– Конечно, я сохраню твою тайну, – с чувством ответила Элизабет. – И я рада, что ты доверилась мне, Эмили. Можешь рассчитывать на мою дружбу, независимо ни от чего.

– Спасибо, – поблагодарила ее Эмили, беря свою куртку. – Ты даже не представляешь, как много для меня это значит, Лиз.

– И на твоем месте я не очень бы беспокоилась по поводу пробной работы для газеты, – по-дружески посоветовала ей Элизабет. – Ведь у тебя и без того хватает забот. А если Карен не может принять тебя такой, какая ты есть, то вряд ли что-либо изменится, если ты и попытаешься изменить себя в угоду ей.

– Думаю, здесь ты полностью права, – согласилась Эмили. – Кроме того, – продолжила она, засмеявшись, – я действительно ужасный писака!

– Уверена, что это не так. Но ты слишком талантлива в музыкальном отношении, чтобы напрасно тратить время на то, что тебе неинтересно.

– Лиз, – волнуясь сказала Эмили, – могу я иногда звонить тебе, если в доме станет совсем невыносимо? Или, может быть, прийти к тебе? Знаешь, я чувствую, что все приобретает больше смысла, когда поговорю с тобой.

– Эмили Майер! – воскликнула Элизабет. – Заходи ко мне в любое время. Я всегда буду тебе рада!

После ухода Эмили Элизабет долго сидела, погрузившись в свои мысли. Ей еще ни разу не приходилось слышать столь трогательной истории. Ей так хотелось хоть чем-нибудь помочь этой девушке. Но интуиция подсказывала, что Майеры должны разобраться во всем сами, без посторонних.

Элизабет просто надеялась, что Эмили окажется достаточно сильной, чтобы постоять за себя. Но если все это будет продолжаться до бесконечности, подумала она с грустью, то Эми может не выдержать такого напряжения. И тогда трудно даже представить, что произойдет.

– Китайские кушанья! – раздался восторженный возглас Джессики, ворвавшейся в комнату Элизабет. Она так и подпрыгивала от радости. – Представляешь, – добавила она, – мы почти полгода не были в китайском ресторане.

Немного успокоившись, она схватила с туалетного столика щетку сестры для волос и встала перед зеркалом.

– И в чем, по-твоему, причина? – спросила Элизабет, завязывая лентой свой конский хвостик. – Видимо, отчасти оттого, что папа не переносит китайскую кухню?

– Как-то не думала об этом, – весело ответила Джессика, открывая верхний ящик туалетного столика Элизабет и извлекая оттуда шелковый шарфик. – Ты не собираешься надевать его сегодня вечером?

– Пока не знаю, – возразила Элизабет. – Я не могу приблизиться к своему туалетному столику. Как же мне решить, что надеть.

На самом деле она была уже полностью одета, но иногда ей доставляло удовольствие поддразнить Джессику за то, что та постоянно пользуется ее вещами.

– Хорошо, – медовым голоском проговорила Джессика, повязывая шарфик вокруг шеи. – Бабушка считает, что мне к лицу голубой цвет. Она говорит, что от этого у меня глаза становятся еще голубее.

Элизабет простонала.

– Только постарайся не заляпать его соевым соусом, – предупредила она. – Как ты думаешь, мама не будет возражать против нашей поездки? – спросила она.

Джессика посмотрела неодобрительно на свое отражение в зеркале, развязала шарфик, потом повязала его по-другому.

– Почему это она должна возражать? Вероятнее всего, она будет даже рада, что они с папой смогут провести хоть один спокойный вечер вдвоем.

– Возможно, – задумчиво произнесла Элизабет, – но мне показалось, что в последние дни…

– Эй! – раздался веселый голос Элис Уэйкфилд из передней. – Есть кто-нибудь дома? Это ваша давно потерянная мама наконец-то пришла домой пораньше, покинув сумасшедший мир интерьерного дизайна!

– Привет, мам, – откликнулась Джессика, внимательно разглядывая свои глаза в зеркале после того, как заново завязала шарфик.

– Я так счастлива быть дома, – продолжала мама, поднимаясь по ступенькам наверх и входя в комнату Элизабет. – Пфу! Я чувствую себя нормальным человеком – возвратившись домой, когда на улице еще светло.

