У Бисвенгеров было многолюдно и шумно. Грейс Бисвенгер имела обыкновение приглашать кого попало: и глазника, и ветеринара, и агента по недвижимому имуществу, и зубного врача. В бассейне никто не плавал, и вода в сумерках поблескивала уже по-зимнему. Нэд направился прямо к стойке. Грейс Бисвенгер пошла к нему навстречу, но с видом не столь радушным, сколь воинственным.

- Ну вот, - громко объявила она, - теперь можно считать, что все в сборе. Вплоть до непрошеных гостей.

Он не воспринял, впрочем, это как публичное оскорбление - от нее-то! и даже не поморщился.

- В качестве непрошеного гостя, - вежливо осведомился он, - могу ли я рассчитывать на угощение?

- О, не стесняйтесь, - отрезала она и повернулась к нему спиной. Он подошел к стойке и попросил стакан виски. Буфетчик налил ему стакан и отвернулся. В мире, в котором жил Нэд, общественное положение определяется обращением с ним буфетчиков и официантов, и лакейская дерзость означала, что он в самом деле стоит на более низкой ступени общественной лестницы, чем полагал. Впрочем, быть может, этот буфетчик просто-напросто был новичком и поэтому не знал, кто такой Нэд.

За спиной у Нэда послышался голос Грейс.

- Понимаете, они разорились - вдруг, в один день, - рассказывала она кому-то. - Они живут на одно жалованье... и вот представьте себе, в одно прекрасное воскресенье он вваливается к нам и просит пять тысяч взаймы!...

Вечно-то она о деньгах! Это хуже, чем есть горошек с ножа. Нэд нырнул в воду, проплыл бассейн и отправился дальше.

* * *

Следующий бассейн на его пути - предпредпоследний - принадлежал его бывшей любовнице, Шерли Абботт. Вот где он залечит раны, нанесенные ему у Бисвенгеров! Любовь, вернее любовная возня - вот эликсир, целительный бальзам, пилюлька в яркой облатке, которая возвратит упругость его походке и радость душе. Он крутил с ней роман - постойте, когда же это было? Неделю назад или месяц? Или, быть может, в прошлом году? Инициатива разрыва исходила от него, и хозяином положения, следовательно, был он. Когда он проходил в ворота в стене, окружавшей ее бассейн, ему казалось, что он вступает в собственные владения, ибо любовник - тем более тайный пользуется собственностью своей возлюбленной с таким сознанием своих прав, о каком законный супруг может только мечтать. Она сидела при свете электричества на краю лазурно-голубой воды, и волосы ее отливали медью. Ее вид почему-то не вызвал в нем глубинных воспоминаний. Впрочем, роман был не слишком серьезный, хоть она и проливала слезы, когда он объявил ей о своем решении расстаться.

Увидев его, она как будто смутилась. Не дай бог опять, бедняжка, заплачет!

- Ты зачем сюда пришел? - спросила она.

- Я решил пройти нашу округу вплавь.

- Господи! Когда же ты, наконец, повзрослеешь?

- А что такое?

- А то, что если ты пришел за деньгами, то я тебе не дам больше ни цента.

- Ну, положим. Но стаканчиком виски ты меня можешь угостить?

- Могу, но не хочу. Я не одна.

- Ну что ж, я поплыл дальше.

Он нырнул в бассейн и проплыл его до конца, но, когда он попытался вскарабкаться на бортик, оказалось, что у него не осталось больше силы в руках, и он - уже шагом, а не вплавь, - добрался до лесенки и поднялся по ступенькам. Обернувшись через плечо, в залитой светом купальне он увидел фигуру молодого человека.

Темный газон источал аромат каких-то осенних цветов: то ли ноготков, то ли хризантем. Запах был сильный, как при утечке газа. Он закинул голову. В небе зажглись звезды - но откуда взялись в нем Андромеда, Цефея и Кассиопея? Куда девались летние созвездия? Он заплакал.

Быть может, это были первые слезы за всю его сознательную жизнь: во всяком случае, таким несчастным, озябшим, усталым и растерянным он чувствовал себя впервые. Он не мог понять, отчего с ним так грубо обошлись буфетчик и любовница, совсем еще недавно стоявшая перед ним на коленях и обливавшая его ноги слезами. Он слишком долго плыл, слишком долго находился в воде и от всей этой сырости у него щипало в носу и в горле. Стаканчик спиртного, общество и сухая, теплая одежда - вот что ему было нужно. Ему было достаточно пересечь дорогу, чтобы очутиться дома, но вместо этого он свернул в сторону и поплелся к бассейну Гилмартинов. Здесь он впервые, вместо того чтобы нырнуть с бортика, спустился в воду по лесенке и поплыл не кролем, а на боку, загребая неровным, бессильным гребком, которому его, должно быть, кто-то выучил в детстве. Превозмогая усталость, он дотащился до Клайдов и прошел их бассейн вброд, придерживаясь рукой за бортик и то и дело останавливаясь, чтобы передохнуть. Он вытащил свое тело из воды, подтягивая его со ступеньки на ступеньку и пошел дальше, не зная, хватит ли у него сил дойти до дому. Он совершил то, что задумал, он проплыл всю округу вплавь, но усталость притупила его восприятие, и он не испытывал никакого торжества. Наконец, сутулясь и хватаясь за столбы у ворот, он дошел до въезда к собственному дому.

В доме было тихо. Быть может, Люсинда осталась ужинать у миссис Уэстерхейзи? А девочки к ней присоединились или поехали куда-нибудь сами? Но ведь они сегодня, как всегда по воскресеньям, решили никуда не ездить, а провести вечер посемейному дома!

Он хотел было открыть гараж, посмотреть, какие машины остались, какие в разъезде. Но ворота гаража были на замке, и от прикосновения к ним на руках у него осталась ржавчина. Водосточный желоб, сорванный бурей, свисал как обрывок зонта над парадной дверью. Утром надо будет исправить, подумал Нэд. Дверь дома тоже была заперта, и он подумал, что это, должно быть, дура-горничная или дура-кухарка захлопнула ее уходя.

И вдруг он вспомнил, что у них давно уже нет ни кухарки, ни горничной. Он стал кричать, стучать в дверь, дубасить по ней кулаками, пытался высадить ее плечом, потом заглянул в окно, в одно, в другое и увидел, что дом совсем пустой.

МЕТАМОРФОЗЫ

I

Ларри Актеон был создан по классическому образцу: кудрявая голова, нос треугольником и крупное гибкое тело. К тому же страсть ко всякого рода новаторству как бы роднила его с Периклом. Так, он сконструировал собственную яхту (с некоторым креном на левый борт), баллотировался в мэры города (не прошел), случил финскую овчарку с немецким волкодавом (Американский клуб собаководства отказался зарегистрировать новую породу) и проводил притравки в Буллет-Парке, где проживал со своей прелестной женой и тремя детьми. Он состоял членом правления коммерческого банка "Лотард и Вильямс", где его ценили за деловую смекалку и темперамент.