Наверное, потому, что после многочисленных переездов уяснила, что на новом месте начинается новая жизнь с новыми друзьями. Кого-то это, возможно, привлекало, но Лейни нет.

Кто-то, возможно, любит кочевую жизнь, но не она.

Она уже и забыла, как больно было расставаться с друзьями.

Сморгнув слезы, Лейни посмотрела на фотографию, где она была снята четырнадцатилетней. Почему-то она стала полнеть между тринадцатью и четырнадцатью, и продолжалось это до тех пор, пока ей не исполнилось девятнадцать. Но и тогда никто не назвал бы ее стройной или изящной, хотя она и избавилась от тех самых излишков, которые стала набирать, будучи подростком. А может… это не было такой уж неожиданностью? Лейни еще раз взглянула на снимок. Эта девочка, на-i юловину Лейни, наполовину совершенно незнакомый человек, выглядела грустной. Четырнадцать.

Значит, в тот год она пошла в девятый. Может, они снова переехали? Лейни без всяких подсчетов могла ответить утвердительно. Ведь они постоянно куда-то переезжали.

Она напрягла память. Четырнадцатый день рождения. Шестое августа.

Да. В то лето они переехали, и все дети в округе рассказывали ей, как ужасна, по слухам, та школа в рабочем районе. Она плохо помнила тот переезд — уже тогда она поняла всю прелесть умения забывать. Чем быстрее ты забудешь своих друзей из последнего города, тем менее болезненным будет расставание.

Зато она хорошо помнила, что соседские дети оказались правы. Школа была ужасной.

Десятиклассники терроризировали младших детей, отлавливали их в коридоре, ведшем к буфету, и прижимали к стене. Они осыпали их оскорблениями, инстинк-тивно чувствуя, какая колкость причинит больше боли. Прийти в женский туалет можно было только в противогазе — так там было накурено. Дорога домой на автобусе вообще была пыткой. Одна самая крутая десятиклассница избрала новенькую — Лейни Эймс объектом своих издевательств. Никто не хотел сидеть рядом с ней из страха попасть Рите под горячую руку. А это означало, что Лейни приходилось в одиночестве терпеть Ритины тычки острым карандашом и обидные замечания насчет ее полноты, одежды, волос и всего прочего.

Смысла обсуждать эту тему с отцом не было. Однажды она попыталась — он тогда услышал, как она плачет, и спросил, в чем дело.

«Ну, ты ешь слишком много для девочки», — заявил он, когда она пожаловалась, что Рита обозвала ее жирной. Естественно, она ела много. Она была одиноким ребенком, которому не к кому обратиться за утешением. Поэтому ее лучшими друзьями стали тосты с корицей и толстым слоем масла.

Лейни вернула снимок в коробку и начала перебирать остальные фотографии, пока не нашла ту, которая заставила ее улыбнуться. Она была сделана в Нейплзе через несколько месяцев после переезда. Этот переезд оказался не таким тяжелым, как предыдущие, возможно, потому, что рядом была Триш, которая помогла ей в переходный период. Конечно, первый день в новой школе был очень тяжелым, но Лейни чувствовала себя спокойнее оттого, что знала хоть кого-то в городе.

У Лейни заурчало в животе, и она поняла, что голодна. С чего бы это? Разве можно проголодаться после такого обеда, что был сегодня?

Очевидно, ее желудку чужда логика. Он требует еды. Лейни взяла стопку верхних фотографий и пошла на кухню. Прежде чем приступить к готовке, она переки нула вещи из стиральной машины в сушилку.

Открыв холодильник, Лейни прикинула, что можно съесть. Она не была очень уж голодна. Ей просто хотелось перекусить, пожевать что-нибудь вкусненькое, пока она будет рассматривать оставшиеся фотографии.

— Ой, кажется, это крем-брюле! — Ее желудок заурчал в предвкушении.

Она очень любила этот нежный крем с яичным привкусом и теплой хрустящей карамельной корочкой. Наверное, отец вчера купил его в ресторане.

Лейни вытащила одну формочку и поднесла к носу. Вероятно, действие волшебных таблеток Блейна было недолгим, потому что она явственно ощутила аромат крем-брюле, хотя это был просто крем, без брюле.

