Так, на чем мы остановились? Картошка фри. Джек два раза просил добавки — нет, три. Он пожирал ее огромными порциями, поливая кетчупом. Потом он напустил на себя мечтательный вид человека, который наслаждается концертом, полным изысканных созвучий, что не помешало ему набивать живот и дальше! Старк сказал: «Картошка фри — просто класс!» Он похрустел пальцами, потом обнял свою мать — в знак благодарности? Марк был более сдержан. Но он тоже попросил добавки. И выпил вина. Обычно он не пьет. Может быть, он скрывает свои пристрастия? Может быть, он все время притворяется, на случай, если… Он выпил вина. Чтобы отпраздновать что-то? Доктор на этот раз был доволен. Смеялся. Должно быть, вчерашний вечер поэзии удался на славу.
Скопище мерзавцев! Надо выпить чего-нибудь покрепче. Но я боюсь спускаться вниз. Я уверена, что по ночам он рыщет повсюду, с грязными мыслями в голове, с запятнанными руками. Это вгоняет меня в дрожь. Чего бы я выпила, так это немного джина!
Скучно. В газетах больше не пишут о той девушке. Поскольку сейчас каникулы, мы все сидим дома и бьем баклуши. Мы проводим каникулы вместе, как одна семья. Мама довольна. Она напевает, вяжет и улыбается мне с грустным видом.
Папы вечно нет дома. Кларк говорит, что он завел любовницу. Марк при этом выглядит сконфуженным. Он застенчив, наш Марк. Джек играет на пианино и сочиняет песни. Старк все время сидит у себя в комнате, что-то мастерит. Мы ведем себя как паиньки. Смотрим телевизор. Дженни говорит, что телевизор превращает людей в идиотов. Ей-то, по крайней мере, можно этого не бояться.
Джек сказал папе, что мы останавливались в Демберри в тот вечер, когда было совершено убийство. Кларк подтвердил: да, в самом деле, и мы могли бы подвернуться под руку этому маньяку. Старк сообщил, что мы видели ту девушку в баре, а Марк добавил, что она выглядела очень соблазнительно. Все выглядели опечаленными. В глубине души я смеялся. Я смотрел на их головы, подобающим образом склоненные в знак скорби, и смеялся.
Но кто же я? Кто?
Копайте глубже, грязные ищейки! Но я не такой дурак, вы никогда меня не найдете!
Надо просто взять эти записи и отнести в комиссариат. Ничего особенного. Ох, Дженни, ты настоящая рохля, мокрая курица, преступница!
Я слишком много пью, нужно остановиться. Тем более что этот джин — уцененный и на вкус отвратительный.
Они все торчат дома и смотрят этот гребаный телевизор! Не четверняшки, а какие-то сиамские близнецы! Всегда держатся вместе — парни, которым вот-вот стукнет по восемнадцать! Вечно толкутся у меня за спиной, чтобы вдруг неожиданно объявиться — думаешь, что кто-то справа, а он выныривает слева, — и каждый раз я чуть не подпрыгиваю на месте от неожиданности. Старуха вяжет. У доктора много работы. Когда он возвращается домой, то брюзжит и требует еды. Я кручусь как сумасшедшая. Им всем постоянно что-то надо. Доктор сказал — ему, мол, кажется, что бренди убывает слишком быстро. Нужно немного притормозить.
Эта история не выходит у меня из головы. Она сведет меня с ума! Но что может сделать полиция? Сборище недоумков! Только и годятся на то, чтобы сажать бедных девушек в тюрьму! Мне стоило бы снова туда вернуться. Взять отвертку, порешить всех и прикарманить их деньжата. Черт знает что я несу!
Нужно спрятать эту тетрадь. Вдруг кому-нибудь взбредет в голову порыться в моих вещах? Конечно, проще было бы вообще ничего не записывать, но я не могу носить это в себе. Когда я пишу, события проясняются. Когда мы сидели с Мартой в камере, то писали обо всем, что у нас происходит, о том, как мы проводим время, и все такое. Прояснить события — вот что нужно сделать. Подумать, перечитать написанное, сделать какие-то выводы. Я перечитываю то, что написала.
