Чай был крепкий и горячий, маленький алюминиевый стаканчик обжигал ладони, и это было очень приятно, но еще приятнее был неотрывный взгляд Олега - внимательный, теплый. Вот так бы почаще, вот всегда бы так! Но, может быть, если бы так было всегда, она и не ценила бы этого?

Нет, хватит. Хватит молчать, надо говорить, говорить что-нибудь интересное, а то он снова уйдет туда, в мысли свои, бросит наедине с усталостью и страхом... Только интересно у Ксюши не получилось. От особенно сильного удара, казалось, посыпались трескучим каменным крошевом стены, и она сжалась, простонала с надрывом:

- Господи, и зачем нас понесло к этой старой ведьме?! Так хорошо было в Белополье, так нет, поперлись черт знает куда... И самое обидное - ведь напрасно поперлись, не знает же она ничего, ведь муть плела редчайшую!

Олег улыбнулся - мягко так, ласково, как ребенку глупому, сел рядом, стал гладить по голове, уговаривать:

- Ну, Ксеня... Ну почему это - зря? Это же не кому-то, это же тебе нужно. И рассказала она много интересного, я нигде такого не слыхал. Сказки про лешего очень оригинальные, и заклятья от злых. Для твоей работы это очень важно, ты этим не пренебрегай.

Но Ксюша упрямо трясла головой:

- Ничего это не важно. И чушь все это. И ничего общего с моей темой не дохристианские, и не обряды... И это же не народные сказки, это же ее сказки! И вообще, давай спать в конце концов!

Олег вздохнул, тяжело поднялся - спать, так спать. Правда, это оказалось нелегко - спать. Сначала они поругались из-за фонарика: Олег хотел его выключить, а Ксюша не хотела спать в темноте. Олег уговаривал, объяснял, что батарейки сядут не позже, чем через час, что фонарик еще может понадобиться ночью, - не помогло. Потом на них напали комары как-то вдруг и все сразу, и Ксюша требовала, чтобы Олег их повыгонял, а Олег пытался выяснить, как она себе это представляет.

А потом почему-то оказалось, что спать не хочется. То есть спать не хотелось только Ксюше, и это было обидно до слез: страх остался, и сырость, и комары, и гроза; а сонливость, еще минуту назад казавшаяся невыносимой, сгинула, и вместе с ней сгинула и надежда на то, что жуткая эта ночь пролетит незаметно и быстро. А вот Олег, похоже, уснул, он дышит спокойно и ровно, он снова оставил Ксюшу одну, он злой, плохой, бесчувственный. Господи, ну почему так не повезло в жизни, ну зачем она влюбилась в этого ненормального, вышла за него, зачем?! Да, он любит ее, Ксюшу, любит искренне, только странно как-то, не любят так теперь, это, может, в его любимые дохристианские времена так любили. А иногда он бывает так возмутительно нечуток, будто Ксюша для него - ноль. Вот как сейчас: посапывает себе в две дырочки, и наплевать ему, что ей плохо, страшно и одиноко...

Ксюша совсем уже собралась заплакать, как вдруг Олег тихонько спросил:

- Ты не спишь, Ксюша? Тебе нехорошо?

И сразу будто изменилось все, а прежде всего - Ксюшины мысли. Она вздохнула с облегчением, ткнулась лицом в плечо Олега:

- Как-то не получается заснуть. Но ты не волнуйся, мне хорошо. Очень.

Олег пошевелился, положил ей на голову ладонь, снова притих. Ксюша выждала немного и вдруг неожиданно для себя решилась спросить:

- О чем ты думаешь?

- Да все о том же, - он говорил медленно, неохотно. - О мусоре в храме.

Ксюша подождала продолжения, не дождалась, тихонько потормошила Олега:

- Ну и что?

- Да ничего. - Он вздохнул. - Ты помнишь, эта старушка сегодня... Или уже вчера?.. Она говорила, что здесь, где теперь часовня, было языческое святилище. Помнишь?

- Ага. - Ксюша кивнула, ушибла об Олегово плечо нос, пошипела сквозь зубы. - Место падения небесного камня. А при чем?..

- Может и ни при чем... Помнишь, как она говорила? Пришли монахи, ратники порубили да пожгли идолища, алтарь-жертвенник скатили в болото...

- Думаешь, так и было?

Олег пожал плечами (Ксюша снова зашипела от боли и обреченно подумала, что к утру нос распухнет обязательно), сказал безразлично:

- Не знаю, но похоже на правду. Сказано же в летописи: "Князь Владимир Святой повелел рубить церкви в местах, где прежде стояли кумиры"...