– А что, кто-нибудь из клиентов отказался от твоих услуг? – спросила Элизабет.

Элис Уэйкфилд улыбнулась:

– Нет. Между прочим, это я отказала одному из клиентов. Мне вдруг так захотелось приготовить что-нибудь по-настоящему домашнее и очень вкусное – со всевозможными деликатесами. И по пути домой я остановилась у рынка и выбрала там шесть самых крупных, сочнейших бифштексов. Таких вы еще не видели. Потом я купила отличную картошку, которую запеку, сметану и всего-всего, что необходимо для самого вкусного салата.

Джессика и Элизабет обменялись тревожными взглядами.

– Но, мам, мы вроде бы… – начала Элизабет.

– Сегодня вечером мы собирались пойти в китайский ресторан, – перебила сестру Джессика. – Бабушка с дедушкой говорят, что в получасе езды отсюда есть один из лучших во всей стране кантонских ресторанов. И мы думали…

– Мы ведь не знали, что ты собираешься приготовить грандиозный ужин, – уточнила Элизабет.

– А-а, – произнесла миссис Уэйкфилд упавшим голосом. – Ну, ладно…

– Ты можешь сохранить бифштексы? – спросила Джессика. – Мы могли бы устроить праздничный ужин завтра.

Элис Уэйкфилд на минуту задумалась.

– Может, мы совершим эту вылазку все вместе, – предложила она с надеждой. – В последнее время я так редко вижу вас, а таким образом, возможно…

– Мам, – многозначительно произнесла Джессика, – папа не любит китайскую кухню, ты что, забыла? Он говорит, что после нее он чувствует себя больным.

– Ну, мы могли бы пойти в какой-нибудь другой ресторан, – сделала еще одну попытку мама.

Лицо Джессики исказилось, словно от зубной боли.

– Мам, мы же готовились к этому целую вечность! И не можем же мы теперь менять наши планы. Это очень расстроит бабушку.

– Понятно, – проговорила Элис Уэйкфилд. – Ну, тогда как-нибудь в другой раз, – добавила она вяло, выходя в коридор.

– Джессика, – с озабоченным видом произнесла Элизабет, когда мать вышла из комнаты, – тебе не кажется, что она расстроилась? Мы могли бы попросить бабушку с дедушкой перенести этот выход в ресторан на любой другой вечер.

– Не будь глупой, – прошипела Джессика. – И потом, – добавила она, проводя в последний раз по волосам щеткой сестры, – матери не обижаются на подобные вещи, Лиз. Если бы мама возражала, она бы сказала об этом прямо!

– Наверное, ты права, – согласилась Элизабет, выключая в комнате свет.

«И все-таки, похоже, мама чем-то озабочена, – подумала Элизабет, выходя из комнаты вслед за сестрой. – Впрочем, Джессика права: причиной могло быть что угодно, только не такой пустяк, как ужин в китайском ресторане».

При этом Элизабет была уверена: мама поделилась бы с ними, если бы это было действительно важно.

Эмили возвращалась домой после разговора с Элизабет с твердым намерением сделать еще одну попытку.

«Лиз права, – решительно сказала она себе. – Нет смысла пытаться перетянуть Карен на свою сторону, заставляя себя стать совсем другой. Если Карен хочется иметь в семье писателя, ей придется подождать, покуда подрастет Кэрри!»

Но весь оптимизм, с которым она возвращалась домой, моментально испарился, как только Эмили вошла в дом или, точнее, когда просмотрела почту, лежавшую на полке в кухне, и обнаружила три брошюры из школ-интернатов в Новой Англии.

«О боже! – подумала Эмили, глубоко вздохнув. – Карен принялась за дело всерьез!»

Правда, ее настроение немного улучшилось, стоило ей закрыть за собой дверь, ведущую в цокольный этаж, и спуститься в свою студию, которую помог ей оборудовать отец. Это была любимая комната Эмили. Тут она чувствовала себя полной хозяйкой. Вместе с отцом они отгородили большой угол этажа и установили там ее ударные инструменты. В студии все было, что так любила Эмили. В большом ящике в углу хранились ее ноты и пленки с записями. Здесь же стояло и большое удобное кресло, в котором она сидела, когда не играла. Иногда Эмили спускалась сюда, просто чтобы подумать. А такое случалось все чаще.