Тюркуаза замолчала; она была убеждена, что сэр Вильямс убьет ее, если только она вздумает отказаться быть его сообщницей.
Она взяла векселя и вошла в будуар, где ждал ее Фернан.
Роше был пьян — вокруг него все вертелось, и хотя будуар был освещен только одной свечкой, но ему казалось, что их стоят десятки.
Впрочем, нужно здесь заметить, что в ожидании этой страшной драмы, подготовленной подлым Андреа, камин в будуаре не был затоплен, так что если бы пришлось задуть свечу, то вся комната осталась бы во мраке.
Тюркуаза положила перед Фернаном пять векселей, которые тот хотя и с большим трудом, но все-таки подписал.
Тогда Тюркуаза крепко пожала его руку и прошептала: «Благодарю тебя, мой милый друг, за того, кого ты спасаешь этим!»
Она взяла векселя, воротилась в гостиную и подала их сэру Вильямсу, который взял их и спокойно сложил.
— Хорошо, — заметил он, — теперь отправляйся, человек с ножом скоро придет.
Тюркуаза воротилась в будуар, а Андреа вынул бумажник, чтобы положить в него добытые векселя… но он вдруг задрожал, потому что ему послышалось сзади человеческое дыхание.
Он обернулся…
Потухавшее пламя бросало вокруг себя слабый свет; но тем не менее низкий негодяй заметил в двух шагах от себя неподвижную тень — а" наверху этой тени две блестящие точки, светившиеся во мраке, как глаза тигра.
Неужели в эту минуту к Фернану явился спаситель?
Вернемся назад.
Мы, вероятно, помним, что когда Тюркуаза уехала в Париж, то Рокамболь и Вантюр возвратились назад в харчевню.
— Черт побери! — ворчал импровизированный трактирщик. — Пусть меня лучше повесят, если я только хоть что-нибудь понимаю из всего этого.
Рокамболь расхохотался.
— Почтеннейший, — проговорил он, — человек никогда не может знать всего и всего понимать, но, пожалуй, я тебе объясню, почему этот болван, перед которым мы разыгрывали всю эту штуку, может слышать — но не может двигаться и говорить.
— Я не верю в колдунов, — заметил скептически трактирщик.
— Вы никогда не были в Америке, Вантюр? — спросил Рокамболь.
— Никогда.
— Очень жаль, иначе бы вы знали, что там живут дикие люди, обладающие многими весьма дельными познаниями как в медицине, так и в свойствах различных корней и трав.
Вот эти-то милые люди и продали мне тот серый порошок, который я всыпал вчера в бордо и который имеет свойство парализовать на известное время все чувства за исключением одного слуха.
— Так. А долго ли этот болван будет наслаждаться таким положением?
— До завтрашнего вечера.
— Ну, а завтра?
— Это уж мое дело.
— Что же мы-то будем делать до тех пор?
— Сначала поужинаем, а потом ляжем спать… Через несколько минут после этого они привели свой план в полное исполнение.
Леон Роллан находился все в одном и том же состоянии. Он вспомнил случаи, что живых людей принимали за мертвых, и затрепетал.
Наконец, на другое уже утро дверь в его комнату отворилась, и к нему кто-то вошел.
— Каков! — пробормотал голос трактирщика. — Хорош, он все еще спит и даже не проснулся в эту ночь.
И Вантюр опять ушел.
— Он, вероятно, опять придет, — подумал Леон, — потом зайдет еще раза два или три и, наконец, подумает, что я умер.
Конечно, если бы летаргия Леона Роллана продлилась еще несколько часов, то он очнулся бы, верно, с поседевшими волосами и состарившись на десяток лет — но это ужасное положение прекратилось вдруг.
Сначала к нему возвратилось зрение, затем он нервно вздрогнул и почувствовал, что движение тоже возвратилось к нему.
Он вскрикнул.
На этот крик явился трактирщик.
— А, наконец-то вы проснулись, — заметил он.
— Где она?
— А вы, барин, славно спите, — продолжал трактирщик.
— Где она? — повторил еще раз Леон.
— Кто она?
— Дама, которая приехала со мной.
— Гм!.. надо предполагать, милейший, что она так же думала о вас, как и о всяком другом… она снова уехала в Париж.
