лет назад. Однако признаки акселерации у тогдашних левантийцев не известны. Они ожидались бы у носителей третьей мезолитической культуры региона, натуфийской (14,3–11,7 тыс. календарных, или 12,45–10,2 тыс. радиоуглеродных лет назад), созданной первыми афразийцами (предками древних египтян, евреев, арабов и пр.). Между тем, средний рост натуфийцев-мужчин не превышал 1,60–1,71 м [762, с. 50], что исключает акселерацию. Возможно, она проявилась в неолитическое или более позднее время, однако данных на этот счет нет. Можно лишь отметить, что исторические западные семиты из Передней Азии отличались большей рослостью, нежели, например, древние египтяне.

Наконец, последний демографический взрыв произошел в Западной Европе исторически недавно. Его первый этап относится к XI – середине XVI вв. [23, с. 67–75]. Умножение западноевропейского населения ознаменовалось крестовыми походами на Восток (1096–1270 гг.), германской экспансией и Великими географическими открытиями кон. XV – XVII вв. Благодаря демографо-технологической зависимости вслед за демографическими событиями последовала промышленная революция, открывшаяся мануфактурами XIV в. в Италии.

С кон. XVIII в. в Западной Европе развертывается акселерация роста и созревания населения [12, с. 423–427]. Во 2-й пол. XX в. эта тенденция отчетливо охватила Северную Америку, Австралию, Россию и Восточную Азию, т. е. приобрела глобальные масштабы. Данное биологическое явление представляется нормальной эволюционной реакцией человечества на рывок демографического подъема. Отметим, что плавное демографическое развитие Индии, Юго-Восточной Азии и Китая никогда не сопровождалось процессами акселерации и действием демографо-технологической зависимости. Исключение составляет эпоха тамошней неолитической революции (в технологическом плане), а также современная акселерация в Китае и Японии (см. разд. 3.1).

Неотения отразилась не только на биологической и технологической истории гоминин. Она затронула врожденные человеческие чувства прекрасного, связанные с оценкой физического облика себе подобных, т. е. с оценкой их физической красоты [53, с. 13–15]. Общеизвестно и подкреплено специальными исследованиями [616], что у людей физически привлекательны признаки здоровья, плодовитости и властности. Эти особенности привлекательны для особей противоположного пола у всех позвоночных и многих беспозвоночных животных. Следовательно, названные особенности не могут считаться специфически человеческими, и мы не станем на них останавливаться. Мы попытаемся раскрыть природу физической красоты, присущей лишь человеку и, вероятно, его гомининным предкам.

Вопреки существующему убеждению, природа человеческой красоты не является тайной. Она обусловлена биологически и воспринимается инстинктивно. Как мы видели, в своей истории гоминины неоднократно проходили неотенические и акселерированные стадии развития. Неотеничность отвечает эволюционной направленности гоминин. Поэтому она репродуктивно (сексуально) привлекательна. Однако чередование неотеничных и акселерированных эпизодов привело к тому, что представления о красоте раздвоились.

Красота лица неотенична, поскольку эволюционно перспективна. Красота тела акселерирована, поскольку акселерация создает механические трудности при деторождении. Проще говоря, в нормальной человеческой популяции присутствуют как низкорослые неотеничные индивиды, так и высокорослые акселераты. Они свободно скрещиваются. Поэтому некрупная неотеничная женщина может родить ребенка от акселерата. Однако женский таз – это жесткая конструкция. Он затрудняет производство акселерированного потомства. Поэтому женщины независимо от роста имеют большой объем таза.

У акселераток он органичен. У неотеничек – вынужден. В любом случае биологически выгодно быть первыми. Поэтому они инстинктивно оцениваются как гармоничные, красивые. Отсюда интуитивно (по привлекательности) выстраиваются кроманьонские параметры современных топ-моделей. Это высокорослые женщины ок. 180 см высоты, с объемами 90–60–90, что отражает характерные параметры акселерации – как нынешней, так и древней, кроманьонской. Высокорослые мужчины красивы в силу соответствия подобным женщинам. Мы не станем говорить о банальной выгодности высокорослости при охоте и т. п. – хотя бы потому, что все зависит от того, где и на кого охотиться. Как известно, в джунглях охотнику выгоднее быть пигмеем.

