Его спина выпрямилась.

– Не говори глупостей! Я знаю все эти врачебные хитрости. Разве дело в слабости? Что бы я сейчас ни делал, мне все равно не удастся работать ногой, как раньше.

– Ты прав – не удастся.

Во вскинутых на нее глазах – удивление.

– Не понял...

– А что ты не понял? Думал, я стану лгать, обещая полное излечение? Скажу без ложной скромности: я хороший специалист, но не всесильный бог. И потом, в таких случаях очень многое, если не все, зависит от самого больного. А е таким упадочническим настроением, как у тебя, многого не добьешься.

Оп резко свернул в открытую дверь направо. Она едва успела вбежать за ним следом. Еще бы немного, и дверь захлопнулась бы перед ее носом. Наверняка именно это он и хотел сделать!

Ничего себе! Гостиная больше, чем вся ее квартира! А возможно, даже больше, чем весь первый этаж в доме ее родителей. Пушистые восточные ковры, полированное дерево, тяжелые занавеси на окнах... Пышность и самодовольство!

Она заглянула в соседнюю спальню. Те же безобразные шторы. Из-за них в комнате темно, как в склепе. Вся мебель антикварная, за исключением больничной кровати, торчащей тут совершенно неуместно. С перекладиной, с помощью которой больные, подтягиваясь, садятся и встают.

Какого черта здесь оказалась эта кровать? – с недовольством подумала девушка. Может, ноги у Пита и ослабли, но это не причина, почему ему нельзя на них опираться.

Мэгги обернулась и увидела, что мужчина внимательно смотрит на нее.

– Можно я войду? – она указала на спальню.

– Что толку спрашивать? Неужели ты послушаешься, если я и попытаюсь тебя остановить?

– Можешь попробовать. Но учти, я очень упрямая.

Он пожал плечами.

– Не понимаю, что ты там надеешься отыскать.

Она и сама не знала. Но попытка не пытка!

На редкость безликая комната. Напоминает номер в гостинице. Наглядное доказательство унылого состояния его души. Не чувствуя интереса к жизни, он и к окружающим вещам относится столь же безразлично.

Потом Мэгги заглянула в ванную. Все удобства для инвалида. Можно подумать, что тут проживает паралитик или человек с ампутированными ногами. Пытаясь облегчить жизнь сыну, родители начисто лишили его стимула к борьбе.

Частый случай. Многие родители портят жизнь своим детям из самых лучших побуждений.

Взять к примеру недавнее отношение ее собственных родителей к их не в меру растолстевшей дочери. Неодобрительные взоры в ответ на ее просьбы о добавке. Давая ей порции, вполовину меньше тех, что позволяла себе ее худенькая старшая сестра, они потом удивлялись, почему она прокрадывается по ночам на кухню и ела все подряд.

Тяжело приходилось ей и в школе: мама ей давала с собой сплошные овощи и бутылку воды, в то время как другие дети наворачивали бутерброды с арахисовым маслом и чипсы. И, разумеется, чуть ли не каждый норовил посмеяться над ней!

Но самым унизительным были лагеря для детей с избыточным весом, куда ее регулярно отправляли летом. Как боялась она конца учебного года, заранее страдая из-за того, что ей предстоит поехать в это ужасное место. А после – возвращение домой и ставшие привычными укоризненные взгляды родителей, всякий раз почему-то надеявшихся, что она за одно лето станет такой же тоненькой и хорошенькой, как Молли.

– Еще пять сотен впустую! – ругалась мать. – Маргарет Джейн, бог свидетель, ты решила вогнать меня в гроб!

Однако довольно вспоминать о детских обидах!

Выйдя из спальни, Мэгги увидела Пита возле окна. Он напряженно всматривался в даль. В одном его родители правы: их сын не будет счастлив, пока не встанет снова на ноги. Ему придется привыкнуть к различного рода ограничениям, смириться с собственным несовершенством. Нелегкая задача для человека, когда-то являвшегося воплощенным идеалом мужской силы и красоты.

Девушка взглянула поверх его головы на роскошные клумбы, разбитые прямо под окном.

– Как красиво!

– Да уж!

– Ты часто выходишь погулять?

– Проход слишком узок для коляски.

