Картина складывалась ясная. Одинокая и не слишком счастливая женщина потеряла последнего близкого человека, не смогла смириться с этой смертью и однажды, написав записку, пошла прогуляться в парк, села на скамейку и приняла яд. Почему в парке? Очевидно, боялась, что в квартире тело обнаружат не скоро. Несвежий труп — малоэстетичное зрелище, а женщина остается женщиной до конца. Откуда она раздобыла яд? Тоже не вопрос. Уварова преподавала химию, а синильная кислота не относится к числу соединений, которые можно синтезировать только в условиях хорошей лаборатории. Санин благополучно составил все необходимые протоколы, передал следователю и переключился на очередную поножовщину.

А потом к нему пришла троюродная сестра Уваровой. Она пока не вступила в права наследования, но, поскольку других претендентов на наследство не было, решила отремонтировать квартиру покойной, с тем чтобы повыгоднее продать, когда все формальности будут соблюдены. И, разбирая вещи сестры, наткнулась на дневник.

Трудно упрекнуть эту женщину в том, что ей не хватило деликатности уничтожить дневник, не читая. В конце концов, кузина умерла по собственной воле, и никто точно не знал почему. Вдруг эти несколько страничек объяснят, что подтолкнуло несчастную к трагическому решению? Но вышло иначе.

Прочитав дневник, сестра Уваровой не спала несколько ночей, пытаясь решить, что ей делать, и в конце концов отнесла находку Санину.

Еще не открыв невзрачную тетрадку (бумажная серая обложка, сорок восемь листов), Андрей понял: вот оно! Его ДЕЛО.

Первая запись была сделана за месяц до самоубийства.

28 марта.

До сих пор не могу поверить! В. сделал мне предложение! Господи, но ведь чудес не бывает — уж кто-кто, а я точно знаю. Зачем молодому, здоровому, внешне привлекательному и финансово состоятельному мужчине стареющая некрасивая мегера-жена? Сюжет прямо для слюнявых идиоток, сметающих с прилавков бульварное чтиво.

Я не стала скрывать своего скепсиса. В. посмотрел на меня с грустью, взял за руку и спросил: «Отчего ты так не любишь себя, Аннушка? Тебя кто-то когда-то обидел, да?» У меня кольнуло сердце, но, надеюсь, мне удалось скрыть свое минутное замешательство. «Ты мне не ответил», — сказала я как можно суше. «Да что тут можно ответить! Если бы я хотел жениться на тебе по расчету, тогда у меня нашлись бы аргументы. А так… Мне хорошо с тобой, ты мне нужна. У тебя такие добрые руки, такое родное лицо… Но тебя же такой ответ не убеждает, верно? Тебе нужны здравые, логичные доводы, потому что ты не веришь всякой сентиментальной дребени. Не веришь, потому что не любишь себя. В это все упирается. Как тебя могут любить другие, если ты не способна полюбить себя сама?»

Я долго собиралась с мыслями. «Я не верю, потому что у меня есть глаза. И мозги. Я каждый день вижу себя в зеркале. И вижу, как на тебя заглядываются женщины. Мне хватает ума, чтобы понять: ты без труда можешь выбрать себе невесту помоложе и попривлекательнее».

Он опустил глаза. «Хорошо, если хочешь знать, у меня была невеста. Шесть лет назад. Молодая и ослепительно красивая. Я не мог поверить своему счастью, когда она согласилась стать моей женой. Мы собирались закатить роскошную свадьбу. Пригласили чуть ли не полгорода. Сняли зал в дорогом ресторане. Сшили ей платье у Зайцева. Я купил билеты в Рим — мы планировали провести медовый месяц в Италии. А за два дня до свадьбы она сообщила мне, что передумала. Передумала выходить за меня замуж. Не знаю, как я пережил все это. Отменить все, выслушать сотни соболезнований… Я потом лет пять на женщин смотреть не мог. Особенно на молодых красавиц. Только, ради бога, не надо делать вывод, будто я считаю тебя старой уродиной! Я хотел сказать только, что внешность для меня давно ничего не значит. Я научился видеть глубже. Хочешь, скажу тебе, какая ты? Ты очень ранима и прячешь свою ранимость за резкостью и язвительностью. Ты нарочно отпугиваешь от себя людей, чтобы никто не подошел близко и не сделал тебе больно. А на самом деле ты — очень теплый человек, Аннушка. В тебе столько душевного тепла, что за глаза хватит на трех душевных женщин. Но главное даже не это. У тебя очень цельная натура. Ты никогда не предашь, не будешь лгать и лицемерить. Не станешь распыляться на тысячи мелких привязанностей. Если ты полюбишь кого-нибудь, то всем сердцем и навсегда. Если позволишь себе полюбить. И мне бы хотелось… Мне бы очень хотелось, чтобы… словом, чтобы этим кем-нибудь оказался я».

Я неловко отшутилась и перевела разговор на другое. В. покорно переключился, но стал печальным и отвечал немного невпопад. А под конец, сажая меня в такси, сказал: «Ты все же подумай над моим предложением, ладно?»

Я обещала.

Следующие несколько записей ничего нового не прибавили. Анна Леонидовна упоминала о своих встречах с В. — он водил ее в ресторан, в театр, приглашал к себе домой — и коротко перечисляла темы их бесед. Именно перечисляла, не рассказывала подробно. «Говорили о Прусте. Я признала, что нахожу его скучным. В. пообещал принести ''Беса в крови''». «Оказывается, В. помешан на всевозможных тестах, гаданиях и гороскопах. Говорил о них с лихорадочным блеском в глазах. Я думала, таким вздором увлекаются только недалекие домохозяйки. Сказала ему. Как он ринулся меня переубеждать! Целый вечер посвятили гаданиям». «Обсуждали пьесу. Оба нашли постановку чересчур эксцентричной». Тему замужества Анна Леонидовна и таинственный В. старательно обходили.

14 апреля Уварова снова выплеснула свои сомнения на страницы дневника.

Не знаю, что и думать. Господи, как хочется поверить, что все это правда. Что ему действительно нужна я, моя любовь и ничего больше… В. деликатно молчит, не возвращается больше к нашему разговору. Дает понять, что инициатива теперь должна исходить от меня. А я… я не могу поверить. Вчера звонила ему на работу. Придумала какой-то нелепый предлог, а сама просто хотела проверить… Если он догадался… Но, в конце концов, он же должен понять, что я ничего о нем не знаю! Секретарша просила перезвонить через полчаса — В. был на совещании. Перезвонила. Он вроде бы обрадовался мне, хотя предлог я придумала смехотворный. Договорились о встрече на завтра.

15 апреля.

Ну вот, я себя выдала! Сама не знаю, как вырвалось: «Я ничего о тебе не знаю». У В. окаменело лицо. «Что ты хочешь обо мне знать? Тебе показать документы? Справку о том, что я не был под судом? Хочешь поговорить с моими коллегами, с соседями? Увидеть мой банковский счет? В чем дело, Аня? В чем ты меня подозреваешь?» Я стала сбивчиво объяснять, что он ни с кем меня не знакомит. В. меня перебил. «Но ведь и ты меня тоже, Аннушка. Я никогда не думал, что для тебя это важно. Честно говоря, мне не хотелось никому тебя показывать. Нет, дело вовсе не в том, о чем ты подумала. Помнишь, я рассказывал тебе о своей невесте? Я демонстрировал ее всем, кому можно. Я сиял от счастья и гордости, мне хотелось, чтобы все мне завидовали. Чем все кончилось, ты знаешь. Теперь я суеверен. Боюсь людской зависти. Но если ты хочешь, готов рискнуть. С кем из моего окружения ты бы хотела познакомиться?»

И я дала задний ход. В. прав, я тоже никому его не показывала. И не хотела показывать. Да и кому? Нашим школьным кикиморам? Чтобы они шушукались и хихикали у меня за спиной? Но он-то может не опасаться шушуканий! Хотя… Да, из-за такой подружки его вполне могут поднять на смех.

Он понял, о чем я думаю. И сказал: «Давай в ближайшие выходные я устрою вечеринку, позову коллег, приятелей… Друзей-то у меня нет, так уж вышло… И представлю им тебя, хорошо? А потом отвезу тебя к маме и отчиму».

Я отказалась. «Почему, Аннушка? Я же вижу, тебя тяготит ореол псевдотаинственности, который создался вокруг меня сам собой. Мы должны его развеять».

Но я уже почувствовала его правоту. Пусть это глупый предрассудок, но показывать свое счастье другим не стоит. Люди всегда все умудряются опошлить и испортить. Мы поменялись ролями. Теперь я говорила о своем нежелании открывать миру наши отношения, а В. убеждал, что это смешно. Я победила.