Это легко исправить. Кажется, в ящике, рядом с вафельницей, она видела специальную горелку.

Лейни посыпала крем сахаром и поставила формочку рядом с тостером, а потом принялась искать горелку. У нее была такая же в Сиэтле. Заправляешь ее газом, нажимаешь на запал и — вуаля! — через минуту сахар поджарен.

Посмеиваясь, Лейни достала горелку из ящика. Свою она продала за пятнадцать баксов (исходная цена $39.95) на той самой адской гаражной распродаже. Тогда она решила, что кулинарная горелка ей не нужна. Можно достичь точно такого же эффекта, если поджаривать присыпанный сахаром десерт в духовке. Однако при этом нагревается сам крем, а сахар не пла-иится. К тому же с горелкой проще, можно контролировать процесс. А в духовке поймать момент сложно — то сахар еще не начал плавиться, то он уже сгорел. Бе-е.

Нет ничего противнее резкого привкуса пережаренного сахара на нежнейшем креме.

Лейни повернула форсунку горелки, чтобы открыть доступ газа, и несколько раз нажала на запал.

Гм. Огонь не загорался.

Она достала из ящика коробок спичек, зажгла одну и поднесла ее к дырочке в горелке, откуда по идее должен идти газ.

Не добившись результатов, Лейни задула спичку и бросила ее в мусор, а потом закрутила форсунку. К счастью, в ящике рядом со спичками она видела маленькую белую канистру с красной надписью.

Мысленно благодаря отца за запасливость, Лейни вытащила из горелки емкость для газа и просто из любопытства понюхала ее, проверяя, пустая она или нет.

Она так и не поняла, зачем это сделала и что заставило ее поднять голову. Наверное, это было ощущение, что за ней наблюдают. Или, вероятно, у нее затекла шея, и ей захотелось потянуться. Что бы это ни было, Лейни подняла голову именно в тот момент… и выронила канистру с газом, упершись взглядом в лицо Триш, которая подглядывала за ней в окно.

— Чумовые выходные, — пробормотала Лейни, повернув на Саншайн-Паркуэй и поспешив к офису.

Вечером в пятницу она наконец-то рассказала Триш о своей новой работе, отчего та пришла в восторг. Однако каждый раз, когда Лейни поворачивалась, ей казалось, что кто-то из членов семьи следит за ней. Как будто они боятся, что она утащит семейное серебро или что-нибудь в этом роде.

— Не понимаю, что они нервничают. У нас же нет фамильных ценностей, чтобы их можно было бы своровать.

— Простите?

Лейни подняла взгляд и обнаружила, что едва не налетела на мужчину.

— Ой, извините, — сказала она.

— Все в порядке, — ответил ей мужчина и спросил:

— Вы здесь работаете?

— Где? В «Бесстрашных сыщиках»?

Она оглядела незнакомца. Потенциальный клиент? Не исключено. Он был одет в синие брюки и белую рубашку с вышитым на правой стороне груди именем «Дейв».

— Да, — подтвердил мужчина.

— Да, работаю.

О-о! Круто! Ее первый собственный клиент! Плохо, что у нее нет ключа от офиса, чтобы впустить его. Вот было бы здорово составить досье на ее первого клиента с помощью новой программы, которую…

— Отлично. Тогда оставлю это вам, — сказал мужчина.

Он открыл задние дверцы небольшого грузовичка, стоявшего у тротуара, и вытащил оттуда потрясающий букет. Там были и белые розы, и розовые герберы, и еще какие-то алые цветы, названия которых Лейни не знала. Все это разноцветье изящно перемежалось зеленым.

— Какая красота! — воскликнула она и подумала, что в выходные Джек, вероятно, произвел неизгладимое впечатление на свою милашку и, стремясь добить се, решил послать ей цветы.

Все верно. Она провела выходные под бдительным оком своих родственников, а Джек развлекался со своей красоткой в Майами. Это лишний раз доказывает, как далеки друг от друга их миры.

— Ты заказала для меня цветы? Как мило. Извини, но у меня для тебя ничего нет. У нас годовщина? Я всегда забываю подобные вещи, — съехидничал Джек, поставив машину на то же место, с которого только что уехая грузовичок, привезший цветы.