— Мы с Анной действительно условились встретиться на днях, но…

— Не сегодня? — удивился Алекс.

— Нет. Мое отсутствие в офисе не связано со свиданием.

— Но ты сам только что сказал…

— Верно, к Анне Гриер это имеет отношение, но лишь в том смысле, что именно из-за нее мне пришлось два дня назад скакать на коне по бездорожью.

— Не понимаю, какое отношение ваша конная прогулка имеет к нашей сегодняшней встрече с менеджерами отделов.

— Не понимаешь? — мрачно усмехнулся Кен. К счастью, с отцом у него были гораздо более близкие отношения, чем с Анной, и ему он мог сказать о своей проблеме. — Сейчас объясню. Дело в том, что меня вот уже несколько дней донимает фурункул и…

— Ох! — вырвалось у Алекса. — Какая гадость…

— Не то слово! — с чувством произнес Кен.

— Сочувствую. Ну а прогулка…

— Прогулка, как я уже сказал, была конная, то есть мне пришлось сесть в седло и подпрыгивать на нем битый час, если не больше.

— А фурункул? Какое отношение он имеет к… Постой, где эта мерзость вскочила? На каком месте, я имею в виду?

— Эта мерзость, папа, вскочила у меня на… — Кен произнес одно из наиболее употребляемых, но считающееся неприличным названий того места, на котором у него сейчас красовался жуткого вида бугор.

— Что? — воскликнул Алекс. — На… — Он повторил то же слово. — И с этим ты сел в седло?!

— А что мне оставалось делать? — хмыкнул Кен. — Не мог же я сказать Анне: «Пардон, дорогая, но я не в состоянии отправиться на верховую прогулку, у меня фурункул на…» — Неприличное слово было произнесено в третий раз.

— Ха! Уверен, Анна Гриер сама не стесняется в выражениях. Но если уж ты так щепетилен, мог бы сказать, что фурункул на ягодице. Подумаешь… Что тут особенного?

— В общем-то да. Но все равно как-то неловко. Мы с Анной еще не настолько близки, чтобы я мог сообщать ей такие подробности.

— Чушь все это! — недовольно проворчал Алекс. — Здоровье дороже любых условностей. Ну ради чего, спрашивается, нужно было мучиться в седле?

Кен снова вздохнул. Разумеется, отец прав, а его логика несгибаема. Да и сам он сейчас понимал, что свалял дурака, жаль только, что исправить уже ничего нельзя.

— Я не спорю, папа, — сказал Кен, осторожно потрогав кончиками пальцев проблемный участок тела.

Тут Алекса, по-видимому, осенила какая-то мысль, потому что он спросил:

— Так в каком состоянии сейчас твой фурункул, если ты даже не можешь приехать на работу?

— Увы, в плачевном, — вынужден был признать Кен. — Распух, побагровел, пульсирует… И что самое неприятное — боль не утихает ни на минуту.

— Так что же ты сидишь! — вскричал Алекс.

Он явно собирался продолжить, однако Кен, не удержавшись, обронил с нервным смешком:

— Сидеть я как раз не могу, папа.

— Ах да, конечно. Впрочем, я выражаюсь фигурально. Постой, что же я хотел сказать? Ты сбил меня с мысли! Что-то важное… Ах да, вспомнил! Нужно поскорее обратиться к врачу!

— Из-за какого-то паршивого фурункула? — скептически усмехнулся Кен.

— Да ты что! — рассердился Алекс. — Малое дитя, что ли?! Эта дрянь может спровоцировать заражение крови. Тем более что у тебя хватило ума устроить скачки на лошадях!

— Я здесь ни при чем, — сдержанно возразил Кен. — Идея принадлежит Анне.

— Ну да, разумеется. А своей головы у тебя на плечах нет. Или ты уже влюбился?

— Я? С чего ты взял?

— Куда же подевалась твоя способность рассуждать здраво? Только не говори, что у тебя ее и не было.

— Почему, была, — сконфуженно пробормотал Кен.

— Тогда воспользуйся ею и поезжай в больницу. Вернее, ступай, ведь недалеко от твоего дома находится клиника «Спринг-блоссом».

— В соседнем квартале.

— Вот видишь, как удачно, — заметил Алекс. — Не нужно садиться за баранку. Ведь сам говоришь, что не можешь сидеть. — Немного помолчав, он спросил: — Что, неужели так плохо?

