— Откуда вы знаете?

— Донни. Я только что с ним разговаривал.

— А откуда Донни знает?

— Мужчина сказал ему.

— Донни — это ваш ночной портье?

— Он был ночным портье. Я уволю его за глупость. Он даже ничего не сказал мне обо всем этом. Я сам должен был все узнавать. Окольным путем и с большим трудом.

— Донни не хотел сделать ничего плохого, — сказала его дочь. — Я уверена, он не понял, что произошло.

— А кто понял? Я хочу поговорить с Донни. Но вначале давайте посмотрим регистрационную книгу.

Хозяин вынул книгу из ящика и стал ее листать. Его большие руки, покрытые волосами, действовали спокойно и умело, как животные, которые ведут безмятежную самостоятельную жизнь и не зависят от своего эмоционального хозяина. Он протянул мне книгу. В ней печатными буквами было написано: «Ричард Роу, Детройт, Мичиган».

Я сказал:

— С ним была женщина.

— Невозможно.

— Или он был переодет в женщину.

Он непонимающе смотрел на меня, думая совсем о другом.

— Вы вызвали полицию сюда? Они знают, что это произошло здесь?

— Еще нет, но они найдут ваши полотенца. Он перевязал ими свою рану.

— Понимаю. Да. Конечно. — Он стукнул себя кулаком по голове. Звук был такой, как будто ударили по тыкве. — Вы сказали, что вы — частный детектив. Если вы сообщите полиции, что следили за преступником, скрывавшимся от закона... и он застрелился, чтобы не представать перед судом... Я заплачу вам пятьсот долларов.

— Я не настолько частный. Я несу кое-какую ответственность за свои слова. Кроме того, полицейские начнут расследование и обнаружат, что я солгал.

— Не обязательно. Он действительно бежал от закона, знаете?

— Это вы мне сейчас говорите.

— Дайте мне время, и я представлю вам список его преступлений.

Девушка отпрянула от отца. В глазах ее мерцали утраченные иллюзии.

— Папа, — произнесла она слабым голосом.

Он не слышал ее. Все его внимание было сосредоточено на мне.

— Семьсот долларов?

— Не продаюсь. Чем больше вы мне предлагаете, тем более виновным выглядите. Вы были здесь прошлой ночью?

— Вы говорите абсурдные вещи. Я провел всю ночь дома со своей женой. Мы ездили в Лос-Анджелес на балет. — Чтобы его слова казались более убедительными, он промычал что-то из музыки Чайковского. — Мы вернулись в Изумрудную бухту около двух часов ночи.

— Алиби можно подстроить.

— Преступники это делают, верно, — возразил он мне. — Но я не преступник.

Девушка положила руку ему на плечо. Он отвернулся от нее. Лицо его исказилось от гнева, но она не видела его лица.

— Папа, — сказала она, — вы думаете, его убили?

— Откуда я знаю! — Голос его звучал дико, переходя на визг. Видимо, она дотронулась до пружины, приводившей в действие его эмоции. — Меня здесь не было. Я знаю только то, что рассказал мне Донни.

Девушка разглядывала меня, сощурив глаза, как будто я был каким-то животным нового вида и она старалась решить, как меня использовать.

— Этот джентльмен детектив или утверждает, что детектив, — сказала она.

Я достал удостоверение и бросил на стойку. Маленький человек взял его и внимательно посмотрел на мою фотографию, а потом на меня.

— Вы согласны на меня поработать?

— А что нужно делать? Врать?

За него ответила дочь:

— Попробуйте узнать что-нибудь об этом... об этой смерти. Даю вам честное слово, отец не имеет к этому никакого отношения.

Я вдруг принял решение — одно из тех, о которых потом приходится сожалеть всю последующую жизнь.

— Хорошо. Я возьму у вас пятьдесят долларов в качестве аванса. Это значительно меньше, чем пятьсот. И первый мой совет: расскажите полиции все, что вы об этом знаете. Если не виновны в его смерти, конечно.

— Вы меня оскорбляете, — сказал хозяин. Но достал из ящика пятьдесят долларов и протянул мне. Почему-то показалось, что меня заставили взять эти деньги обманным путем. Хоть не такие уж большие деньги, но все же. Чувство это усилилось, когда хозяин отказался со мной разговаривать. Пришлось использовать все свое умение убеждать, прежде чем он согласился дать мне адрес Донни.

