Укусит!

Глаза открыла и встретилась с его черным пронизывающим взглядом. Вздрогнула.

- Не шевелись, - приказал он с улыбкой и, принюхиваясь, вниз к груди спустился, коснулся губами ложбины, спустился ниже.

И когда только рубашку у горловины развязать успел? Дернулась, прикрыться. Так он в ответ рыком:

- Руки убери, - и рубашку мою задирает.

- Ч-ч-то вы делаете?

- Тихо, - ручищей мои штаны опустил ниже пояса и стал на колени.

Боже… Раньше с девчонками в деревне мы часто шутили, каково это подчинить себе оборотня, видеть, как он опускается перед тобой на колени. Сейчас поняла, это жутко страшно!

- Ваша милость!

Снова утробный рык:

- Руки убери.

- Ба-барон!

- Не надругаюсь я над тобой, - носом вокруг пупка провел, вызвав мурашки на спине, а затем фыркнул и разогнулся, отпуская меня. - Пушистая.

Усмехнулся, потерев нос, и смотрит вопросительно. Ждет.

С болью вспомнила, как Варос в шутку волосатой называл и слишком смуглой, а этот… Красная, как маков цвет, отдернула рубаху, завязала горловину и грозно взглянула на оборотня.

- Вы чего хотели?

- Запомнить запах.

- Зачем вам мой запах?

Переступила босыми ногами и только сейчас поняла, что стою не на каменном полу, а на шкуре. Спасибо ему за предусмотрительность, позаботился о здоровье нового хранителя.

- Нужен, - он указал на стол, где лежит разобранный клинок, сам, выходит, справился. - Пришьешь.

- Хорошо, - потупилась стыдливо. Отойти некуда, комната узкая и длинная, чтобы удалиться от белого можно лишь на кровать стать.

Не знаю, как понял, что мне подле него не уютно, сам отошел к сундуку, сел и оперся спиной о бревенчатую стену. Я вздохнула с облегчением:

- Так зачем вам мой запах?

- Каждый месяц после бани будешь писать мне. Сама собственной рукой. И без всяких масел на коже.

- Отправлять как? - спросила, не поднимая глаз.

- С голубем. Путь ко мне ему знаком. - Глава белой стаи указал на клетку, стоящую в углу, а там сизокрылый с красной ленточкой на лапке.

Обидно. Не все птицы из отцовской голубятни покинули долину перед бурей. Один голубь к замку оборотней прибился, вот меня и нашли.

- Что, не оправдались твои расчеты? - ехидно спросил барон, правильно истолковав мой взгляд на птицу.

- Вышло лучше. Не киньтесь вы по следу, меня бы в живых не было.

- Тоже верно.

И молчит. От его молчания в мороз бросает не хуже, чем от взгляда. Поежилась, взяла еще одну шкуру на плечи:

- Что в письме вам отправлять?

- Пиши: «Ваш сын все еще болен» и подпись короткая «А».

- Накаркаете. Писать буду, что он жив и здоров, - я прямо посмотрела на оборотня. - И к чему мне писать о сыне? Уж лучше о погоде.

- Возможно, - он хитро прищурился. - Ты в свою деревушку вернешься?

- Нет.

- А новости из Ог туда быстро дойдут, - сказал с намеком и внимательно смотрит на меня.

- Еще и приживалкой оборотня стану…?

- Барона, - поправил он.

- Как хотите, так и называйте. Все одно - позор! Такого в деревне не прощают.

- За прошлые тоже не простят.

С кривой улыбкой поднялся, медленно подошел.

Слова его, как по сердцу ножом. Слезы обиды подступили к глазам, пусть не прощают, главное ушла. Теперь им всем вольготнее заживется без меня. Соленые капли обиды стерла рукавом, губу прикусила, чтобы не расплакаться.

- Вы что-то хотели… еще? - спросила тихо.

Обнюхал, унизил, что еще?

- Пятнадцать монет на столе.

- Что?

- Ты выиграла в споре. Немощь.

Пять минут, как ушел, а я все еще стою истуканом. Вспоминаю, как Белый варвар меня в лоб поцеловал. Горячим дыханием лицо овеял, теплыми губами прикоснулся, и растаял, как не бывало.

Показалось.

Через минуту, а может и час в комнату влетела раскрасневшаяся повитуха Ирия, женщина средних лет и огромных возможностей. Матушка моя с ней дружила, письма друг дружке писали, делились рецептами мазей. Люблю ее за характер добрый и человеческое отношение к больным. За кого она не возьмется всех на ноги поднимет, от младенчика, до старика.

