Оказалось, что на постоялом дворе сейчас имеется только одна свободная колесница, остальные еще не вернулись или же не нуждались в ремонте.
– Замок, – приказал Генерал джинну колесницы, как только они уселись и застегнули ремни.
– А конкретно? – спросил джинн устами размещенного на груди барельефа, уже поднимая колесницу в воздух.
– Верхняя терраса на башне Хассана.
– Эта терраса уже закрыта для…
– Знаем.
– Как уважаемые господа желают.
Они взлетели над низкими застройками пригорода. Замок маячил на горизонте черным кулаком, глубоко внедрившимся в звездное небо. Вознесенный вверх на крутой скальной колонне приблизительно на пол-змея, сплавленный из одного куска камня-некамня почти что четыреста лет назад, он существовал над Чурмой в неизменной и невозможной к изменению форме, служа очередным королям Объединенной Империи в качестве дома, крепости, дворца и административного центра. Генерал прекрасно помнил тот день, когда Шархвал наконец-то активизировал много лет конструируемое заклятье, вырывая из внутренностей планеты гигантскую массу раскаленной лавы, чтобы затем формировать ее среди проливного дождя и грохота молний, в заслоняющих все и вся клубах горячего пара – в Замок, придуманный древним кошмаром.
Они спикировали на Башню Хассана, громадный палец черного строения, сейчас указывающий в самый центр Жабьего Поля. Горизонтальные снопы света, бьющие из башни сквозь большие и малые окна, а также другие отверстия, превращали ее в столп какой-то наполовину материальной световой лестницы. Колесница влетела на одну из наивысших ступеней этой лестницы, притормозила и мягко осела на выдвинутой далеко в бездну челюсти террасы.
– Мы на месте, – сообщил джинн. – Мне подождать или можно возвращаться?
– Не жди, – сказал Закраца, копаясь в кармане. – Сколько?
– Два восемьдесят.
Майор еще не успел заплатить, как Генерал уже был у входа в зал для постоя. При этом он в последний раз глянул на небо. Защищаемая сферическим искривлением пространства пехота Завоевательной Птицы как раз отрезала войскам Княжества Спокойствия путь к отступлению.
– Главнокомандующий Армии Ноль, генерал урвитов Объединенной Империи, пожизненный член Совета Короны, пожизненный сенатор Объединенной Империи, почетный член Выборного Совета, королевский советник, двукратный регент, Страж Рода, Первый Урвит, ректор Академии Военных Искусств, кавалер орденов Черного Дракона и Чести, семикратный Кассиц Мечей, Комендант Замка, граф Кардль и Бладыга, Раймунд Каэсил Мария Жарны из Варжхадов!
Генерал вошел и поглядел на привратника. Тот замигал. Генерал не спускал глаз. Привратник пытался улыбнуться, но тут у него задрожала нижняя губа. Генерал стоял и глядел.
– Успокойся, а то у бедняги сердце не выдержит, – буркнул первый министр Бирзинни, проглядывая устилающие стол бумаги.
– Тебя он тоже так объявлял?
– Я не Железный Генерал, мне еще нет восьмисот лет, титулов у меня чуточку поменьше.
– Чуточку.
– Видал? – спросил закопавшийся в придвинутом к окну кресле король, указывая подбородком в небо над Чурной.
– Видел, Ваше Величество, – согласился генерал, подходя к нему. Богумил Варжхад курил сигарету, стряхивая пепел в поставленную на коленах пепельницу в форме раковины. На парапете, возле его левого локтя стояло одно из дистанционных зеркал, отражая образ Зала Советов во дворце Князя Спокойствия в Новой Плисе; голосовой рубин зеркала был выдвинут. В зале этом царил хаос, не меньший, чем на Жабьем Поле.
– Сучья Птица, везет ему как какому-то долбаному гурлану. – Варжхад раздавил сигарету, но тут же вынул из портсигара и закурил следующую. – У ёбаного Щуки фазу перемкнуло, и Птица ударил именно тогда, пол-клепсидры урвиты чертового князька шли без прикрытия, половина из них сдохла от недостатка кислорода. Ни хера не понимаю, ну почему Щука, у которого вместо головы задница, не отступил. Что, блин, золота мешок у них закопан под этим обосранным Жабьим Полем?
