- Где?
- В Отейле. Там сегодня скачки с препятствиями.
- Ты чтото слышал?
- Пожалуй. Есть там одна кобылка, которая будет прыгать первый раз. Я говорил с жокеем и тот уверил меня, что на тренировках кобыла показала себя с лучшей стороны, но более точную информацию я получу в три часа дня.
- Я приеду.
- Хорошо, - оживился Смит. - Хотя не в моих интересах авансом способствовать резкому улучшению твоего благосостояния, - он рассмеялся. Хотя, чего не сделаешь ради дружбы... Карты оставить?
- Да.
- Тогда, до трех часов.
Барбер открыл дверь, они обменялись рукопожатием, Смит вышел в коридор, разодетый, надушенный, случайный гость дешевого отеля.
Барбер закрыл за ним дверь, взял карты, разложил на кровати, поверх одеяла и смятых простыней. Давно уже ему не приходилось заглядывать в карты. Северный Египет. Средиземное море. Мальта. Сицилия и итальянское побережье. Генуэзский залив. Приморские Альпы. Он смотрел на карты. Какое широкое Средиземное море. Не хотелось ему лететь на одномоторном самолете над открытой водой. После войны он вообще старался летать по минимуму. Ничего себе не объяснял, но, когда приходилось кудалибо ехать, отдавал предпочтение автомобилю, поезду или пароходу.
Двадцать пять тысяч долларов.
Сложил карты, сунул в конверт. В любом случае, карты - не подмога.
Лег на кровать, заложив руки за голову. Открытая вода, напомнил он себе. Пять полетов. В принципе, не самый худший вариант. А вот как насчет египтян? Он побывал в Каире во время войны. Помнил, что ночью полицейские патрулировали улицы в паре, с карабинами наизготовку. А египетские тюрьмы...
Он заерзал на кровати.
Как знать, сколько людей задействованы в операции. А предателя достаточно одного. На чтото обидевшегося слугу или соучастника, слишком жадного или робкого партнера... Барбер закрыл глаза и буквально увидел толстых, коренастых, смуглых, одетых в форму мужчин, шагающих к новому, сверкающему, маленькому самолету с карабинами в руках.
А если при посадке лопнет шина или погнется шасси? Кто знает, что осталось от посадочной полосы, брошенной в пустыне в 1943 году?
Двадцать пять тысяч долларов.
Он будет думать, что уже заработал их. Ящик - на сидении рядом, побережье Египта осталось позади, внизу - синее море, двигатель работает, как часы, и тут в небе появляются две быстро увеличивающиеся точки... На чем сейчас летают египтяне? Наверное, на "спитфайерах", оставшихся после войны. Они стремительно приближаются, всетаки скорость в два раза больше, дают сигнал развернуться... Он закурил. Двести пятьдесят фунтов. Допустим, сам ящик, всетаки металл, весит фунтов сто пятьдесят. А сколько весит пятифунтовый банкнот? Тысяча штук на фунт? Пять тысяч фунтов, помноженные на сто, в сумме составят полмиллиона. При курсе два и восемь. Почти полтора миллиона долларов.
Во рту в Барбера пересохло, он поднялся, выпил два стакана воды. Потом заставил себя сесть на стул, сжал руки в кулаки, чтобы изгнать из них дрожь. Если чтото случится, если он не сможет выполнить задание... Если деньги пропадут, а он останется жив. Смит не похож на убийцу, но кто знает, как нынче выглядят убийцы. И кто знает, с кем он повязан? Мои коллеги, как назвал их Смит, которые станут и его коллегами. Богатый египтянин, несколько человек на старой взлетнопосадочной полосе в пустыне, люди, которые зажгут сигнальные огни неподалеку от Канн... Сколько у него будет коллег, тайком пересекающих границы, нелегально перевозящих из страны в страну оружие и золото, переживших войну, тюрьмы, депортации? Он увидит их мельком, то ли под ярким африканским солнцем, то ли в укрытой мраком ложбине меж французских холмов, он не сможет оценить их надежность и порядочность, но от них будет зависеть его жизнь, предательство любого может обернуться для него тюрьмой или полицейской пулей...
Он вскочил, быстро оделся, вышел в коридор, заперев за собой дверь. Не мог он больше сидеть в холодном, неприбранном номере и смотреть на карты.
Несколько часов бесцельно слонялся по улицам, глядя на витрины и думая о том, что бы он мог купить, имея деньги. Один раз поймал на себе взгляд полисмена. Повернулся, посмотрел на него, маленького, со злым лицом, узенькой полоской усов. Вспомнил истории о том, что они проделывали с задержанными в камерах местных префектур. Американский паспорт не спасет, если тебя задержат с пятьюстами тысячами английских фунтов.
Впервые в жизни, думал Барбер, шагая в толпе пешеходов, я серьезно рассматриваю возможность преступить закон. Если его чтото и удивляло, так это собственное спокойствие. Хотелось бы понять, почему. Наверное, влияние фильмов и газет, решил он. С преступлением свыкаешься, когда оно становится более человечным, более доступным. Об этом както не думаешь, а потом, раз, и оно входит в твою жизнь и ты понимаешь. Что подсознательно уже смирился с тем, что сама идея преступления - неотъемлемая часть повседневности. И полицейские, думал Барбер, должно быть, об этом знают, глядя на мир со стороны закона. Они смотрят на проходящих мимо пешеходов, с обычными, ничем не примечательными лицами, видят, что этим людям рукой подать до воровства и убийства, и осознание этого сводит их с ума. Естественно, им хочется арестовать всех и каждого.
* * *
Когда Барбер наблюдал за разминкой лошадей перед шестым забегом, его легонько похлопали по плечу.
- Привет, Берти, - он не повернул головы.
- Извини, что опоздал, Смит облокотился о поручень ограждения рядом с Барбером. - Ты уже подумал, что я не приду?
- Что слышно от жокея? - спросил Барбер.
Смит подозрительно огляделся, потом его губы изогнулись в улыбке.
- Жокей уверен в победе. Сам поставил на себя.
- Который?
- Номер пять.
Барбер нашел номера пять. Гнедая кобылка с грациозной шеей и благородной головой. Грива и хвост заплетены, шерсть вычищена до блеска. Она переступала с ноги на ногу, но определенно не нервничала. На уродливом лице жокея, мужчины лет под сорок, выделялся длинный французский нос. Передних зубов не было. На уши он натянул темнобордовую жокейку. Его белая рубашка пестрела звездами того же цвета.