(ldn-knigi: на ивр. - "иврит или русский")
Недоумение здесь законно: сионизм есть безоглядно-смелая попытка возврата к историческим первоисточникам еврейской жизни; это - временный уход еврейства как бы целиком в самого себя; а в этом смысле, казалось бы, все заимствования равно "наносны"; все не только языковые, но и всякие иные - идейные, культурные, морально-психологические "руситы", не менее, чем такие же "германиты". В чем же дело? Вглядимся пристальнее.
Идиш - это еврейское противоядие франкфуртского "германита" трехсотлетней давности - язык существенно городской и местечковый.
А сионизм - это своего рода еврейское народничество, еврейская тяга к природе; тяга к "поэзии земледельческого труда" чуть не по Глебу Успенскому, тяга к деревенско-трудовому опрощению чуть ли не по Толстому, только с напряженно-страстным, захлебывающимся упоением Достоевского вдобавок. Читатель понимает, что не споры между сионистами и противниками их меня сейчас занимают; я рассматриваю на тех, как мог бы рассматривать на других, лишь отсветы "русского на еврейском и еврейского на русском". В их многочисленности и глубине - я вижу факт, значительность которого до сих пор недостаточно взвешена, а социально-историческое происхождение - почти не продуманно. Пробел этот должен быть заполнен, и, конечно, будет заполнен.
И я снова ставлю коренной в этом смысле вопрос: верно или неверно, что, приникая к глубочайшим истокам русской духовной культуры, еврей делает это не за счет, не в ущерб собственному своему глубочайшему историческому "я", а наоборот - в своеобразном созвучии с ним? Мне думается, что положительный ответ напрашивается сам собою.
А иллюстраций к нему - хоть отбавляй.
Начнем с не очень крупной, но интимной. В репертуаре еврейского театра есть одна, всем, вероятно, памятная вещь: "Дюбук". Автор ее - бывший мне большим другом русский еврей С. Анский (Раппопорт) [16]. Он описал оригинальную траекторию личного развития.
Ученик Глеба Успенского в беллетристике, многолетний личный секретарь П.Л. Лаврова [17], типичный русский народник старого образца, свое еврейство он осознал и почувствовал гораздо позднее своей принадлежности к русской культуре; во имя последней он даже отрицал в спорах со мною еврейский язык - идиш и иврит одинаково, даже к еврейскому фольклору, давшему ему сюжет для его великолепного "Дюбука", пришел он не прямо, а косвенно - через первоначальное увлечение фольклором русским, мужицким. Он складывался на моих глазах при помощи самой русской из всех идеологий русского социализма, эсеровской, и складывался как двуединая русско-еврейская духовная индивидуальность.
Или возьмем еще одну, особенно колоритную и крупную литературную фигуру - Гершензона [18]. Тот, кто читал его исследования глубин философии классического русского славянофильства, увидит прямо обратный случай.
Если С. Анскому призма русского эсерства помогла рассмотреть дно еврейской народной души, то Гершензону призма страстной еврейской души помогла найти в русском славянофильстве то, что было в нем самого проникновенного: исконную русскую жажду на дне души "обрести самого себя".
Наконец, вот еще пример, казалось бы, совсем из другой области.
Найдите кого-нибудь, кто обладал бы такой полнотой чувства русского пейзажа, таким проникновением в безмолвную музыку русской природы, как еврей Левитан! Это, пожалуй, самое поразительное.
Сыну семитического Востока, казалось бы, красноречивее должно бы говорить "три пальмы", которые в стихах великого русского поэта, палимые жгучим солнечным отчаянием, "стали на Бога роптать". А у него бесподобнее, прочувствованнее всего - изумрудная русская сосенка в подвенечной фате снежного меха, или, еще лучше, скромная белоствольная сирота-березка, этот классический символ задумчивой русской "тоски по родине". Какой перенесенный на чужую северную русскую природу отсвет сродства высшего порядка; того, при котором твоя печаль становится моей печалью, разделенное горе - полугорем и разделенное счастье - двойным счастьем!
