Дома меня ждала телеграмма от Гельки.
Гелька в детстве, а ныне Ангелина Павловна - подруга «дней моих весёлых», то бишь беззаботного детства и беспокойного, прекрасного, окрашенного в розовый цвет, девичества.
Мы учились не просто в одном классе, мы все десять лет шушукались, сидя за одной партой. В начальных классах нас за это в наказание по очереди выставляли на всеобщее обозрение возле доски. Потом безуспешно пытались рассадить в разные углы кабинета: пробыв в «ссылке» пару дней, мы вновь самостийно воссоединялись к всеобщему удовольствию класса, потому что каждый урок целую неделю начинался с препираний нашего дуэта с преподавателями, на что уходила треть времени. Всё завершалось горючими слезами Гельки, и взрослые от нас отступались, впрочем, наши шептания не мешали в учёбе - мы с Гелькой были крепкими хорошистками. В старших классах уже никто из преподавателей не обращал на нас внимания: в классе шуршал постоянный всеобщий сдержанный шепоток. Мы подрастали, влюблялись, разочаровывались, обсуждали кинофильмы, друг друга и ребят из параллельного класса. Для этого нам всем было мало перемен, и обсуждение, конечно, продолжалось во время уроков.
Вместе мы после школы укатили в неведомые края из родного городка, окончили каждая свой институт, сыграли свадьбы в один день, почти одновременно разошлись, только Гелька не имела детей, а со мной остались двое мальчишек.
Выйдя вторично замуж, Ангелина уже пять лет жила в Воркуте, и я часто о том сожалела - Гелька была единственным человеком, с которым я могла обсуждать абсолютно все проблемы. Даже просто присутствие рядом рассудительной Ангелины успокаивало меня, и мысли мои, как правило, двигались в нужном направлении. И вот Ангелина, моя умница Гелька, приезжает!
Я глянула на часы: до прилёта подруги осталось всего два часа, и хорошо, если успею в аэропорт к моменту приземления самолета, потому вылетела стрелой на улицу.
Накрапывал мелкий нудный дождь, а я безуспешно «голосовала», стоя на перекрёстке, ёжась от сырости и проклиная себя за то, что впопыхах не прихватила зонтик. Впрочем, голосовать-то было некому: ни автобуса, ни маршрутки, ни обычного такси, словно весь транспорт провалился сквозь асфальт.
Лишь неподалеку застыла «Нива», чуть поодаль от неё переминались с ноги на ногу две весьма красноречивого вида девахи, из тех, кого в нашем городе звали «цветами на обочине». Они хмуро посматривали на меня и о чём-то совещались.
Я уже впадала в панику, решая, вернуться домой - Ангелина и сама могла найти дорогу, - или же всё-таки попытаться добраться до аэропорта. Но мне так хотелось обнять дорогую подругу, как говорится, у трапа самолета, что я упорно мокла под дождём, ожидая какого-то чуда. И чудо «возникло» в образе жвачного, стриженого под «ноль», охломона. Он размеренно двигал челюстями и потому говорил невнятно:
- Ны ты…кты ты? Чво нады тут? Здысь мао мысто! Вали ытсуда!
Я сначала не поняла, о чём мычит лысый качок, да вскоре сообразила, что парень - сутенёр, и ему очень не нравится, что я - типа конкурентка его «девочкам».
Сначала я опешила от сознания, за кого меня принимают, а потом фыркнула возмущённо:
- Отстань, парень, мне такси нужно!
Не знаю, чем бы закончилась начинающаяся перепалка, потому что охломон выплюнул жвачку и раскрыл рот, но тут рядом со мной притормозила белая «Волга». Оттуда выглянуло лицо весьма пожилого мужчины с седыми франтоватыми усиками под резко вырезанным «орлиным» носом.
- Чего ждём? - осведомился он.
- Проезжай мимо, - огрызнулась я. Мало того, что у меня был период «безлюбия», и я на всех мужиков смотрела зверем, так ведь меня ещё могли и поколотить как конкурентку.
Незнакомец усмехнулся:
- Садись, подвезу.
- Ага, я сяду, а ты мне по башке шандарахнешь, а потом где-нибудь в лесопосадке выкинешь, - вспомнила я один из своих самых страшных детективов, да и почём мне знать, не связан ли он с «цветами на обочине» и «сорняком»-охломоном? К тому же мне не понравилось его бесцеремонное обращение на «ты»: так положительные мужчины не поступают, хотя и сама в сей момент вежливостью не блистала.
