Как она могла отказать ему? Карлина позволила ему обнять ее, почувствовала прикосновение его губ. Он никогда прежде не целовал ее, разве что по-братски, в щечку. Да во время обручения, но тогда она, признаться, ничего не почувствовала. Должно быть, со страху… На этот раз все было по-другому, девушка испугалась, когда он попытался языком раздвинуть ее губы. Пассивность жены возбудила Барда больше, чем неприкрытое изъявление ответной страсти.

Когда они отодвинулись друг от друга, Бард глухо, с трудом выговорил:

— Я люблю тебя, Карлина. — И сам испугался, услышав эти слова.

Затем он вновь обнял ее — ей было трудно сопротивляться вспыхнувшей в ее душе нежности. Она кончиками пальцев коснулась щеки Барда.

— Знаю, муж мой.

Потом он отпрянул от нее и вышел. Карлина долго смотрела на захлопнувшуюся дверь. Мысли смешались, душа томилась и тосковала по тишине и покою, благодать которых была разлита вокруг острова Безмолвия. Казалось, теперь этому не бывать. Никогда она не запрется в келье, не отдаст себя молитве, которая накрепко свяжет ее с богиней Аваррой. Все было так смутно, зыбко… Должна ли она покинуть родной дом? Или изменить самой себе и остаться здесь, стать женой Барда Астурийского? «Возможно, — подумала девушка, — это не так уж и плохо. Когда мы были детьми, у нас было столько общего, мы не испытывали никакой неприязни друг к другу — наоборот, нам всегда было весело и уютно вдвоем».

— Карлина, — отвлек ее голос одной из женщин. — Взгляни-ка, что мне делать с этим куском? Края истрепались, а вот здесь полотно совсем испорчено…

Принцесса подошла и склонилась над швеей:

— Давай-ка растянем и посмотрим. Может, что-нибудь и можно будет использовать. Да, для простыни слишком узко… А что, если вырезать вот так и сшить маленькую диванную подушечку? Набьем ее шерстью, поверху пустим вышивку…

— Ах, леди, — усмехнулась одна из девушек, — как вы можете думать о подобных вещах, когда вас только что покинул любимый?..

Последнее слово неожиданно резануло слух — не муж, как то было до сих пор, а любимый!.. Кровь прилила к щекам. Несколько секунд она не знала, что сказать, потом собралась с силами и ответила спокойно, даже бесстрастно, однако несколько витиевато. Вероятно, от смущения…

— Катрина, я всегда считала, что тебя прислали сюда, чтобы ты обучилась шитью и вышиванию, как то пристало всем благородным девушкам. Однако мне кажется, что и с манерами у тебя не все ладно — следует говорить «муж». Вот как будет вежливо и прилично! А то не избавишься от насмешек. Все сочтут тебя деревенщиной.

Бард со своим отрядом скакал всю ночь до рассвета. В темном ясном небе висели четыре луны, все в разных фазах. Бледный диск Мормаллора висел поодаль над холмами и сопровождал их всю дорогу, заливая путь неровным серебристым светом, до самого рассвета, когда небо на востоке начало наливаться багровым заревом. Словно кто-то подпалил небосвод…

Бард все время мысленно возвращался к моменту прощания с Карлиной. До сих пор помнил вкус ее сухих губ. Это было здорово, восхитительно… Пусть она даже не откликнулась на его страсть, настанет день, когда она сама прильнет к его губам. Он верил, что близок тот день, когда Карлина исполнится гордости от сознания, что ее муж — великий воин. Королевский знаменосец. А то и капитан армии его величества. Там, глядишь, и генерал… Размечтавшись, он почти не обращал внимания на своих людей, просто держал их в поле зрения.

По правую руку от него скакал Белтран. Принц был одет во все темное, лицо скрыто капюшоном плаща. Был он угрюм и всю дорогу жаловался Барду:

— Тебе-то хорошо, сияешь как полная луна. Конечно, доверили командовать большим отрядом. А мне наплевать! Я бы куда охотнее отправился на север, в поход на Хамерфел, вместе с отцом. Уж там бы он убедился, чего я стою на самом деле. А здесь как отличиться? Послали изрубить каких-то обозников!.. Что мы, банда, что-ли?..

Бард несколько раз пытался объяснить ему, что их вылазка — узловой момент всего стратегического плана. Представим на миг, что дело у Хамерфелдского замка не выгорит и герцог сумеет отбиться. Все равно, если Эрик Риденоу не дождется каравана с клингфайром, они не посмеют выступить. Так что именно от их отряда зависела судьба кампании. Однако Белтрану, к удивлению Барда, было на это наплевать. Принца обижало, что его лишили права скакать во главе армии по правую руку от короля. Он так и заявил Барду:

— Меня утешает только то, что и тебя там нет. Эта честь, — проворчал Белтран, — досталась проклятому Джереми. Черт бы побрал всех Хастуров!

В этом Бард согласился с принцем.

— Твой отец обещал, что пошлет со мной Джереми, он должен был руководить нашими лерони. А в последний момент он решил, что не может отпустить Джереми, и выделил трех чужаков.

Бард невольно глянул на чародеев. Они скакали отдельной группой, чуть поодаль от остальных. Во главе высокий, пожилой, седоватый ларанцу — его громадные ярко-рыжие усы свисали до подбородка; его сопровождали две женщины. Одна очень полная, восседавшая на крупном осле, который, к удивлению Барда, бежал резво; другая, похожая на подростка, худенькая, закуталась в серый плащ — непременный атрибут колдунов. Бард не мог даже сказать, какого цвета у нее волосы, какая фигура. Он ничего не знал об этих трех чужаках — умелые ли они лерони, есть ли у них опыт в такого рода делах. Не оставляло сомнение — признают ли они в нем, молоденьком мальчишке, достойного и сурового командира. В особенности ларанцу — по виду он много повидал и, хотя, как в общем-то все колдуны, не носил оружия, исключая большой кинжал, которым могли владеть и женщины, вид у него такой, словно подобные экспедиции вполне привычны и он участвовал в них еще в ту пору, когда Барда и на свете не было.

Сначала юноша решил, что Белтран дуется именно из-за этого, однако потом стало ясно, что принц ведет себя совсем как ребенок. Тот завидовал Джереми.

— Вот, мы дали клятву, что будем неразлучны и в этом году только вместе будем участвовать во всех сражениях, а теперь он взял и умчался с королем на север. Разве так поступают побратимы?

— Послушай, брат. — Бард попытался объяснить ему, что на войне не выбирают. — Солдат подчиняется только приказу командира, и его желания в расчет не принимаются.

Белтран, казалось, ничего не понял. В голосе принца по-прежнему сквозила обида:

— Ну да, приказ. Я уверен, что, если бы Джереми сообщил отцу о нашей клятве, тот отнесся бы к ней с пониманием — ведь это дело чести — и отпустил бы Джереми с нами. И не уговаривай меня — глупее задания не придумаешь… Надо же, захватить какой-то караван! Что здесь сложного! Уж не труднее, чем погоня за бандитами на границе.

Принц все бубнил и бубнил, поминая недобрым словом Джереми, да и Барда не забывал. В какой-то момент у того даже мелькнула мысль — ему стало ясно, почему король не поручил захват обоза принцу. Мало того, что Белтран даже в толк не мог взять важность рейда, своим занудством он извел людей еще до первой стычки.

«Все-таки поразительно, до какой степени Белтран не обладает стратегическим чутьем. Пока мы были детьми, он казался добрым, правда несколько злопамятным, малым, теперь, когда пришла пора пораскинуть умишком, оказалось, что и раскидывать нечем. Конечно, выбора у короля нет — разве можно оставить армию на попечение подобного недотепы. Ясно, что для этого нужен другой — его племянник. Что еще оставалось делать Одрину, как не женить меня на Карлине. Убивает сразу двух зайцев — есть кому присмотреть за армией и Белтраном. Выдай он, к примеру, Карлину за чужого принца — зятек после смерти Одрина в два счета подомнет его наследника».

Он попытался еще раз обратить внимание Белтрана на особую важность их миссии, однако тот надулся, потом неожиданно заявил:

— Я могу понять тебя, Бард. Тебя назначили командиром, вот ты и пыжишься, из кожи лезешь, чтобы доказать, какое ответственное, сверхважное поручение дал тебе отец. Это поднимает тебя в собственных глазах — ну еще в глазах сестры, — но мне-то не надо доказывать. Я же тебя насквозь вижу…