Ксюша растерянно огляделась:

- Да не похоже, чтобы это было построено аж тогда.

- Конечно, не тогда. - Олег замолк ненадолго, заговорил опять: Первая часовня, кажется, была деревянная, она сгорела. А эту поставили уже после того, как Петр запретил постройку деревянных храмов.

- Откуда ты знаешь?

- Я не знаю. - Голос Олега был бесстрастным и каким-то странным, не его это был голос. - Я просто думаю, что было так.

- Ну, пусть так. А причем здесь мусор?

Тихо, очень тихо ответил Олег, и слова его заглушил ужасающей силы удар грома. Свирепая вспышка ледяного ветра, ворвавшаяся в часовню, выхватила из мягкого сумрака четкий, будто штампованный профиль Олега, приподнявшегося на локте, всматривающегося в стену напротив. Там, под набухающей дождевой влагой штукатуркой, наливалось чернотой изображение хмурого бородатого лица. Ну и что? Ведь и на соседней стене такие же... Или не совсем такие? Или совсем не такие? Ксюша заглянула Олегу в лицо:

- Чего ты? Что с тобой?

- Ничего, - он улыбнулся. - Ты спи давай.

Не понравилась Ксюше улыбка его, и голос не понравился, и лицо это на стене не понравилось тоже. И еще ей не нравился едва слышный, замытый шумом ливня шорох в недальнем углу, и смутное ощущение пристального нехорошего взгляда.

- Олег! - она вцепилась в его плечо. - Ты ничего не чувствуешь? Тут есть кто-то!

- Что ты, глупая? - Олег погладил ее по щеке, оглянулся по сторонам. Луч фонарика уже заметно поблек, в углах копилась чернота... - Ну кто же тут может быть? Разве что зверюшка какая-нибудь от дождя забралась. Сейчас мы ее выведем на чистую воду.

Он дотянулся до фонарика, желтый прозрачный луч рухнул на пол, метнулся туда-сюда, и разлившийся под стенами сумрак вдруг ответил злыми красными огоньками маленьких глаз - низко, от самого пола. Крыса. Крупная, почти черная, вытянулась неподвижным столбиком, злобно пялится на слепящее пятно фонаря... Истошно взвизгнула Ксюша, отпрянула, вжалась в стену. Олег коротко оглянулся:

- Ну что ты, что ты! Испугалась? Нашла чего! Да мы ее, паскуду...

Его рука зашарила по полу, нащупала обломок кирпича. Крыса успела шарахнуться за доли секунды до того, как осклизлый кирпич шваркнул по тому месту, где она только что сидела. Горбатая тень шмыгнула к выходу, на пороге запнулась, дернулась как-то нелепо и сгинула в дождевом мареве.

Некоторое время они молчали. Олег снова прилаживал фонарик на полу как раньше, лучом в потолок; потом гладил Ксюшу по голове, успокаивал. Когда она перестала дрожать и всхлипывать, сказал:

- Давай спать.

Ксюша судорожно покивала, послушно полезла на развороченное лежбище. Уже оттуда, из-под плаща, спросила вдруг:

- Слушай, а почему нечистая сила так любит заброшенные церкви?

Олег засмеялся - сухо, с трудом:

- Глупая! Вот глупая - крысы испугалась! Спи.

Ксюша зажмурилась, задышала медленно и глубоко. Ей очень-очень хотелось и вправду уснуть, и чтобы сразу было утро, и чтобы солнечные зайчики лежали на щербатом полу...

Олег тоже лег, но сперва глянул на то черное лицо на стене. Да какое там лицо - чушь, просто мокрое пятно на штукатурке. Примерещилось...

А вот что крыса, перед тем, как под ливень выскочить, обернулась вот это, к сожалению, не примерещилось. Да не беда, если бы просто обернулась. А то ведь она еще и кулачком погрозила...

Олег проснулся внезапно, будто от толчка. Фонарик погас, в часовне стоял невнятный зеленоватый сумрак, и в сумраке этом явственно различалось напряженное лицо Ксюши. Что это с ней? Приподнялась на локте, настороженно прислушивается к чему-то... К чему? Тихо вокруг, только монотонно шумит неторопливый дождь - наверное, кончилась гроза, и ливень вновь обернулся скучной моросью. Олег шевельнулся было, но Ксюша нетерпеливо дернула плечом: тихо! И тут он услышал.