Одним из факторов роста преступности и особенно профессиональной явилось влияние идей анархизма, которые впоследствии трансформировались в чисто блатные нормы поведения. В сообществах этого так называемого политического течения чаще всего находили приют уголовные элементы, прикрывая преступную деятельность лозунгами борьбы за «идею». Под крышей вооруженных анархистов они чувствовали себя в безопасности.

Основными же причинами уголовных проявлений выступали голод, нищета и безработица. Обнищание народных масс усугублялось разграблением государства армиями интервентов, причинивших материальный ущерб на сумму 77 млрд. золотых рублей. Однако эти коренные причины в большей мере были общими для всей преступности. Основу профессиональной преступности составляла тогда детская беспризорность – результат гражданской войны и интервенции. Это явление достигало колоссальных размеров.

В последующие годы многие виды корыстных преступлений были связаны с нэпом. С одной стороны – преступления нередко совершали сами нэпманы, а с другой – они становились потенциальными жертвами, криминализирующими специфическую категорию уголовников, которые их обворовывали, грабили, вымогали у них деньги и ценности. При этом многие опасные преступники объясняли свои действия «идейными» соображениями, выдавая себя за борцов с буржуазией. Один из них – Мишка «Культяпый», участник 78 убийств, даже посвятил себе стихотворение, в котором поэтически воспевал идеал свободы и борьбы с «игом нэпмачей».

Если говорить о профессиональных убийцах, то их число в 20-е и 30-е годы вопреки сложившемуся мнению было не столь велико. Суждение о распространенности такого рода убийств возникло по двум причинам. Во-первых, – в связи со значительным общим количеством убийств, в чем немалую роль сыграли последствия классовой борьбы и активное сопротивление контрреволюционных элементов.

Во-вторых, этому способствовало упрощенное толкование понятия личности профессионального преступника вообще и убийцы в частности. Достаточно было усмотреть жестокость или изощренность в способе совершения преступления, как виновного считали профессионалом.

К профессиональным убийцам 20-х годов можно в полной мере отнести таких преступников, как Петров-Комаров, ленинградские Ленька Пантелеев и Карл Юргенсон, члены банд Котова-Смириова и Мишки Культяпого. Петров-Комаров, например, совершил более 30 убийств (признался в 29). В его действиях обращает на себя внимание детально отработанная техника совершения преступлений, знание психологии своих жертв, которых он зазывал к себе домой и там за разговором убивал молотком.

Котовым-Смирновым (дореволюционный рецидивист) было совершенно 116 убийств с целью ограбления. Все они отличались крайней жестокостью. В качестве орудий преступления использовались топор и молоток.

К распространенным и опасным имущественным преступлениям первых лет становления Советской республики относились бандитизм, разбойные нападения и. грабежи. При анализе уровня бандитизма следует иметь, в виду, что уголовное законодательство, а вслед за ним и юридическая литература тех лет считали групповой разбой бандитизмом. Если учесть, что разбойные нападения практически во всех случаях совершались группой лиц, то нетрудно понять, почему статистический показатель бандитизма был так велик.

Тем не менее бандитизм в нашем сегодняшнем его понимании был тогда явлением распространенным. От бандитских проявлений уголовного характера, имевших все признаки криминального профессионализма, необходимо отличать так называемый политический бандитизм, который преследовал цель ослабления и даже свержения Советской власти.

Однако уголовный бандитизм также характеризовался устойчивостью больших вооруженных групп, налетчиков, во главе которых нередко стояли профессиональные преступники с дореволюционным стажем. Во второй половине 1917 года только в Москве действовало около 30 таких банд. Аналогичное положение наблюдалось и в других крупных городах республики. В Петрограде, например, наводила страх на людей банда, возглавлявшаяся профессиональным убийцей Александровым по кличке «Мишка Паныч», на Псковщине в течение пяти лет действовала банда, насчитывавшая 165 человек, под командой Воробья. В Хабаровске орудовала шайка налетчиков под руководством Седлицкого, в Херсонском уезде – банда Абрамчика Лехера и т п. Организованные банды, как правило, имели для большего устрашения таинственные названия. Например, «Черная маска», «Девятка смерти», «Бим-бом», «Руки на стенку», «Деньги ваши, будут наши», «Банда лесного дьявола» и др. Наибольшего роста уголовный бандитизм достиг в 1921—1922 гг., что совпало с начавшимся в стране голодом. Бандитизм того периода отличался не только совокупностью политических и уголовных мотивов, но и крайне жестокими формами насилия.

По мере того как в стране налаживалась нормальная жизнь, количество бандитских проявлений сокращалось. Если в 1922 году в Российской Федерации было возбуждено 2097 уголовных дел о бандитизме, то в первом полугодии 1927 года лишь 573.

Вспышка бандитизма отмечалась затем в период коллективизации. Причем мотивы политического характера весьма быстро приобретали типичную уголовную окраску, а банды превращались в профессионально организованные сообщества разбойников.

О распространенности в тот период разбоев и грабежей говорят следующие данные. Согласий сведениям Центророзыска, в 38 губерниях РСФСР в 1919 году было совершено 2816 грабежей и разбоев, а в 1920 году – 7319, что в массе всех преступлений составляло 5%. Около 95% всех разбойных нападений были вооруженными.

Характерен способ совершения большинства этих преступлений. Преступники устраняли всякую возможность противодействия со стороны жертвы и обычно использовали психологическое воздействие. Удельный вес разбоев с причинением телесных повреждений и лишением потерпевших жизни составлял лишь 11%.

Данное обстоятельство, если учесть, что почти все грабители и разбойники были вооружены, на первый взгляд кажется странным. Однако незначительную степень физического насилия можно объяснить двумя причинами: во-первых, уверенностью преступников в исходе дела, обусловленной четкостью подготовки и совершения преступлений; во-вторых, малым риском задержания милицией.

Если говорить о грабежах, то они в кримииологическом аспекте мало чем отличались от разбойных нападений, совершались также группами, из которых лишь 15% относилось к устойчивым шайкам, возглавлявшимся профессиональными преступниками.

Особое место в структуре преступности 20-х годов занимали кражи, удельный вес которых среди всех преступлений составлял 23%, а среди имущественных – 73%.

Эти преступления, как и в дореволюционной России, являлись основной специальностью профессиональных преступников. Так, московский уголовный розыск (и не только он) дифференцировал воров на следующие основные категории: 1) взломщики; 2) «домушники»; 3) «монтеры», «прислуга» и т п.; 4) «наниматели квартир», «посетители врачей, адвокатов» и пр.; 5) карманщики городские; 6) карманщики крупные, «марвихеры» высшей марки; 7) воры-отравители; 8) железнодорожные воры, крадущие на вокзалах; 9) похитители железнодорожных грузов; 10) воры велосипедов; 11) конокрады; 12) «церковники»; 13) «городушники» – похитители из магазинов; 14) «вздерщики», крадущие при размене денег; 15) «хипесники», обкрадывающие посетителей любовницы-проститутки; 16) скупщики краденого; 17) грабители; 18) «подкладчики»; 19) содержатели воровских притонов.

Однако эта установленная уголовным розыском классификация воровского преступного мира не исчерпывающа. Наиболее полное представление о профессиональном воровстве тех лет дает классификация воров, приведенная И. Н. Якимовым и содержащая 28 основных категорий, к которым автор относил «халтурщиков» (ворующих на похоронах), «банщиков» (похищающих ручную кладь на вокзалах), «голубятников» (кравших белье с чердаков) и т п. По существу кражи мало чем отличались от аналогичных преступлений в царской России, а лица, их совершавшие, учитывались по жаргонным названиям.