- Ариша, жива! - она подскочила ко мне, крепко меня к себе прижала. С мороза в полушубке холодная и колючая, но я ей рада, как родной, обняла, поцеловала.

- Здравствуйте!

- А я уж думала, не дождемся! - Ирия отстранилась. - Белый злющим на тебя был, все искал тонкий нож. И никак не мог успокоиться, рычал что-то о чучеле из немощи… - взялась разуваться и вдруг остановилась. - Он не тебя ли имел в виду?

- Я цела и невредима.

- Какой невредима! - воскликнула Ирия. - Рыбця, я же, как тебя с ним на полчаса оставила, так на спине твоей новые ушибы появились, а сама ты двое суток проспала. - Она всплеснула руками и начала раздеваться. - Уж думала, все, не очнешься. Комнату убрала повторно, тебя вымыла, сумку твою почистила. И как есть, пообещала белому ироду, что башку его седую на твою могилу положу. А он знаешь что?

- Что?

- Убегая, сказал, что у тебя есть дело незавершенное, мол ради него ты с того света вернешься. И не ошибся… - спрашивает деловито. - Ты ела?

- Только поднял…, поднялась.

- Тогда пошли, стол накрою. Знала, что ирод в хате не растопит, горячего с собой принесла.

Она прошла на кухню, я за ней следом иду неторопливо, чуть ли не кряхтя.

- А Белый варвар уходил?

- Убегал волчара. Двое суток отсутствовал, пока ты спала. Вернулся злее прежнего и с голубем в клетке. - Она махнула рукой в сторону комнаты, где я спала, и из корзинки горшочки глиняные достала, ложки, кружки, крынку с молоком. - А меня к сестре отослал и нагрубил напоследок, сущий варвар

- Ирия, а сколько я у вас уже… гощу?

- Пятый день пошел.

Пятый? Мысленно подчитала время и ужаснулась. Только бы повезло, только бы успела вслед за ними из деревеньки Ог уйти!

Схватила женщину за руку, спросила тревожно:

- Обоз с дровами в сторону селения Ажуг уже ушел?

- Этим вечером только поползет, - она меня за стол усадила аккуратно, плечей и спины не касаясь, придвинула ближе горшочек с вареной крупой и луковой зажаркой, соленья из помидор. - Снега много навалило, они два дня назад ехать не решились.

- Это хорошо, - даже вздохнула с облегчением. - Слава Богу.

Женщина прищурилась, прицыкнула языком:

- А ты у меня не останешься?

- Нет.

Нельзя мне здесь оставаться, нужно уходить и чем дальше, тем лучше.

- Ариша! - воскликнула она сердито. - Кто ж в Весеннюю Тосу за обозом идет?

- Я иду.

- Как идешь?

- Пешком, - ответила с улыбкой. - По их следам пойду. Так надо.

- Что за дурь?! Сиди у меня до весны… Родителей нет, так ты хоть дядьку твоего пожалей и Севуню, как они без тебя, а?

- Им без меня должно быть очень хорошо. Женился дядя на белошвейке в эту Ночь Ледокола.

- Счастье-то какое! Рата согласилась и в дом его вошла?

- Согласилась. Вошла. - Глянула уверенно, а голос не сдержала, слезливо просипела на последнем слове.

- А ты что, не прижилась? - вглядываясь в мое лицо, Ирия с тревогой спросила. - Или для дядьки твоего белошвейка дороже племянницы?

- Не дороже, я решила жить от них вдали.

- А как же Варос, парень твой?

- Женился… - голос стал совсем глухим, слова обрывистыми. - На Марийке рыжей.

- Девчонка из Княжих? - ошеломленно переспросила Ирия. - Ей же всего пятнадцать лет!

А я вспомнила, как Варос ею хвастал меж друзей и все-таки тихо всхлипнула:

- Зато у нее грудь большая, бедра широкие, кожа, как молоко и косища толщиной с кулак, а еще приданное. Пусть не дочь старосты, но тоже из семьи торговцев и под венец голой не пойдет, с… с… с приданным она.

Тяжко вздохнула и шмыгнула носом:

- А то, что молодка, ему на руку. Такая слово поперек сказать не посмеет, к тому же нетронута…

- Ариша, - хозяйка дома оказалась за моей спиной, обняла, по голове погладила, - ну что же ты, что же ты плачешь? Пусть и живет себе кабель блудливый с рыжей курвой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: