— Не волнуйся, Генрих, до вашего возвращения свадьбы не будет, — пообещала я твердо. И, вспомнив совершенно асексуальные манеры и внешность Евгения Алексеевича, добавила: — Да и после — навряд ли.

— А говоришь — влюбилась! — разочарованно протянул Прошка. — Влюбленные девицы, когда речь заходит о свадьбе, бессвязно лопочут и рдеют, как маков цвет. Так что не морочь нам голову.

Я не стала спорить с крупнейшим авторитетом по вопросам любви и брака и вернулась к своей истории. На этот раз дело обошлось без лирических отступлений.

— После разговора с Надеждой я занервничала всерьез. Но потом все же успокоила себя. Ведь, как ни крути, этого Олега Доризо я не знала, дома у него не бывала, посему никто никогда не докажет, будто я имею отношение к его смерти. А потом позвонил Кузьмин, начальник Дона, и стал орать, что запретил мне крутиться около трупов. Тут-то у меня ножки и подкосились. Я ведь не знала тогда, что речь идет о совершенно другом деле. И подумала: а что, если в той квартире нашли тело не хозяина, а кого-то, с кем я была знакома? Кроме того, тот, кто пытается меня подставить, запросто мог оставить в квартире следы, указывающие на мою связь с хозяином. Например, мою фотографию, расческу с моими волосами… даже посуду с моими отпечатками пальцев мог раздобыть, если постарался. В каком-нибудь кафе, где я пила кофе, например. Раз Кузьмин так быстро на меня вышел, значит, подбросили что-то вроде фотографии, так я рассуждала. И, струхнув, позвонила вам. Из-за Анненского я бы не стала вас беспокоить.

— Почему? — спросил Генрих. — По-моему, убийство Анненского может доставить тебе не меньше неприятностей. Смотри, как этот Куприянов ретиво за тебя взялся…

Я небрежно махнула рукой.

— Чепуха! Прошка прав: у Анненского наверняка целая свора знакомых, у которых имелись веские основания пожелать ему счастливого пути на тот свет. Я со своей картиной, да при шапочном знакомстве с жертвой, на их фоне теряюсь. А что капитан в меня вцепился, так это, скорее всего, Кузьмин постарался. Хотел поучить уму-разуму, чтобы больше у Петровки под ногами не путалась. Достала я его, видно.

— Кстати, о Петровке, — вмешался Прошка. — А где доблестный майор Селезнев? Почему он не прикрывает могучей грудью боевую подругу?

— У него отпуск, — ответил за меня Леша. — Ясное дело, он в Питере.

— Меня умилияет это «ясное дело». «Она не родила еще, но по расчетам, по моим…»

— Прекрати цепляться к Леше, — вступилась я. — Всем известно, что Дон каждый свободный день старается провести с Сандрой. Где ж ему гулять отпуск, как не в Питере?

— А еще милиция жалуется, что им мало платят! Ничего себе мало, если на ментовскую зарплату можно каждые выходные в Питер кататься!

— Не каждые. По выходным Дон дежурит, отгулы копит. Как на неделю накопит, так и едет.

— Может, вы прекратите попусту языками чесать? — осадил нас Марк. — Думайте лучше об убийствах. Варвара, я не понимаю твоего легкомысленного отношения к убийству Анненского…

— А чего тут понимать-то! Я его не убивала, слез над ним лить не собираюсь — светлой памяти покойный по себе не оставил. Если я и оказалась каким-то боком причастна к делу, то по чистой случайности. Никто меня специально туда не втравливал. Так зачем мне беспокоиться? Пусть Анненским занимается милиция, это их крест.

— Да? А ты уверена, что тебя не втравливали?

— Ты о чем, Марк? — насторожилась я.

— Ты уверена, что твою картинку украл Анненский? Лично мне это представляется сомнительным. Он — юрист, а ты — извини, конечно, — не Ван Гог. Чего ради ему было рисковать? Гораздо логичнее предположить, что Анненский просто поделился с кем-то своими впечатлениями о твоих художествах и рассказал об отказе выставляться. И уже этот кто-то — убийца или сообщник — украл ее и подбросил в кабинет жертвы. Чтобы навести милицию на тебя.

— Ничего себе — логичнее! — воскликнул Прошка. — Ну и логика у тебя, Марк!

— Да, — подключился Генрих. — И все это ты вывел из посылки, что Анненский — юрист, а Варька — не Ван Гог?

— Нет. У меня была и другая посылка. В городе с интервалом в три дня происходят два убийства. Второе кто-то со всей очевидностью пытается свалить на Варвару. Или, по крайней мере, бросить на нее подозрение. Одновременно выясняется, что и первое убийство милиция не прочь примерить на нее. Причем, с жертвой она практически не знакома, и, не найди они в кабинете Анненского эту злосчастную картину, Варвара, скорее всего, никогда не попала бы в список подозреваемых — даже на последнее место. Вы считаете, что это случайное совпадение?

У меня громко заурчало в животе. Настолько громко, что все посмотрели в мою сторону. Я поспешно влила в себя остатки чая и изобразила невозмутимость.

— Лично мне легче допустить случайное совпадение. Во-первых, хочется верить, я не нажила столь серьезных врагов, что мне захотели насолить таким иезуитским способом. Во-вторых, даже если и нажила: зачем им так распыляться? Приди мне в голову фантазия посадить кого-то за убийство, я ограничилась бы одним, зато не пожалела бы улик. Подобрала бы их тщательно и со вкусом, как букет, и у объекта не останется ни единого шанса ускользнуть от правосудия. А тут, сами посудите, смех один, а не улики! Минута, проведенная под дверью одной жертвы. Картина, подброшенная в кабинет другой. Из такого материала даже следователь Петровский не сумеет сшить мне приличного дела.

— А что, дело ведет Петровский? — испугался Генрих. — Опять?!

— Да нет, нет, это я так, для усиления образа…

— Уф! — выдохнул Прошка. — Ты бы, Варвара, думала головой, прежде чем образы усиливать! Так можно ненароком и до инфаркта-другого доусиливаться.

— Ты не очень-то радуйся, — посоветовал ему Марк. — Кто знает, может, все Петровским еще и кончится. А насчет улик ты, Варвара, торопишься. Сама говоришь, в квартиру Доризо могли подсунуть целую коллекцию.

— Но ведь не подсунули же! Иначе за мной бы уже пришли.

— Не волнуйся, детка, еще придут! — подбодрил меня Прошка. — Делом Доризо, скорее всего, местная милиция занимается, а тебя еще не во всех отделениях в лицо знают. Это Петровке ты глаза намозолила.

— Прекрати меня запугивать, не то начну биться в истерике, — пригрозила я. — Итак, что мне теперь делать, господа хорошие?

— Отозвать Селезнева из отпуска, — немедленно предложил Прошка.

— Ну уж нет! Меня потом Сандра на свадьбу не позовет. Лучше пускай сажают.

— Думаешь, к свадьбе ты успеешь выйти? Вряд ли. Разве что они с Селезневым согласятся ради тебя отложить церемонию до глубокой старости.

— Хватит зубоскалить, — вмешался Марк. — Варвара, неси ручку и бумагу. Нужно составить план.

Я принесла требуемое и по традиции вручила письменные принадлежности Леше. Так уж сложилось, что всей писаниной, начиная от списка покупок для очередной пирушки и кончая планом спасательных работ по поводу очередной катастрофы, у нас занимается он. Может быть, потому что никогда не делает нечитаемых сокращений, не выпускает половину сказанного, отвлекаясь на участие в словесных перепалках, и не рисует на полях дружеские шаржы, из-за которых потом случается дружеский мордобой. Леша написал циферку "1", обвел ее аккуратным кружком и вопросительно посмотрел на Марка.

— Прежде всего нужно выяснить, что нашли в квартире Доризо. Чей труп, нет ли следов борьбы и зажатых в руке клочков бумаги. Варька, ты должна попросить своего собаковода подкатиться к участковому. А может, его даже пригласили присутствовать при осмотре, тогда вообще никаких проблем. Если там были явные указания на тебя типа фотографий, документов, твоего имени, написанного кровью на стене, он наверняка заметил. Неплохо бы узнать, от чего и как скончался Доризо, если это Доризо. Если, например, он преставился неделю-две назад, тебе ничто не угрожает. Опять же, если его пригвоздили к стене ледорубом или стукнули по голове роялем…

Прошка открыл было рот, чтобы вставить свое веское слово, но под взглядом Марка передумал.