доктору. По крайней мере это помогает чем-то заполнить утро.

Усевшись на край стола, он улыбнулся ей:

— Не говоря уже о том, что вы сами по себе привлекаете их внимание.

Трейси шутливо сморщила нос. С тех пор как «Звезда» покинула Кейптаун, они с Питером стали добрыми друзьями.

— Лесть ничем вам не поможет, — заявила она. — Вы тоже хотите полечиться?

В глазах Питера мелькнула тень.

— Боюсь, мои страдания касторкой не вылечить.

Он, конечно, имел в виду свои отношения с невестой. Питер никак не мог решиться на то, чего требовала от него Дейрдра — уйти с корабля.

— Так вы написали письмо? — спросила Трейси.

Питер покачал головой:

— Пока нет. Впереди еще много времени. Первый танкер уплывет не раньше чем через неделю.

— Вы думали над тем, что написать?

— Да, думал, — медленно ответил он и, взяв со стола стетоскоп, начал его покачивать.

— Если бы я сказал, что решил все отменить, — осторожно продолжал он, — как бы вы отнеслись к этому?

Трейси долго молчала, размышляя о новом повороте событий.

— Такое решение можете принять только вы, — сказала она наконец. — Только вы знаете о своих чувствах.

— Ну а если бы вы оказались на моем месте, — настаивал он. — Вы бы чувствовали то же самое?

— Не обязательно. — Она проглотила неизвестно откуда взявшийся ком в горле. — Если бы я сильно любила кого-то, то пошла бы на любые жертвы.

— Вот об этом я и говорю. Я люблю Дейрдру не настолько сильно. Иначе и колебаться бы не стал.

— Но вы, должно быть, любили ее достаточно сильно, раз сделали ей предложение, — возразила Трейси. — Вы знали ее почти два года, так что импульсивным это решение не назовешь.

— Верно, — согласился он, — но ведь люди меняются, правда? Я не в первый раз понял, что ошибся. Так случалось и раньше. Главное — понять это до свадьбы, а не после нее.

— Что ж, с этим я не буду спорить.

Он смотрел на нее так пристально, что девушка занервничала.

— Значит, вы согласны, что так будет лучше для нас обоих?

Трейси беспомощно развела руками:

— Ну, если вы так к этому относитесь, тогда да. Но вы абсолютно уверены, Питер? Не лучше ли подождать до конца сезона? Может, вы передумаете после того, как встретитесь с ней снова.

Он упрямо покачал головой:

— Я совершенно уверен. Наверно, вы считаете, что я поступаю трусливо, но я не выдержу, буду маяться весь сезон, пока не приму окончательного решения. Вот отправлю письмо и снова почувствую себя свободным. — Он в последний раз качнул стетоскоп и положил его на место. — Идете на ленч?

Из-за того что он так внезапно перевел разговор на другую тему, Трейси ощутила какое-то непонятное беспокойство. У нее сложилось такое впечатление, что Питер чего-то недоговаривает, хотя она и не представляла, что это может быть. Выходя с ним из кабинета, она решила в беседах с ним больше не касаться этой темы, пока он сам не заговорит. У нее достаточно собственных забот, чтобы забивать себе голову чужими.