Лишь только красный конь копытом на горе

Взрыл огненную пыль, пророча о заре,

И в каждой щели он отрыл багрянец клада,

В тот час, когда гора парче пурпурной рада, —

Шапур свой начал день; он снова под горой

Был прежде, чем туда примчался райский рой.

Еще заранее, достав бумагу, снова

Он начертал на ней красивый лик Хосрова.

И, услаждая дух, в тени большой горы

Цепь роз опять сплелась для песен и игры.

Посрамлена луна, лишь спало покрывало —

Египетская ткань, что их полускрывала.

Как будто нехотя вошли в игру. Росло

Веселье медленно, — ив пляске расцвело.

Но только увлеклись они живой игрою, —

Над ними начал рок шутить своей игрою.

Едва Ширин свой взор приподняла опять, —

Дано ей было вновь Хосрова созерцать.

Глядит: ее души затрепетала птица,

Язык утратил речь. Иль этот лик ей снится?

Для опьяненного немного нужно сна.

Дал глине горсть воды — насыщена она.

Зовет она подруг: «Что там? Что значит это?

Игра моей мечты? Игра теней и света?

Картину дайте мне». Рисунок скрыли вмиг.

Но солнца не укрыть! Кто сей забудет лик?

И девы молвили: «Здесь духи смяли травы.

Поверь, им не чужды подобные забавы».

И утварь подняли, стремясь от мнимых гроз,

И луг испуганно очистили от роз.