— Да уж хорошего мало. Болит, треклятый, просто сил нет…

— Немедленно в больницу! — решительно произнес Алекс. — Недоставало дождаться осложнений.

Кен ответил не сразу. Он безумно не любил больницы, докторов и вообще всего, что связано с лечением, которого тоже терпеть не мог. Одна мысль о том, что придется обратиться к врачу, приводила его в уныние.

— По мне, так лучше провести пятьдесят собраний с менеджерами, чем один раз встретиться с медиками, — проворчал он.

Алекс вздохнул.

— Что поделаешь, сынок, я тоже не большой любитель посещать лечебные учреждения. Но если иначе нельзя?

— Почему ты думаешь, что нельзя? — с каждой минутой все больше мрачнея, произнес Кен.

— Потому что с подобными вещами не шутят. Заражение крови практически не лечится, человек сгорает в момент. И вообще, зачем усугублять положение! Жаль, что я не могу взглянуть на твой фурункул. Наверняка ты приуменьшаешь опасность или что-нибудь скрываешь от меня, не желая беспокоить.

Кен поморщился, потому что сзади в очередной раз кольнуло.

— Нет, говорю как есть, фурункул выглядит паршиво, да и ощущения такие, что врагу не пожелаешь. И все-таки до чертиков не хочется обращаться в больницу. А может, как-нибудь само рассосется?

— Ну как ребенок, честное слово! Что мне тебя за руку вести?

— Но ведь бывает, что фурункул созревает, потом…

— Верно, бывает, однако я уверен, что у тебя не тот случай. Если бы ты хотя бы отказался от конной прогулки!

— Что уж теперь говорить…

— Правильно, говорить поздно, к тому же нечего терять время попусту. Одевайся и марш в больницу!

Несколько мгновений Кен хмуро молчал, потом обронил:

— Еще место такое он, подлец, выбрал… неприличное.

— Это ты про фурункул?

— Ну да, про него, прямо злости не хватает!

— Ступай в больницу, повторяю!

Кен вздохнул.

— Видно, придется…

— Постой, ты стесняешься, что ли? — удивленно протянул Алекс.

Кен замялся.

— Ну…

— Вот это да! Не ожидал от тебя подобной мнительности. Прежде ее за тобой не замечалось. Что вдруг случилось? Или это общение с Анной так на тебя повлияло?

— С Анной? — задумчиво повторил Кен. — Не знаю… Может быть. Между прочим, должен признаться, меня не покидает чувство, будто я обманываю ее.

— Почему это? — В голосе Алекса сквозило искреннее непонимание. — В каком смысле?

— Видишь ли, в последнее время я мучаюсь мыслью, что Анна… как бы это сказать… ну если не влюбилась в меня, то, во всяком случае, испытывает нежные чувства. Просто глаз с меня не сводит, порой это даже нервирует.

— Думаю, она всего лишь никак не налюбуется своим новым приобретением, — хмыкнул Алекс.

— Может, и так, но…

— Сынок, — перебил его Алекс, — у тебя нет ни малейшего повода для угрызений совести. Если бы ты обрюхатил девицу и пустился в бега, тогда можно было бы говорить о каком-то обмане. Но ты собираешься жениться на Анне, в то время как, если не ошибаюсь, еще даже речи нет о ребенке. Так в чем же твоя вина?

— Не только о ребенке, но даже о постели вообще, — уточнил Кен.

— Нет? — не без удивления произнес Алекс.

— Нет.

— Гм… Впрочем, дело ваше. Разберетесь. Сейчас гораздо важнее, чтобы ты отправился наконец в больницу.

— Хорошо, хорошо… иду.

— Правда пойдешь? Не обманываешь?

— Мне не пять лет, папа, — с достоинством ответил Кен.

И на этом разговор закончился.

Поминутно морщась, временами даже охая, Кен осторожно снял домашние брюки и надел летние, полотняные. Когда с переодеванием было покончено, он покинул квартиру и направился к выходу. Лифтов в старинных домах этого района не было, поэтому, чтобы добраться с третьего этажа до первого, ему предстояло преодолеть несколько лестничных пролетов. Вернувшись два дня назад домой из поместья «Элмисайд», от Анны, Кен никуда не выходил и сейчас обнаружил, что спускаться по ступеням не так-то просто: сжатие и расслабление ягодичных мышц, в частности правой, порождали приступы острой боли.

Кое-как одолев лестницу и выйдя на улицу, Кен поплелся в направлении клиники «Спринг-блоссом».