Прежде всего, у меня сложилось впечатление, что он нападает только на женщин. Это уже кое-что. По крайней мере, те две жертвы, о которых он говорит, — женщины. Девочка и привлекательная девушка. Девушка, которая ему нравится…
Интересно, а я ему нравлюсь? Ну разумеется, нет. Я не сексапильна, неряшлива, скорее похожа на фермершу: непривлекательная, невозбуждающая… Хотя… Стоп, это все в прошлом. Я хочу сказать, что я и в самом деле не его тип жерт… женщины. Вот и все.
Стоило бы прочесть пару брошюрок о психических расстройствах. В местной библиотеке наверняка что-нибудь найдется. Хорошая идея! Нужно выяснить, почему он это делает. И предотвратить то, что он собирается сделать. Если я смогу ему помешать, можно будет обойтись и без копов.
Да нет же, я совсем спятила! Я, кажется, собираюсь лечить этого типа вместо того, чтобы сматывать удочки! Дженни, дорогуша, тебе самой нужно лечиться! Я не знаю, что делать. Я в полной растерянности. Как та девица из сериала, которая все время говорит: «Я в полной растерянности, Энди, милый!» Так вот и я тоже… милая!
Надо еще чуток хлебнуть… то есть в смысле курнуть. 3-звините, мэм.
Эти каникулы никогда не кончатся! Сегодня я почувствовал сильное желание. Вышел посмотреть, не найдется ли чего интересного.
Конечно, есть одна девчонка, которая живет по соседству, но она мне не очень нравится. Этакая симпатяшка с косичками. Мелковата для меня. Теперь я мужчина и не испытываю возбуждения, убивая малолеток. Предпочитаю девушек своего возраста. Они отлично знают, чего хотят. Как та, в Демберри.
Когда я испытываю желание, то беру свой нож и провожу им у себя под одеждой, пока мне не становится лучше. Однажды я вот так убью кого-нибудь. Возьму нож и всажу его в ее тело изо всех сил. Кровь потоком хлынет у нее изо рта. Мне нравится рассказывать себе об этом.
У мамы грустный вид. Она не слишком следит за собой.
Марк пишет научную работу. Кларк повторяет экзаменационные билеты. Джек сочиняет мелодию. Старк чинит компьютер. Папы часто нет дома, а когда он возвращается, то от него пахнет духами. Но я не могу только и делать, что утешать маму.
Завтра наш день рождения. Будет куча подарков. Я знаю, что могло бы быть хорошим подарком, замечательным подарком, «королевским лакомством», как говорит папа, обозревая девиц на пляже.
Но только не кто-то вроде Дженни. Эта деваха довольно неотесана и всегда пьяна. Не понимаю, как ее держат в доме. Когда я обзаведусь семьей, то буду нанимать только хорошеньких девушек, чтобы прислуживали за столом, — хорошо сложенных, улыбчивых. А не воровок, вышедших из тюрьмы.
Мне нужно найти что-то забавное в этот день рождения, чтобы повеселить себя, пока остальные будут есть торт и нахваливать маму. У меня есть идея.
Маленькая свежая идейка.
До свиданья, дневничок, мне пора приниматься за дело.
Какую еще мерзость он задумал?
Они все ушли в кино. Я одна со Старухой. «Симпатяшка с косичками» — это, должно быть, Карен, дочка Блинтов. Нужно позвонить им и сказать… Сказать: «Извините, я ошиблась номером» — еще до того, как начать пороть всякую чепуху, пока они не вызвали санитаров из психушки.
Может быть, это я у него на уме? Нет: к счастью, я ему не нравлюсь. Маленький грязный ублюдок! К счастью, он находит меня дурнушкой. А на себя-то он смотрел? Все четверо — не бог весть какие красавцы, если не считать мускулов, конечно… Четверо грубых самцов — как и их развратник-папаша.
Надо было пойти с ними, не упускать их из виду, помешать ему это сделать. Я — сообщница, вот кто. Как тот тип в «Холокосте», который пытался доказать, что управлял не концлагерем, а центром по восстановлению работоспособности — как же! И я не лучше, чем он! Этот джин ударяет мне в нос — какая гадость! Ты трусиха, Дженни, дешевка и пьянчужка, ты, черт подери, и пальцем не шевельнешь, чтобы помешать этому психу поубивать всех девчонок, что попадутся ему под руку… Ты меня разочаровываешь, дорогая моя, сильно разочаровываешь.