Донни жил в хижине у подножия пустынных дюн. Раньше это было чье-то бунгало на пляже, а потом песок стал разрушать его стены. Кафель растрескался от холода, и цементный фундамент разрушился. Там, где раньше была терраса с видом на море, теперь лежала куча растрескавшегося цемента. На одной из цементных плит, как длинная бесцветная ящерица, грелся на солнце Донни. Услышав шум мотора, он сел, заморгал глазами, узнал меня, когда я остановил машину, вскочил и убежал в дом.

Я спустился по цементным ступенькам и постучал:

— Откройте, Донни.

— Уходите, — ответил он мне хрипло. Глаза его смотрели на меня сквозь щель в двери, как глаза кобры.

— Я работаю на мистера Саланду. Он хочет, чтобы мы с вами кое-что обсудили.

— Пошли вы к черту вместе с вашим мистером Саландой!

— Откройте, или выбью дверь.

Я подождал немного. Он отодвинул засов. Дверь заскрипела и с трудом открылась. Он прислонился к дверной раме, всматриваясь в мое лицо. Его безволосое тело дрожало от внутреннего озноба. Я прошел мимо него и оказался в маленькой, на удивление грязной кухне, где повсюду валялись отвратительно пахнувшие остатки старой пищи. За кухней находилась небольшая комната. Я вошел туда. Пол подо мной скрипел и качался. Донни бесшумно шел следом, осторожно ступая босыми ногами. Широкое окно было разбито, и дырка заделана куском картона. Каменный камин завален мусором. Единственной мебелью была односпальная железная кровать в углу, заправленная по-армейски.

— Уютненькое местечко здесь у вас. Очень приятная домашняя атмосфера.

Донни воспринял мои слова как комплимент, и мне показалось, что он совершенный недоумок.

— Мне здесь хорошо. Я никогда не стремился иметь что-то особенное. Мне здесь нравится. Ночью хорошо засыпать под шум волн.

— А какой еще шум вы слышали этой ночью, Донни?

Он не понял моего вопроса или притворился, что не понял.

— Да разные звуки. Большие грузовики, проезжавшие ночью по шоссе. Мне нравится прислушиваться к ночному шуму. Ну, а теперь мне, наверное, больше здесь не жить. Этот дом принадлежит мистеру Саланде. Я живу здесь бесплатно. Теперь он меня выгонит отсюда.

— Из-за того, что произошло этой ночью?

— Угу. — Он прилег на кровать, подперев свою скорбную голову руками.

Я стоял и смотрел на него:

— Что же произошло вчера ночью, Донни?

— Да ничего хорошего. Этот парень снял номер примерно в десять вечера...

— Человек с черными кудрявыми волосами?

— Да, он. Снял номер около десяти. Тринадцатый номер. В полночь мне показалось, что раздался выстрел. Я немного поколебался, потом взял себя в руки и пошел посмотреть, в чем дело. Этот парень вышел из номера совершенно голый, только какая-то повязка на бедрах. В руках держал пистолет. Он спотыкался. И я видел кровь. Он подошел ко мне, направил пистолет мне в живот и сказал, чтобы я молчал, никому не говорил, что он был здесь. Ни сейчас, ни потом. Он сказал, что, если я проговорюсь кому-нибудь, он вернется и убьет меня. Но сейчас он мертв, ведь так?

— Да, он мертв.

Я чувствовал, что Донни очень боится. Это трудно объяснить, но у меня нюх как у собаки. Что-то собачье, видимо, есть в моих хромосомах. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Интересно, этот страх Донни связан с прошлым или будущим? Прыщи на его бледном мрачном лице стали еще заметнее.

— Я считаю, что его убили, Донни. Вы ведь лжете, не правда ли?

— Я?! Лгу?! — Но его реакция была замедленной и слабой.

— Ведь этот человек, который сейчас мертв, был не один. С ним была женщина.

— Какая женщина? — спросил он с притворным удивлением.

— Это вы скажете мне, какая. Ее зовут Ферн. Думаю, что стреляла она, и вы застали ее на месте преступления. Раненый мужчина выбежал из номера, сел в машину и уехал. А женщина осталась. Вы с ней беседовали. Возможно, она заплатила вам, чтобы вы унесли его одежду. Вы также заполнили новую регистрационную карточку. Но вы забыли о крови на полу в ванной комнате. Я прав?