Гарри ответил, что так, и все засмеялись.

Миссис Тэйт с яростью произнесла:

— А вы, мужчины, лучше бы добились, чтобы ваш папочка делал что-нибудь для семьи, а не устраивали бы дурацкие представления перед чужими людьми.

— То есть, — сказал мистер Тэйт, — лучше бы нам всем стирать свое грязное белье при людях, которых это не касается. — Он вежливо повернулся к доктору: — Наверно, у вас была какая-то причина, раз вы сюда приехали. Может, я чем могу помочь?

— Так вот оно что, — неуверенно произнес доктор и посмотрел на мальчика. — Вы говорите, он в точности похож на отца?

«Раз так, — подумал я, — какая тут может быть мутация? Мутация — это нечто новое, отличное от родителей. Если он — точная копия, то его строение и цвет передались по наследству. А если строение и цвет наследственные, возможно, группа крови и внутренние органы…»

На Оленьем Роге снова загремел гром. И я подумал: «Значит, его отец тоже мутация». А доктор спросил:

— Кто же был этот человек, Салли? Я всех в этих горах знаю, но никогда не встречал никого, кто бы соответствовал этому описанию.

— Его зовут Билл, — сказала она, — так же, как мальчика. Фамилия — Джонс. Так он говорил.

— Врал он все, — сказала миссис Тэйт. — Он такой же Джонс, как и я. Это-то мы выяснили.

— Как он сюда попал? — спросил доктор. — И откуда? Он что-нибудь говорил об этом?

— Он сюда приехал, — сказала миссис Тэйт, — в грузовике от какой-то мастерской электроприборов — кажется, Гровера в Ныохейле. Он говорил, что это новая мастерская, что они осматривают все телевизоры в наших местах и предлагают бесплатную починку и настройку, если обойдется меньше пяти долларов. Это для рекламы фирмы. Так что я дала ему посмотреть наш телевизор, и он почти час с ним провозился и ни цента не спросил. Телевизор после этого работает хорошо. На том бы дело и кончилось, да Салли все вертелась у него под ногами, вот он ее и приметил. Начал ездить да ездить — и вот видите, что получилось.

Я сказал:

— Никакой мастерской Гровера в Ныохейле нет. И никогда не было.

— Мы это выяснили, — сказала миссис Тэйт. — Когда мы узнали, что будет ребенок, то пробовали найти мистера Джонса, но оказалось, что он все о себе наврал.

— Мне-то он говорил, откуда приехал, — мечтательно сказала Салли.

Доктор спросил нетерпеливо:

— Откуда же?

Причудливо изогнув губы, чтобы произнести незнакомые звуки, Салли сказала:

— Грилианну.

Глаза доктора широко раскрылись.

— Это еще что за дьявольщина?

— Нет такого места, — сказала миссис Тэйт. — Даже школьный учитель не мог найти его в атласе. Просто очередное вранье.

Но Салли прошептала:

— Грилианну. Он так это говорил, что слово звучало точно название одного из самых прекрасных мест на свете.

Над Оленьим Рогом расползлась грозовая туча. Ее края затенили солнце. Сверкали молнии, и раскатывался гром. Я сказал:

— А можно взглянуть на ваш телевизор?

— Отчего же, — сказала миссис Тэйт. — Можно. Только не испортите его. Чего бы он ни натворил другого, а уж телевизор-то он хорошо настроил.

— Не испорчу, — пообещал я.

Поднявшись по покосившимся ступенькам, я обогнул старика и его разжиревшую собаку. Прошел в гостиную, где царил беспорядок: из дивана торчали пружины, на полу не было коврика, а шестеро ребятишек, похоже, спали на старой латунной кровати в углу. Телевизору было, вероятно, года четыре, но он был самый большой и самый лучший из тех, какие выпускались в то время. Покрытый лоскутом красной материи, в комнате он почитался едва ли не за святыню.

Я снял заднюю стенку и заглянул внутрь. Сам не знаю, что я ожидал там увидеть. Просто мне показалось странным, чтобы человек пошел на мошенничество с грузовиком и на даровую починку телевизора. Какая-то выгода в этом наверняка была. В устройстве телевизоров я не очень-то разбирался, но даже на мой неопытный взгляд было ясно, что мистер Джонс сделал с внутренней схемой что-то странное.

Совершенно неизвестный компонент находился на внутренней стенке — небольшое приспособление, размерами не больше чем в два моих ногтя.

