Эта "эгоистическая червоточина" - буржуазный индивидуализм, укреплявшийся в ходе осуществления той самой гуманистической программы, которая требовала полной свободы личности, и возникающий тогда, когда эта свобода понимается как свобода от всяких принципов морали и общественного долга. У Шекспира воплощением такой анархической свободы становится Яго.
Шекспировский трагический реализм, по В. Кеменову, вовсе не означает безнадежного отчаяния. Однако уроки жизнестойкости в его трагедийном театре извлекаются на самом глубинном уровне. "Нам кажется, что в трагедиях Шекспира есть оптимизм, но искать его следует не в благополучии концовок, не в гегелевском примирении противоположностей или в христианском раскаянии героев (которое, кстати сказать, весьма редко встречается у персонажей Шекспира), а в том, как герои его трагедий смотрят сами на себя и на свою деятельность, возвышаясь при этом над собою, своим положением и обстоятельствами до общечеловеческой точки зрения" {Там же, с. 142-143.}. Именно в этом - смысл прозрений Ричарда II, превращения Лира из монарха-самодура в подлинного философа, поражающего глубиной и человечностью мысли.
Для Шекспира человек хотя и определяется своей эпохой, но не сводим к ней, не ограничен ею. Каждая эпоха - лишь один акт в драме истории человечества, и даже трагическая развязка этого акта не должна восприниматься как апокалипсическое пророчество. За этим актом, последуют другие, более достойные подлинной природы человека. Залогом тому - и способность шекспировских героев играть другие роли, кроме тех, что выпали им на долю, их умение превращаться из "актеров" в "драматургов", художников, творящих самих себя.
Шекспир не случайно так настойчиво уподоблял мир театру. "Драматургия означала для Шекспира нечто гораздо большее, чем простой выбор литературного жанра... определенное содержание философских воззрений Шекспира на жизнь и на искусство послужило причиной, следствием которой было: Шекспир писал для театра" {Там же, с. 146.}.
Эта заключительная мысль статьи В. Кеменова - одно из ранних свидетельств все нарастающего в послевоенном советском шекспироведении стремления рассматривать трагическое у Шекспира не просто как некую философскую выжимку, "мораль" его произведений, но как формообразующее начало его драматургии. Выработке более разностороннего, "комплексного" подхода к творчеству Шекспира, и в частности к проблеме его трагизма, в первые послевоенные десятилетия немало способствовало появление новых работ ведущих, советских ученых-шекспироведов - М. М. Морозова, А. А. Смирнова.
Труды М. М. Морозова, не ставившие непосредственно вопроса о природе трагического у Шекспира, существенно обогатили представление о самом творческом методе драматурга, о неразрывном единстве мировоззренческой основы его произведений со всеми элементами их материальной структуры - от приемов разработки характеров до метафор и эпитетов {См.: Морозов М. М. Шекспир. М., 1947; 2-е изд., 1956; Он же. Избр. статьи и переводы. М., 1954; Он же. Статьи о Шекспире, М., 1964.}. Без этого вклада трудно представить себе все дальнейшее развитие советского шекспироведения.
А. А. Смирнов выступил в 1946 г. со статьей "Шекспир, Ренессанс и барокко", полемизируя с теми западными учеными, которые безоговорочно относят трагедии Шекспира к искусству барокко. Признавая некоторую формальную, стилевую общность Шекспира с барочной литературой и вынося его позднее творчество за пределы культуры собственно Возрождения, А. А. Смирнов настаивает на верности Шекспира идеалам гуманизма. Однако это не "идилличный" и "догматичный навыворот" гуманизм Ренессанса, действенный до тех пор, пока речь идет об освобождении личности от средневековых догм, и оказывающийся несостоятельным при первом столкновении с феодально-католической реакцией и практикой первоначального накопления. Это гуманизм нового типа - не сложивший оружия, не отказавшийся от борьбы, но и не закрывающий глаза на мучительные противоречия жизни, "трагический гуманизм". "Трагический гуманизм - это осознание трагедии человека в частнособственническом и притом рефеодализирующемся обществе, сознание всей тяжести борьбы, которую человек ведет с этим обществом, - борьбы, не всегда сулящей успех и порою почти безнадежной, но все же всегда и во всех случаях необходимой. А вместе с тем - это осознание того, что ренессансное мировоззрение с его идиллическим оптимизмом и упрощенностью недостаточно вооружает для такой борьбы, что для нее нужен более сложный арсенал идей, чем заготовленный ренессансным гуманизмом" {Смирнов А. А. Шекспир, Ренессанс и барокко. - В кн.: Смирнов А. А. Из истории западноевропейской литературы. М.; Л., 1965, с. 195.}.
Итогом шекспироведческих трудов А. А. Смирнова стала его вышедшая уже посмертно в 1963 г., книга "Шекспир". Здесь уточнялось, углублялось, а иногда и корректировалось все найденное исследователем в ходе многолетних раздумий о Шекспире. Анализ шекспировского трагизма здесь основывается на известном высказывании Маркса о сущности трагического: "Трагической была история старого порядка, пока он был существующей испокон веку властью мира, свобода же, напротив, была идеей, осенявшей отдельных лиц, - другими словами, пока старый порядок сам верил, и должен был верить, в свою правомерность. Покуда ancien regime, как существующий миропорядок, боролся с миром, еще только нарождающимся, на стороне этого ancien regime стояло не личное, а всемирно-историческое заблуждение. Поэтому его гибель и была трагической" {Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 418.}. Шекспир, по мысли А. А. Смирнова, идеализирует людей уходящего, патриархального мира - отца Гамлета, Дункана, Лира, Кента и Глостера - и с потрясающей силой изображает их крушение. Однако они не наделены специфически феодальными представлениями и предрассудками. Это скорее легендарные, сказочные фигуры. Для Шекспира существенно само их противостояние циничным аморалистам, героям первоначального капиталистического накопления - Клавдию, Яго, Эдмунду, старшим дочерям Лира.