И, как запястья, он припал к ее рукам.

И, как запястья, он упал к ее ногам.

И восклицает он: «О светоча сиянье!

О всех увенчанных надежда и мечтанье!

Мрачнее сумрака тебе хотящий зла!

Как месяц молодой, твоя душа светла!

Покорно чту того, кто служит мне защитой,

Тебе открою все, с твоим желаньем слитый.

Рисунок этот мой, и мною создан он.

На нем Хосров Парвиз был мной изображен.

Обличья уловил я каждую примету,

Но лишь рисунок тут, души в нем все же нету.

Я знаю живопись, ей обучился я,

Но душу принести не смог в твои края.

В подобье влюблена! Оно — лишь тень! Взгляни-ка

На прелесть тонкую его живого лика!

Увидишь целый мир, что создан из лучей,

Свет, озаривший мир, но все еще — ничей.

Могуч и ловок он, искусен в каждом деле.

Во гневе — лютый лев, в любви — нежней газели.

Он роза, что зимы не ведала невзгод.

Он юность, в нем весна сияет круглый год.

Вкруг розовых ланит еще не видно тени,

И с лилией он схож, с нежнейшим из растений.

Дохнет — и сто дверей пред ним раскроет рай.

Луну повергнет ниц ланит расцветший май.

Он сядет на коня — и он Рустема краше,

Он Кей-Кобад, когда в его деснице — чаша.

Когда дары сберег для любящих сердец, —

Каруновых богатств разломится венец.

Реченьем извлечет жемчужины из лала,

Его рука сердца из барсов извлекала.

Когда же тронет он в порыве стремена, —

Ему погоня бурь уж будет не страшна.

Спроси — откуда он? Он от Джемшида родом.

Спроси про сан его — он царь земле и водам.

На небе стяг его, нет, не в земной пыли!

И для его коня узки пути земли.

Однажды он во сне твои увидел очи,

И потерял он сон с блаженной этой ночи.

Не поднимает чаш, ни с кем не пьет вина.

Забыл дневной покой, и нет ночного сна.

Друзей покинул он; лишь ты в померкшем взоре,

Пусть никого не жжет такое злое горе!

Я от него пришел, я лишь его гонец.

Я все тебе открыл — моим словам конец».

Так он жемчужину сверлил многообразно.

Немало ловких слов пред ней рассыпал разных.

И, сладкоречнем смущенная, Ширин

Вкушала речь его, как сладость лучших вин.

Изнемогла она, сто раз была готова

Упасть, — и превозмочь себя умела снова.

Помедлила, потом промолвила:

«Мудрец, Как нашей горести положишь ты конец?

«Ты солнца яркого внимаешь укоризне:

Ты ярче, — рек Шапур, — знай только счастье в жизни!

Ты помыслов своих Бану не дай постичь,

А завтра ты скажи: «Стрелять желаю дичь».

Ты на Шебдиза сядь, и, будто без заботы,

Ты на охоту мчись, а там беги с охоты.

Твой не задержат бег ни воины, ни знать:

Их резвым скакунам Шебдиза не догнать.

Пространство пролетай, как быстрое светило,

И мчаться за тобой дана мне будет сила».

С Хосрова именем он перстень ей дает:

«Возьми и совершай поспешный свой поход.

Коль юного царя увидишь ты дорогой,

Яви свою луну, не будь напрасно строгой.

Златоподкованный под ним гарцует конь,

В рубинах весь наряд, их радостен огонь.

В рубинах плащ его, в венце его — рубины,

И рот — рубин, и все — рубинный блеск единый.

Не встретишь ты царя, — узнай, где Медаин,

Спроси про верный путь меж взгорий и долин.

Когда отыщешь путь в пределы Медаина,

Увидишь: Медаин — сокровищниц долина.

Там замок у царя — пред ним ничто Фархар,

Рабыни в нем полны необычайных чар.

У входа встанет конь, в прах ноги врыв с размаха,

Привратнику яви горящий перстень птаха.

О кипарис! Тот сад принять тебя готов.

Будь радостной, как ветвь под тяжестью плодов.

К Парвиза красоте простри свободно длани

И подведи итог томлений и желаний.

Но я — лишь только тень, венцу я не под стать,

И как же смею я тебя увещевать!»