Я установил заднюю стенку и включил телевизор. Как и говорила миссис Тэйт, работал он очень хорошо. Лучше, чем ему полагалось. У меня было странное подозрение, что мистер Джонс сделал так, чтобы не надо было больше звать никакого мастера. У меня было подозрение, что этот компонент чем-то важен для мистера Джонса.

Интересно, сколько таких штук он установил в телевизорах по всему округу и, главное, для чего.

Я выключил телевизор и вышел. Доктор все еще разговаривал с Салли.

— …Он хочет сделать еще кое-какие анализы, — услышал я его слова. — Я могу взять тебя и Билли прямо сейчас.

Салли, казалось, пребывала в сомнении и собиралась что-то сказать. Но решение за нее уже было принято. Мальчик закричал диким голосом:

— Нет! Нет!

С неистовой силой молодого животного он вырвался из рук матери, прыгнул на землю и бросился к лесу с такой скоростью, что никто не смог бы его поймать.

Салли улыбнулась:

— Он испугался всех этих блестящих аппаратов и странных запахов, — сказала она. — Он не хочет возвращаться. А разве с ним что-нибудь неладно? Тот доктор сказал, что он здоров.

— Дело не в этом, — неохотно продолжал Каллендер. — Просто он хочет кое-что уточнить насчет рентгена. Это может оказаться важным на будущее. Ну вот что, Салли. Поговори-ка ты с мальчиком, а я приеду через денек-другой.

— Ладно, — сказала она. — Поговорю.

Доктор поколебался, потом сказал:

— Если хотите, я могу поговорить с шерифом насчет того, чтобы этого человека нашли. Раз это его ребенок, он должен что-то выплачивать на его содержание.

В ее глазах мелькнуло выражение тоски и задумчивости.

— Я всегда думала — возможно, если бы он знал о ребенке…

Миссис Тэйт не дала ей время закончить.

— Да и впрямь, — сказала она, — поговорите-ка с шерифом. Пора кому-нибудь что-нибудь сделать, прежде чем этот щенок сам станет мужчиной.

— Что ж, — сказал доктор, — попробуем.

Напоследок он бросил разочарованный взгляд на лес, где скрылся мальчик, мы попрощались, сели в фургон и уехали. Небо над нами совсем потемнело, а воздух стал тяжелым от запаха дождя.

— Что ты об этом думаешь? — спросил я наконец.

Доктор покачал головой:

— Будь я проклят, если знаю. Очевидно, внешние данные — наследственные. Если и другие…

— Тогда и отец — мутант. Просто мы должны учесть еще одно поколение.

— Такое объяснение проще всего, — сказал доктор.

— Разве есть какое-нибудь другое?

Доктор не ответил. Мы переезжали Ручей Опоссума, и начинался дождь.

— А что с телевизором? — спросил он.

Я рассказал.

— Надо прихватить Джада или ребят из электромастерской, чтобы они взглянули и сказали, в чем дело.

— Чем-то пахнет, — сказал доктор. — Воняет будь здоров.

Молния сверкнула так ярко и ударила так близко, что в моем сознании исчезло все, кроме огромной бледно-зеленой вспышки. Доктор взвыл. Фургончик перевернулся на дороге, покрытой тонкой пленкой грязи, и я увидел, как деревья устремляются на нас, а их верхушки наклоняются под внезапным ветром, так что казалось, будто они буквально прыгают вперед. Грома не было. Это я запомнил, не знаю уж почему. Фургончик задел за деревья. Послышался треск. Дверь распахнулась, я вывалился наружу и сквозь мокрое сплетение хлещущих ветвей упал на уходящую из-под ног землю. Я так и продолжал катиться по склону вниз, пока не оказался на дне ущелья. Я лежал там, ошеломленный, глядя снизу вверх на фургон, повисший у меня над головой. Я видел, как через раскрытую дверцу показались ноги доктора. Но тут сверкнула еще одна молния.

Она поглотила фургон, и деревья, и доктора в шаре зеленого огня, и когда вспышка погасла, деревья были выжжены и краска на опрокинутом фургоне пошла пузырями, а доктор катился и катился вниз по склону, очень медленно, как будто устал и не хотел торопиться. Меньше чем за три фута от меня он остановился. Волосы и одежда у него тлели, но это его не беспокоило. Его больше уже ничто не беспокоило! Во второй раз тоже не было никакого грома, хотя молния сверкнула совсем рядом.