Леон вскрикнул… итак, это была правда, что Тюркуаза уехала.
Он проворно вскочил с постели.
— Я хочу ехать тотчас же в Париж, — крикнул он и бросился на лестницу.
Проходя через кухню, он услышал сзади себя хриплый голос, кричавший ему: «Барин, если хотите ехать в Париж, то я живо свезу вас туда».
Леон обернулся и увидал вчерашнего почтаря в рыжем парике, который сидел у печки и спокойно покуривал себе трубочку.
— Давай, скорей лошадей!
— Подаю, только, барин, я съем здесь кусочек хлеба да выпью стаканчик вина. Эй! Вантюр! (Вошел трактирщик.) г
— Я еду на обратных и вот зараз отвезу и барина, а поэтому-то, милый друг, дай нам чего-нибудь поесть и выпить.
— Я не голоден, — заметил Леон.
— Все равно! Вам, вероятно, захочется пить, когда я вам расскажу тайну одной особы.
— Вы!
— Ну да. И почтальон сел к столу.
Последние слова почтаря взволновали всю кровь у Леона.
Несчастный безумец машинально сел за стол с почтарем, налил себе стакан вина и выпил. Ему хотелось узнать что-нибудь.
Трактирщик уселся рядом с ними и снова налил Леону вина.
— Что же вы знаете? — допытывался Леон.
— Ведь я, — начал почтарь, — был в услужении у этой госпожи.
— А!
— Да выпейте же, — угощал между тем добродушный трактирщик, беспрестанно подливая Леону вина.
— Этот господин, — продолжал почтарь, — настоящий мерзавец, он бьет напропалую эту развратницу и, вероятно, кончит тем, что добьет ее.
— А! — вскрикнул Леон, схватив со стола большой кухонный нож. — Тогда ему будет беда!
— Если бы этот негодяй" умер, — продолжал почтарь, — то она была бы одной из самых счастливейших женщин, так как она сходит с ума от любви к вам.
— Если так, — вскрикнул опять Леон, — то я убью его.
Через час после этого Леон был страшно пьян.
На Леона, как и вообще на всех людей из простого звания, вино действовало убийственным образом, возбуждая в нем жестокость и свирепость.
Трактирщик с помощью Рокамболя усадил Роллана в экипаж, который помчался быстрее вихря в Париж.
Когда карета доехала до Рульской заставы, то столяр, благодаря тому, что Рокамболь не переставал поить его всю дорогу, был почти не человеком — опьянение сделало из него хищного зверя.
Карета быстро проехала предместье, повернула в улицу Виль л'Евэк и с шумом въехала во двор отеля Тюркуазы. ЙГ
— Идем! Идем! — шептал почтарь.
Леон, шатаясь, следовал за ним и яростно махал во все стороны длинным ножом.
Глаза его налились кровью, и вокруг него все представлялось в красном цвете.
На дворе отеля и на лестнице не было ни души. Почтарь шел вперед и указывал ему дорогу.
— Я уверен, — говорил он, — что он теперь там наверху вместе с ней.
Они прошли приемную комнату и подошли к будуару. Здесь они встретили лакея.
— Куда вы лезете? — крикнул он. Леон молча, грубо оттолкнул его.
— Мне нужно видеть барыню! — крикнул он.
— Их нет, или, лучше сказать, они теперь с барином…
Эти несколько слов окончательно взъярили столяра.
Он толкнул еще раз лакея и громко стукнул в дверь будуара.
— Отворите, отворите! Или я вышибу дверь, — заорал он во все горло.
— А теперь, — проворчал Рокамболь, — будь что будет… я же бегу…
Отдав векселя сэру Вильямсу, Тюркуаза снова вошла в будуар, где Фернан полулежал на диване, предавшись какому-то восторженному блаженству.
— Вы благородны и добры, мой милый друг, — шептала она, садясь около него, — в настоящую минуту есть на этом свете один человек, который выходит из этого отеля, благословляя вас.
— Этому человеку надо благословлять тебя, мой ангел.
— Боже! — шептала она. — Я еще никогда не была так счастлива, как теперь.
В это самое время во дворе послышался какой-то особенный шум… на лестнице раздались шаги и чьи-то голоса.
Шум этот заставил Фернана невольно вздрогнуть… он привстал со своего дивана.