его морским божеством наряду с другими богами".

I

Куда б он ни ушел, я не пойду за ним. Его глаза

Ужасны и сейчас. Они всегда такими были,

Тождественные, родственные морю.

Сегодня я нашел его. Искал я долго,

Пока нашел среди сетей; расспрашивал упорно

Я рыбарей; они смеялись надо мной до колик.

Искал его я многодневно среди утесов, думая найти

Одни останки, и когда мелькнула радость

Свиданья в голубой пещере-рта,

От неожиданности стало больно узреть его живым.

Конечно, куда б он ни ушел, я не пойду за ним;

Казалось, для отдыха становится он чуждым;

И море мрачное сейчас его волшебный дом.

Нырнуть он может в странные глубины,

Туда, где не бывает вовсе света, как полагаем мы.

Вот и сейчас он странные слова произносил.

Не понимал я половины нашей с ним беседы.

Когда же я увидел н е ч т о, он внезапно прыгнул,

Как будто выстрелил серебряным лучом вглубь.

Три дня потратил я, сраженный роком,

И все-таки он больше не пришел.

Он даже и виду не показал, что, дескать, знает,

Что я следил за ним,

скользящим сквозь стекло глубин.

II

Они пеняли мне, что паутину я пробовал сучить,

Не понимая странный интерес,

Они насмешничали по поводу прихода.

Что ж, я приду опять.

А прошлой ночью я заметил

три белые фигуры, что двигались

За гранью волн далеких,

неся моряцкий белопенный крест.

Я отчего-то догадался: он был одним из них.

Ойме, Ойме! Я думаю, приходят они ежеминутно

В царство воздуха из сердцевины моря,

Они — вон та вдали-влекомая дорожка от берега.

Когда впервые я нашел его, он спал, как будто

Отлеживался после долгого ночного лова на глубине.

И только он очнулся,

осколок старой дружеской улыбки

Прорезался у губ его и брезжил, пока он был со мной.

Но и тогда пугающие проблески сверкали

Сквозь серо-глубокие глаза, как будто

Он насквозь смотрел, меня не видя. И когда

Он пробовал заговорить, то это было мучительно.

А следом он нарвал травы и приказал мне съесть.

А затем меня покинул, оставил ради моря, его красот,

Враз ухватился за волну и эдак убыл.

III

Я удивился, что он настоял,

насмешничая с этою травой,

Предположить не мог я длительность потери.

С тех пор я не жил в материнском доме.

Я понимал, они меня считают сумасшедшим,

Долгими ночами я часто посещал тот окаем,

считая, что найду

Когда-нибудь траву, что предлагал мне он.

Возможно, он и не шутил; они сказали просто больше

Насчет той широко-захватной власти,

Чем жены старые прикинули за них.

Возможно, обнаружь я заповедную траву,

и он бы объявился снова,

Возможно, эти странные красоты

его б обрисовали здесь,

Хотя б для них он вряд ли бы покинул

Свой новообретенный экипаж,

что мчится на два фута в глубине,

Смеется в штормы и рыбацкие рвет сети.

Ойме, Ойме!

ПЕСНЯ

Голоса на ветру:

Мы одеты в голубое, в крап,

Все лагуны и все шхеры

Исстари знакомы с нами, наши новонайденные девы.

Есть весьма секретный трап

Моряцкого восхожения…

Вне ветра:

Ойме, Ойме!

Я удивился: ветер почему, поверьте, даже ветер

Насмешничает надо мной сейчас всю ночь, всю ночь,

И может, заблудился я среди утесов,

Которые сказали, что некогда упал я вниз

Сквозь удила-расщелины морские, чтобы больше

Не ощущать клоаки теплой солнца или купанья

В росе моих усталых глаз, их исцеляя.

Напрасно пытались задержать меня,

Среди четырех стен запрятав. Я не мог остаться.

Ойме!

И ветер вторит мне: Ойме!

Я так устал сегодня.

Знаю я: трава должна расти повсюду

Вдоль фракийского исхоженного побережья,

Если только он сможет выбрать время

И отыскать ее вновь для меня.

Окончание стенания по Главку


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: