— Может быть, я бы и вняла тебе, если бы в прошлый раз ты не отсоветовал мне ставить на девятнадцать, — буркнула я, влезая под душ. — А теперь — извини! Кроме того, слово есть слово.

Славик немного задержался, и потому поить его чаем было уже некогда. Мы с Шейлой тепло простились (она деликатным поскуливанием дала понять, что не хочет бросать меня на произвол судьбы, но долг зовет). Славик вздохнул, посетовал, что я распустила собаку, поблагодарил за помощь и нацелился чмокнуть меня в щеку, но вспомнив, что его опередила Шейла, передумал. Проводив их, я побежала переодеваться.

В пять часов жара на улице стояла безбожная. Раскаленный асфальт податливо проседал под ногами, горячий угарный воздух сушил губы и глотку. Даже метро не подарило вожделенной прохлады. Потные, угрюмые, страдающие одышкой пассажиры с отвращением глядели на себе подобных и старались держаться подальше друг от друга.

Я доехала до Профсоюзной, купила цветы, прошла пешком две автобусные остановки и ровно в шесть позвонила в дверь Вероники.

Открыла Людмила.

— Какая точность! — воскликнула она с улыбкой. — Браво, Варвара! Вы посрамили клеветников, распускающих слухи о женской непунктуальности. Давайте я поставлю цветы в воду. Вероника сейчас выйдет. Она на минутку забежала в ванную освежиться.

Не успела Людмила договорить, как Вероника уже выпорхнула в прихожую веселая, оживленная, умопомрачительно хорошенькая — и расцеловала меня в обе щеки. К моему облегчению, она не особенно огорчилась, узнав, что я пришла без друзей.

— Жаль, конечно, но, возможно, оно и к лучшему. Я буду не так бояться провала. Пойдем, познакомишься с Тамарой и Суреном. — Она вдруг перешла на шепот. — Если Сурен будет смотреть букой, не обращай внимания. Он просил участников спектакля собраться пораньше, а Рома пришел только десять минут назад. Тут бушевала такая буря!

Вероника провела меня в гостиную и объявила:

— Моя любимая сестра Варвара! Тома, Сурен, знакомьтесь.

Но и Тому, и Сурена опередил пронырливый Роман. Никто и пошевельнуться не успел, а он уже вскочил с кресла, изогнулся, поднес мою руку к губам и, искательно заглянув мне в глаза, выдал порцию подхалимского бреда с сиропом в том духе, что он безумно рад меня видеть и я-де оказала великую честь их скромной начинающей труппе, поскольку иметь зрителем такого тонкого ценителя, такого великого знатока искусства… И так далее, и тому подобное.

Я намеренно позволила ему высказаться до конца, не выдернула руку, не осадила и только многозначительно поглядывала на Веронику. Она поняла намек и залилась краской по самые плечи, но не сумела придумать подходящей реплики, чтобы остановить поток неприкрытой лести и в то же время не обидеть оратора. Видя муки хозяйки и мое подчеркнутое нежелание избавить присутствующих от чувства растущей неловкости, в роли всеобщего спасителя выступила Тамара некрасивая, рыжеволосая, зато с живыми темными глазами и выразительной мимикой.

— Что же ты не предупредила нас, Вероника? — с упреком спросила она. Знай я, сколь высокую особу мы будем иметь счастье лицезреть, облачилась бы в свое парадное манто.

— Для манто и смокингов сегодня, пожалуй, жарковато, — заметила я меланхолично. — Может быть, ввиду погодных условий будем считать мой визит дружеским и неофициальным?

Наш конферанс помог разрядить обстановку, а звонок в дверь поставил в неприятной сцене точку. Вероника вышла встретить очередного гостя, Роман с несколько озадаченным видом вернулся в свое кресло и уткнулся в журнал, а ко мне приблизился Сурен — невысокий, плотно сбитый брюнет лет тридцати с хвостиком. Лицо его производило довольно странное впечатление. Оно как бы состояло из двух частей: верхняя принадлежала мужчине интересному и интеллигентному, а нижняя — кроманьонцу. Высокий, красивой лепки лоб; большие черные глаза в обрамлении роскошных ресниц; тонкий у переносицы, породистый кавказский нос совершенно не сочетались с бесформенным губастым ртом и сильно выпяченной челюстью. Особенно притягивала к себе взгляд нижняя губа. Она полностью скрывала верхнюю и оттопыривалась, демонстрируя окружающим глянцевую синеватую изнанку. Этакий безобразный чужеродный нарост на лице, напоминающий огромную бородавку.