И мне вспоминаются слова одного из организаторов "общества русско-еврейской интеллигенции" и "союза русских евреев". "Да, она несомненно существует, именно такая, совершенно своеобразная культурно-историческая категория: русско-еврейская интеллигенция! Это особый моральный и социальный тип, аналогичного которому нет в других странах еврейского внедрения. Ибо нет другой большой мировой культуры, с которой так легко и свободно сживалась бы еврейская интеллигенция, как с русской. Еврей и русский, ручаюсь вам, всегда скорее и полнее поймут друг друга, чем немецкий еврей и русский еврей... разве это не так?"
Да, это так, и не так трудно разобраться, почему это так. По какой-то неведомой ассоциации идей в моей памяти встают при этом все те незабываемые услуги, какие оказало в лице своего Рабочего Комитета американское еврейство многочисленным изгнанникам русской политики, литературы и культуры во время их печального исхода из Франции, разучившейся и уставшей быть Францией.
То был их Дункерк [19], и деятели Рабочего Комитета были незримыми капитанами их скитаний по морям и океанам. Но разве в этом для нас нет нового роднящего сходства с народом, который не может забыть исхода своего из Египта и который протягивает братскую руку всем, обреченным на такой же исход и такое же скитальчество? А стихия скитальчества русского не вчера родилась и не со вчерашнего дня роднит трагедию и нашей интеллигенции, и народа нашего с трагедией "Агасфера в семье народов"...
Примечания
Настоящая статья В.М. Чернова была написана, судя по содержанию, в 1941-1942 гг. Нами использован ксерокс машинописного текста статьи с пометками рукой самого Чернова, любезно предоставленный Архивом Гуверовского института (Stanford, CA 94305) из Коллекции Б. Николаевского, ящик 381, папка 20. Статья публикуется с сохранением стиля, орфографии и пунктуации автора.
1. Бродвей - одна из центральных улиц Нью-Йорка, протяженностью в 25 км, на которой расположены офисы банков, крупных фирм, многочисленные кино, театры, отели, рестораны.
2. Черта оседлости - право постоянного поселения евреев в России в особо указанных губерниях. Начало ее существования положено указом Екатерины II от 23 декабря 1791 г., а затем она неоднократно уточнялась и сужалась, особенно "Временными правилами" 3 мая 1882 г. Черта оседлости касалась только евреев.
3. Гессен Иосиф Владимирович (1865-1943) - юрист, публицист, член 2-й Государственной думы, член ЦК партии кадетов, редактор газеты "Речь" и в эмиграции "Руль". Издал 22 тома "Архива русской революции".
4. Винавер Максим Моисеевич (1863-1926) - юрист, общественный деятель, писатель, член 1-й Государственной думы, адвокат и знаток гражданского права, член ЦК партии кадетов.
5. Троцкий (Бронштейн) Лев Давыдович (1879-1940) - политический деятель, член РСДРП, менял свои позиции, с 1917 г. стал большевиком, был единственным евреем в первом Советском правительстве, возглавляемом Лениным. В годы гражданской войны нарком по военным и морским делам, председатель Реввоенсовета РСФСР. После войны вел борьбу против Сталина, был выслан из СССР и убит агентом НКВД в Мексике.
6. Дейч Лев Григорьевич (1855-1941) - партийный деятель, один из членов группы "Освобождение труда", видный меньшевик.
7. Аксельрод Павел Борисович (1850-1928) - один из лидеров меньшевиков, член группы "Освобождение труда", член международного социалистического бюро 2-го Интернационала.
8. Мартов (Цедербаум) Юлий Осипович (1873-1923) - один из лидеров меньшевиков, публицист и страстный полемист, пользовался авторитетом и доверием в российском и международном социалистическом движении.
9. Абрамович (Рейн) Рафаил Абрамович (1880-1963) - один из лидеров Всеобщего еврейского рабочего союза (Бунд), член ЦК меньшевиков, с 1920 г. в эмиграции, представлял партию в Бюро Рабочего социалистического интернационала.
10. Дан (Гурвич) Федор Ильич (1871-1947) - один из лидеров меньшевиков, в 1922 г. выслан из Советской России.