Происхождение притягательных черт лица гораздо проще. В результате неотении череп наших предков стремился во взрослом состоянии сохранять эмбриональную модель, т. е. быть по возможности сферичным. Для решения этой задачи лицевой отдел черепа ушел под лоб, надбровья выпрямились и наехали на глазницы, скулы, нос, челюсти и зубная дуга сократились. В результате сформировалась женская классическая или кукольная внешность. Ее образцами отличаются, например, Ким Уайлд (английская певица с весьма выразительным лицом) или Магда Конопка (западная актриса польского происхождения, типологически близкая Ким Уайлд и вдобавок носившая титул «леди Вселенная»). Мужская красота в своей основе та же, только массивнее в силу полового диморфизма (полового расхождения). Образцами красивой мужской внешности обладали, например, лорд Байрон (великий английский поэт) или Рудольф Валентино (знаменитый актер немого кино).

Можно разобрать черты лица в деталях. Красив высокий закругленный лоб – потому, что его форма оптимально вписывается в сферичную неотеничную модель. Все прочее представляется угловатым и негармоничным. Красивы вытянутые глаза в низких глазницах – потому, что в древности округлые обезьяньи глазницы наших предков в результате неотении сплюснулись у гоминин под наехавшим лбом, отчего стали низкими и визуально продолговатыми. Отсюда же притягательность прямых бровей, бровей вразлет и т. п. форм. Оптимален небольшой прямой или чуть вздернутый нос (у женщин), находящийся подо лбом. Он хорошо вписывается в сферичную, неотеничную модель. Миниатюрные, утопленные в лицо скулы очаровательны по той же причине, как и облегченные челюсти, подбородок и зубная дуга. Понятно, у мужчин все должно выглядеть рельефнее, «мужественнее».

Очерченные критерии физической красоты, в принципе, однотипны во всех расах. Однако следует помнить их специфику. Негроиды оформились в резулультате вздутия черепного свода (общего для всех рас), миниатюризации скул и носа. Челюсти отставали от процесса, и это называется прогнатизмом (сильное выступание тяжелых челюстей вперед). С европеоидами случилось то же, лишь уменьшились челюсти (ортогнатность, утопленность челюстей под скулы), а нос остался велик. Монголоиды отличаются плоскими, но широкими скулами, а австралоиды сохраняют общую грубость лица, впрочем усредненно сократившегося как целое. Неотеничные критерии красоты следует применять к расам с указанными поправками. Непоследовательность в формировании лиц по расам объясняется тем, что все они независимо произошли от исходной популяции «Евы», перемещавшейся из Восточной Африки в Индию.

Как можно видеть, магистральные пути гоминизации у наших предков укладывались в поступательную неотению или отклонения от нее (Homo ergaster, Homo neanderthalensis). Неотения, прямохождение и высокая постоянная Рубнера (а также связанная с ней прожорливость) одинаково вытекали из эволюционной направленности гоминин в сторону экономной маломобильности, что проявляется в склонности к гиподинамии и ожирению у современного человека.

Если генетическое обеспечение гоминизации состоялось на заре трибы гоминин, то фенотипическое воплощение заложенных в генетической программе тем не завершилось до сих пор. Это выражается в ряде примет количественной эволюции (см. разд. 2.3). У человечества продолжаются редукция (измельчание) зубов и сокращение зубной дуги, равно как и общее облегчение всего скелета (грацилизация). Углубление внешних проявлений неотении ведет ко все большей миниатюризации человеческого лица, отчего грубые лица среднему человеку инстинктивно кажутся несовременными, «пещерными», что в определенном смысле отвечает сути дела. Наконец, развитые (и не только) страны страдают от гиподинамии и ожирения населения, что объясняется развертыванием заложенной в нас генетической программы. Гиподинамия представляется опасным, но адекватным воплощением нашей эволюционной маломобильности, а ожирение – досадным выражением одного из последствий неотении (напомним, что ожирение у женщин обусловлено аномально растянутой беременностью; у мужчин же избыточный вес прибывает в силу генетической солидарности с прекрасным полом, обусловленной общим для обоих полов генотипом). Последняя пара примеров эволюционно чрезмерна, невыгодна. Однако в гигантском человечестве естественный отбор подавлен, а потому на свет беспрепятственно выходят такие наши генетические задатки, которые в небольшой, активно эволюционирующей популяции давно бы пресеклись.