— Добрый день, Варвара! Наконец-то я имею честь быть вам представленным. Знаете ли вы, что Вероника сотворила из вас кумира? Вообще-то это грех, но, судя по тому, что мне о вас известно, грех совсем небольшой.

Он тоже льстил, и лесть его была достаточно грубой, но, странное дело, чувства неловкости не вызывала. Вероятно, исполнение было более мастерским, а может быть, Сурена выручал голос — густой, глубокий, проникновенный. Прямо-таки созданный для доверительных душевных бесед. «С этим Сирано де Бержераком нужно держать ухо востро, — отметила я мысленно. — Это тебе не дурачок Рома, весь актив которого — смазливая рожа».

— Здравствуйте, Сурен. По-моему, относительно кумира вы ошибаетесь. А если нет, то Вероника умудрилась сотворить сразу двух. Вам стоило бы послушать, что и как она говорит о вас, — вежливо вернула я комплимент.

— Только не нужно, пожалуйста, повторять! — с притворным испугом воскликнул мой собеседник. — Здесь все-таки дамы… Мы засмеялись, и я обернулась к двери на голос Вероники, которая ввела в комнату неприметного молодого человека.

— Саша, это моя сестра Варвара. С прочими вы уже знакомы. Варвара, это Саша, муж Томы, а по совместительству наш осветитель и звукооператор. Он гений по части электроники.

Внешность электронного гения меня не впечатлила. Он походил на невзрачного подростка — сутулый, щуплый, долговязый парень в круглых очечках. Светлые, коротко стриженные волосы, светлые брови и ресницы, серо-голубые глазки, маленький нос с плоским, слегка раздвоенным кончиком, круглое лицо. Рядом с ним Тамара, несмотря на не правильные и непропорциональные черты, выглядела почти красавицей.

— Очень п-приятно. — Эту стандартную формулу Саша произнес с заметным усилием и тут же обратил взор на супругу — видимо, за моральной поддержкой.

«Что ж, по крайней мере, на змея-искусителя он не тянет, прокомментировала я про себя. — Приятное разнообразие в компании сладкоречивых сирен».

— Взаимно, — вполне искренно заверила я нового знакомого.

Новый звонок в дверь.

— Женя с Леной! — пискнула Людмила и опрометью бросилась в прихожую. Вероника вышла за ней следом. «Женя, вероятно, молодой человек Людмилы, а Лена, стало быть, его сестра», — сообразила я и с интересом посмотрела на дверь, ожидая, когда появятся гости, приведшие подругу Вероники в состояние такого возбуждения.

— Лена приносит вам свои извинения, девочки, — послышался скучный невыразительный голос из глубины холла. — Она должна интервьюировать сегодня какую-то very important person, и эта самая персона не знает точно, когда сумеет выкроить минутку для общения с прессой. Лена просила начинать без нее. Она приедет, как только освободится, если будет не очень поздно.

«Девочки» поахали, выражая сожаление.

Женя был высок, строен и вид имел мужественный: выпирающие скулы, впалые щеки, агрессивный подбородок. Серые, удлиненного разреза глаза казались очень светлыми по контрасту с черным ободком, окаймляющим радужку. Русые волосы отливали стальным блеском. «Этот, похоже, из породы сильных молчаливых мужчин, — определила я на глазок. — Характер твердый, нордический, сознание собственного превосходства налицо. Интересно, отражает ли оно действительное положение вещей или порождено узколобостью?»

Нового гостя представили мне, Саше и Тамаре; Сурену и Роману он кивнул, как старым знакомым. Отвесив общий поклон, Евгений произнес без выражения: «Очень рад» и сел на диван, увлекая за собой Людмилу.

— Вы пока выбирайте себе питье и бутерброды, а я сейчас. — Вероника, почти полностью скрытая охапкой роз, взяла широкую вазу и удалилась на кухню обрезать цветы и поставить их в вазу.

Стол, накрытый для фуршета, стоял у окна. На нем тесно сгрудились десятка полтора салатниц и тарелок со сложными бутербродами, стопка тарелок поменьше и бокалы разной формы и величины. Рядом, на небольшом сервировочном столике, выстроилась батарея разнокалиберных бутылок. В отсутствие хозяйки роль распорядителя взял на себя Сурен.