- Балбесиха, - рассмеялся водитель, - я сделаю ещё хуже - просто уеду. А ты торчи тут под дождем - неподалеку дорогу ремонтируют, и весь транспорт движется по другой улице.
Я вздохнула и села в машину, чтобы уехать хотя бы от назревающей взрывной ситуации с лопухами, репейниками и прочими сорняками.
- Слушай, а может, мне таксистом побыть? Тебя куда отвезти?
- Прошу мне не тыкать, - надоела мне его бесцеремонность, и я пригрозила. - Вылезу! - это прозвучало так нелепо, что водитель расхохотался, откинув назад голову.
Я удивленно воззрилась на него, но через секунду до меня дошло, какую нелепость сморозила, и тоже рассмеялась, отметив, что водитель не так уж и стар - его старит абсолютно седая волнистая копна волос, похожая на львиную гриву. А улыбка, наоборот, молодит лет на двадцать.
- Ну, ты и ведьма киевская! - сказал он, отсмеявшись. И деловито осведомился: - Так куда едем?
- Вообще-то мне надо в аэропорт, - осторожно сообщила я, потому что воспоминание о детективных жестокостях ещё не выветрилось из моей головы.
- Идет, - согласился незнакомец и тронул машину с места.
Мы ехали молча минут десять, и тут я сообразила, что не спросила, сколько неожиданный таксист запросит за поездку, и тут же поинтересовалась:
- А сколько вы возьмёте до аэропорта?
- Разберёмся, не разорю, не бойся! - опять рассмеялся мужчина.
И мы опять какое-то время ехали молча, пока водитель не завел разговор. Но прежде представился:
- Меня зовут Василий Иванович, можно просто Вася.
- Вася, а вам сколько лет? - ехидно осведомилась я.
- Не важно. Зовите Вася, просто Вася, - вежливо ответил он.
- Прелестно! А я - просто Мария!
- Надо же! - фыркнул «просто Вася». - Это не про вас сериал бразильский недавно шёл? Там тоже просто Мария была. Как жаль, что я - не Луис-Альберто!
И мы дружно засмеялись. А потом начали болтать обо всем, что приходило в голову. И сорок минут пролетели почти мгновенно.
Я издалека сквозь завесу дождя увидела у входа в аэровокзал долговязую фигуру Ангелины, которая, несмотря на некоторую сутулость, на мой взгляд, выглядела потрясающе элегантно. Увидев, что я вылезла из машины, Ангелина просияла:
- Жанночка моя! - и бросилась мне на шею так стремительно, что я едва удержалась на ногах и не плюхнулась обратно на сидение.
Мой неожиданный благодетель как-то странно хрюкнул, видимо, расслышал возглас Ангелины. Однако молча вылез из машины, подхватил два Гелькиных объёмистых чемодана и запихнул в багажник. Мы сели с подругой на заднее сиденье, и Гелька, моя неподражаемая Гелька, небрежно махнув рукой, велела водителю:
- Ну, поехали!
«Просто Вася» усмехнулся, и мы отправились обратно в город. Он доставил нас к дому Ангелины, помог отнести в квартиру её чемоданищи, потом обратился ко мне:
- А вас куда доставить?
- На кудыкину гору! - неизвестно почему, ответила вызывающе грубо, тем более что никуда не собиралась ехать: мы ещё в пути договорились с Ангелиной, что буду ночевать у неё.
Впрочем, я тут же устыдилась своей грубости: человек, может быть, от доброты душевной помощь мне предлагает, а я хамлю. Вероятно, «просто Вася» заметил в моих глазах проблеск этой стыдливости, широко улыбнулся, помолодев опять лет на двадцать, и сказал:
- И всё-таки ты - ведьма, - сделал паузу и добавил: - Киевская.
- Не, - серьёзно возразила Гелька. - Она - язва, - тоже сделала паузу и добавила, ухмыльнувшись: - Сибирская.
Я не обиделась на ехидное Гелькино уточнение, потому что мы с ней и впрямь родом из Сибири. А на правду разве обижаются?
Мы совершали с Гелькой ежевечерний променад вдвоём, потому что Анне, Валентине и Светочке было недосуг, и в один из вечеров оказались на троллейбусной остановке, уткнувшись носами в витрину киоска и вполголоса обсуждая достоинства импортного парфюма. Да что там уткнулись! Прилипли.