Судьба, нам каждый шаг назначивши, порой

Намерена своей потешиться игрой.

Пускай для бедняка придет достатка время, —

Обязан он сперва труда изведать бремя.

«Когда им на пути от терний нет угроз,

Они, — решает рок, — не ценят нежность роз».

Верь: за чредою дней, что шли с клеймом разлуки,

Отрадней взор любви и дружеские руки.

Ширин от ручейка была уж далека, —

Но за царевичем неслась ее тоска.

И вот она, узнав, где пышный сад Парвиза,

Пылая, в Медаин направила Шебдиза.

За суженым спеша, обычай дев презрев,

Уж не была Ширин в кругу обычных дев.

И спешиться Ширин с кольцом Хосрова рада

У медаинского отысканного сада.

Прислужницы, смотря на дивные черты,

От зависти свои перекусали рты.

Но знали чин двора — и под царевым кровом

Различья не было меж гостьей и Хосровом.

Ей молвили они: «Знать, севши на коня,

Для поклонения Хосров искал огня.

И вот достал огонь, блистающий, как зори,

И зависти огонь зажег он в нашем взоре».

И хочет знать рабынь шумливая гурьба,

Как привела сюда красавицу судьба.

«Как имя? Где взросла? Что в думах на примете?

Откуда, пташка, ты? Из чьей вспорхнула сети?»

Ширин уклончива. Не опустив ресниц,

Она им бросила крупицы небылиц.

Она, мол, о себе сказать могла бы много,

Да скоро и Хосров уж будет у порога.

«Пред сном он вас в кружок сберет, и при огне

Он сам потешит вас рассказом обо мне.

А этого коня беречь и холить надо:

Ведь ценный этот конь, ценней любого клада».

Так молвила Ширин веселая, — и вот

Окружена она уж тысячью забот.

Сосуд с водой из роз ей дан для омовенья.

В конюшнях царских конь привязан во мгновенье.

Ей принесли наряд. Он был ей по плечу.

Узором жемчуга украсили парчу.

В саду ее надежд раскрылась роза встречи.

Отрадно спит Ширин, тяжелый путь — далече.

Сахароустую хранившие чертог

Рабынею сочли, — кто б вразумить их мог?

Сахароустая не чванилась. Отныне,

Играя с ними в нард, была она рабыней.