Ни для кого не было секретом, что язык, которым в обычных ситуациях пользуется молодой король, значительно отличается от стандартов, обязательных в аристократических кругах, вот только наблюдаемое у него в последнее время усиление концентрации нецензурных выражений указывало на крайне паршивое и постоянно ухудшающееся состояние нервов повелителя.
– Я уже объяснял Вашему Величеству, – отозвался из-за трехмерной проекции поля битвы повернутый спиной к монарху Некс Плюциньский. – Тогда они не успели бы вовремя открыть каналы в новом месте.
– Но ведь и урвиты Птицы тоже не успели бы! – заорал Варжхад. – Так какая разница?
– У Птицы четвертьмиллионная армия, – тихо сказал королю Железный Генерал. – Ему не надо ничего иного, как только исключить из боя урвитов. А княжеских он втопчет в землю одной только массой брошенных в атаку войск.
– Почему у нас и Фердинанда нет четвертьмиллионных армий?
– Потому что это не выгодно, – вздохнул Бирзинни, ставя печать на какой-то документ.
– А Вот долбаной Птице, чтоб его, явно выгодно.
– Птице тоже не выгодно. Вот почему он должен проводить завоевания.
– Вот в этом я не был бы настолько уверен, – буркнул про себя Генерал.
– Ага, и сами, блядь, не знаете, и мне глаза замыливаете! Ладно, а вот объявим мы всеобщую вербовку в армию, пущай сукин сын дивится! У него четверть миллиона, а у меня будет долбаный миллион! А, это ж вам Империя, а не какая-то северная мухосрань! Густав, сколько там было по последней переписи?
– Сто двенадцать миллионов четыреста семь тысяч двести пятьдесят семь совершеннолетних граждан, Ваше Величество, – тут же ответил Густав Ламберо, Секретарь Совета, у которого в голове сидело целых пять демонов.
– А сколько у Птицы, мать бы его горько плакала?
– А он и сам, видно, не знает точно. А вот население завоеванных им территорий можно оценить на двести пятнадцать – двести восемьдесят миллионов человек.
– Даже столько?! – удивился Варжхад. – И откуда же столько червей набралось?
– На севере царит бедность, Ваше Величество. Множатся они в очень быстром темпе, сообщил Ламберо, предлагая принять очевидную логическую связь этих двух фактов.
– Естественное демографическое давление, – сказал Генерал, присаживаясь на парапете перед королем, положив трость на бедре, левую же ладонь на ее ручке. – Раньше или позже, но подобного рода Птица просто должен был случиться. Его несет на волне естественного прироста, сам же он словно молния, разряжающая энергию грозы. Это еще твой прадед издал декрет, закрывающий границы Империи перед иммигрантами. Богач остается богачом до тех пор, пока рядом с ним, для отображения контраста, имеется бедняк. Вот почему наступление Птицы кажется столь абсурдным, если глядеть на карту; его земли, по сравнению с землями Империи и ее союзников, выглядят как блоха рядом, скажем, с драконом. Только это неправильная точка зрения.
– А какая тогда хорошая, а?
– А хорошей будет такая: неполных семьсот лет назад вся нынешняя Империя представляла собой Чурму, залив, остров Маяка, что пошел на дно во время Дюжинолетия, ну и окружающие села. А также имелся барон Анастасий Варжхад, у которого хватило отваги поднять мятеж в самый Великий Мор. А царица Ыкс посмотрела на карту, увидела блоху рядом с драконом и не послала армию вовремя.
– Это что ж за аналогии? – разъярился Бирзинни, закончив какой-то короткий разговор через зеркало. – Это что же? – мы колосс на глиняных ногах? А Птица с его варварской сволочью это будущая Империя?
– В этом мы сможем убедиться только одним образом, – спокойно ответил Генерал. – Подождать. Вот только ты и вправду желаешь разрешить ему построить свою империю?
– У тебя просто искривленная перспектива, – замахал Бирзинни своим деактивизированным зеркалом. – А все это из-за твоего колдовства: все живешь, живешь, живешь, столетие за столетием. История целых государств замкнута между молодостью и старостью; даже если захочешь, этого масштаба тебе не изменить.