С таким проясненным сознанием вхожу на родительское совещание. Я был тут прошлый год, и трудно рассказать, что в один только год могли сделать два энергичных учителя, Янус первый и Янус второй, так я их называю, потому что оба они произошли от одного существа - двуликого Януса. Янус первый, заведующий школой, взял на себя всю хозяйственную часть, ту часть дисциплины в школе, которая связана с необходимостью принуждения; он наказывает учеников, оставляя переплетать после уроков школьные учебные пособия, выколачивает "добровольные" взносы родителей на экстренные расходы по школе, запирает двери перед носом ученика, если он входит в грязных сапогах; как мрачный дух принуждения, он и живет даже в самом школьном здании, и никто никогда не видел, чтобы он хотя бы на минуту присел - его не любят все ученики и ругают через учеников и родители. Напротив, друг его, Янус второй, заведующий учебной частью, действует только лаской, советом, убеждением, он - открытый враг всякого принуждения и всегда подчеркивает, что взносы родителей на школьные нужды добровольные. Он всегда окружен учениками, дома, в школе, в учительской, и побеседовать с ним без этих свидетелей невозможно - его все любят, все хвалят: и родители, и ученики. В памяти учеников есть одно только темное пятно на светлом лике своего ласкового учителя: была одна неделя, когда этот Янус второй остался без первого Януса и взял на себя хозяйство и дисциплину; говорят, он всю эту неделю кричал и даже будто бы раз жалобно завыл у окна...
Оба друга, действуя согласно каждый в своем, сделали в один год школу неузнаваемой. Прошлый год я видел, как ученики вкатывали в печь трехаршинное полено и, по мере того, как один конец в печи подгорал, проталкивали его дальше; было холодно, дымно, грязно даже в полумраке керосинового освещения. Теперь при входе дежурный мальчик взял мое пальто, подал щетку отереть ноги, от центрального отопления было даже слишком тепло, электричество не оказывало даже соринки. В зале, увешанном диаграммами, работами учеников, за столиком плотно друг к другу сидели Янусы, как два лица одного существа: Янус первый, гладко остриженный, короткоголовый, с крепкой челюстью, и Янус второй, длинноголовый, длинноволосый, углубленный. Из родителей двухсот сорока учеников был только ветеринарный фельдшер, бухгалтер кооперативной лавки, бараночница и десять жен башмашников-кустарей. Остальные места были заполнены учениками, присутствующими на всех собраниях.
- Родители не желают являться, - сказал Янус первый, - но мы, подождите, сумеем их принудить, если они не желают добровольно, тем хуже для них...
- Я против принуждения, - сказал Янус второй, - постепенно расширяя сознание родителей, мы заинтересуем их, многие из вас были здесь прошлый год, что вы видели тогда и что теперь...
- Спасибо, - раздались голоса, - осветили и отеплили!
В эту минуту моргает электричество, раз, два... Первый Янус бросается к телефону, слышно, как он говорит в трубку:
- Не прерывайте тока на сегодня, прошу вас, сейчас у нас родительское совещание, я вы-ко-ло-чу деньги, ручаюсь вам, на-днях все получите, вы-ко-ло-чу...
Собрание открывается вопросом о немедленной добровольной раскладке на родителей платежа за электричество.
- А если не будет сделано добровольно, - говорит Янус первый, - то...
- Добровольно, только добровольно, - вмешивается Янус второй, - мы не можем это сделать иначе, как только добровольно...
Янус второй рассказывает подробно, как они, учителя, чтобы только существовать, берут по десяти, двенадцати уроков в день, как они, кроме того, должны заниматься хозяйством, порядком, почти не видят своего дома, почти не бывают на воздухе, не знают жизни, ничего не читают...
Все растроганы, возмущены, ветеринарный фельдшер вскакивает, кричит:
- Принудительно, принудительно, раз мы так не можем, то как Петр Великий, чтобы дубинкой, дубинкой...
Бараночница заявляет:
- Я против ничего не имею, только я желаю, чтобы всем ровно и без категорий, все торговцы и ремесленники поровну.
Башмашница возражает:
- Как же так поровну: мой муж шестнадцать часов в день башмаки делает, он труженик, а вы баранками торгуете.
- Мои баранки всем известны, какие мои баранки, а ваши башмаки с фальшивыми задниками.
Янус первый звонит. Янус второй предлагает формулу добровольной раскладки. Все понимают, конечно, что слово "добровольный" чисто официальное, иначе нельзя занести в протокол, но бухгалтер кооперации имеет счеты с ветеринарным фельдшером и возражает:
- Здесь заявили о Петровской дубинке, нехватает только милиции, а вы говорите добровольное.
Глубоко оскорблен ветеринарный фельдшер, ведь он именно хотел сказать, что Петровскую дубинку должно взять на себя само общество.
- Я сам буду милиционером, - заявляет он, - поручите мне, и я выколочу.
- Не беспокойтесь, - с улыбкой отвечает ему Янус первый, - нам не нужно ни Петровской дубинки, ни милиции, - я вам обещаю, что деньги я получу.
- Принудительно, или добровольно?
- Не все ли вам равно, запишем, что добровольно.
- Конечно, добровольно, - подтвердил Янус второй.
И записали: добровольно.