– В той стороне двора я замётила бассейн. Плаванье – самое лучшее занятие для твоей ноги.

Он поднял на нее пустые глаза.

– Нагляделась?

– На что?

Он обвел рукой комнату.

– На мою жизнь. Если осмотр закончила, можешь идти. Не хотелось бы быть грубым, но мне пора спать.

– Не хочешь быть грубым? Как же тогда тебя понимать? Возьми себя в руки, Пит. И не думай, что я так легко сдамся. Повторяю, я очень упрямая.

Его глаза вонзились в нее, как кинжалы.

– Выметайся отсюда!

Она спокойно скрестила руки на груди.

– Грубиян! Ну, попробуй меня выгнать.

Лицо Пита вспыхнуло от гнева.

– Снова за свое взялась?

– Я сказала, давай попробуй. Интересно, что будешь делать? Как ты вышвырнешь меня прочь? Ты же не можешь ходить, забыл?

– Очень остроумно! Это что, такая извращенная методика лечения? Предполагается, что я приду в ярость, чудесным образом подскочу и запрыгаю по комнате?

Мэгги оперлась о ручки его кресла, наклонившись над ним. Боже, он прекрасно пахнет, именно так, как она всегда и представляла! Запах чистого мужского тела.

– Слушан, Пит, по мне, ты можешь хоть сгнить в этом кресле, Я делаю лишь то, о чем просили меня твои родители. Насколько я поняла, их нельзя назвать особо ласковыми, но они тем не менее о тебе беспокоятся. Надеются, что ты полностью поправишься, что, взглянем правде в глаза, вряд ли возможно. Ты сам врач и правильно оцениваешь ситуацию. Ты наверняка так и будешь хромать всю жизнь. И конечно, лет через десять, максимум пятнадцать, придется ложиться на повторную операцию.

– Не стоит мне рассказывать о моей болезни...

– Вот и хорошо! Но ты также должен понимать, что теперь все зависит от твоего желания встать. Можно загружать больное колено работой и учиться ходить. А можно вечно сидеть и хныкать, жалея себя, до тех пор, пока мышцы не атрофируются. Это твой выбор.

Его лицо не дрогнуло, только кадык нервно поднялся и опустился.

Мэгги выпрямилась, но не отошла от больного, точно зная, что ее соседство вызывало у него ощущение неудобства. При своем росте он привык возвышаться над людьми. И сейчас необходимость смотреть на нее снизу вверх давила на его подсознание. Вполне вероятно, что он еще и поэтому гнал всех прочь от себя.

С ней этот фокус не пройдет!

– Тебе никто не говорил, что нельзя быть такой настырной?

Она с трудом подавила улыбку.

– Золотко, я еще и не начинала. Познакомишься со мной поближе – тогда и начнешь либо любить, либо ненавидеть меня.

– Думаю, я уже тебя ненавижу.

– Сколько угодно! Ты можешь даже пытаться придушить меня, если это поможет тебе вылезти из кресла. Неужели не стыдно так себя вести? Столько людей за тебя переживают.

– Что за люди?

– В больнице. Те, что считались твоими друзьями.

– Ты там работаешь?

– В отделении физиотерапии.

– То-то ты мне кажешься знакомой. – Он оглядел ее с головы до ног. – Только раньше ты была...

– Слишком жирной?

Пит округлил глаза. Почему женщины всегда думают о какой-нибудь ерунде? Может, стоявшая перед ним девушка и была раньше потолще, он действительно этого не помнил. Зато глаза не забыл. Яркие и полные жизни. А что не сразу узнал ее – явный показатель того, насколько пустой стала его жизнь.

– Я хотел сказать, что раньше ты была с длинными волосами.

– Ага, до пояса, – согласилась она, накручивая на палец короткий завиток у лба. – Ладно, давай приступим к занятиям. У нас много работы. Твои родители показали мне комнату для тренировок и взятое напрокат оборудование. Вполне подходящее.

Черт, что за упорство! Разве он не сказал, что не нуждается в ее помощи? Не просил уйти?

– Мне кажется, ты меня совершенно не слушала.

Она снова склонилась над ним и негромко, но четко проговорила прямо в ухо:

– Ошибаешься, отлично все слышала. И решила не обращать внимания на твои слова.