Он хотел объяснить, почему ему нельзя вернуться, хотел сказать, что мама сама этого не хочет, но вспомнил Сигиту совсем крохотную, как она ковыляет по комнате босыми ножонками, вспомнил ручонки, которые всегда поджидали его у двери, чтобы обвиться вокруг шеи, вспомнил первый школьный год, когда Сигита приходила делать домашние задания к нему, а не к Цилде, — и все объяснения так и застряли в горле…

Телефон на столе полковника Ульфа зазвонил медленно и тихо, точно нехотя. Ульф взглянул на него с удовольствием — всю вторую половину дня он регулировал его громкость. «Не выношу, когда меня по пятьдесят раз на дню заставляют подпрыгивать», — туманно пояснил он сослуживцу, сваливая все на громкость звонка. От долгой службы разболтался упорный винт и язычок слишком свободно ходил между чашечками звонка. Ульф ножом для разрезания бумаги поворачивал винт на четверть оборота и ждал, когда кто-нибудь позвонит, потом подкручивал еще. И сам себя похваливал за то, что процесс регулирования совсем не занимает линию.

— Товарищ Конрад Ульф?

— Я слушаю.

— К сожалению, не знаю вашего отчества… Хорошо, хорошо, не до этого… Я звоню в связи со вчерашним убийством… В данный момент в десятой квартире сжигают вещественные доказательства! Клубы дыма вырываются в окно.

— Откуда вы звоните?

— Я живу этажом ниже… Я предоставил информацию о том, что к Димде приходили женщины легкого поведения… Приезжайте быстрее… Сожжение началось сразу же после того, как ушел инспектор Бертулис… Не теряйте ни минуты, пожарным, я позвоню сам!

Хотя были открыты обе вьюшки, дым в трубу не шел, пламя от горящей бумаги выбивалось между кругами плиты. С тех пор как установили центральное отопление, трубы не чистили, застоявшийся воздух сидел там пробкой. Дым заполнил кухню, ел глаза и горло. Карлис открыл окно, дым повалил наружу. Фотография с кабаном сгорела быстро, лишь на миг в пламени мелькнуло лицо Мудите, и бумага тут же распалась пеплом. Рамка от фотографии затрещала и рассыпалась, а вот записная книжка Рудольфа Димды в пластмассовой обложке, только тлела и корчилась, хотя Карлис то и дело бросал сверху скомканные газеты. Наконец и корочки уступили, задымили и охватились синеватым пламенем, расплавились и впитались в золу.

Конрад Ульф с пожарными появились одновременно, и обе машины — милицейская «Волга» и большая красная машина — встали у обочины тротуара одна за другой.

— Сюда… — приказал Ульф офицеру пожарников. — Я знаю куда.

Молча прошли они под аркой, остановились во дворе и взглянули на кухонное окно десятой квартиры, откуда дым уже тянулся лишь тонкой струйкой.

— Там уже сами справились, нам тут делать нечего, — уверенно сказал пожарник. — Но сходить поглядеть надо.

— Что здесь происходит? — строго осведомился пожарник, когда перед ними открылась дверь.

— Я пытался растопить плиту, но труба не тянет… — объяснил по дороге на кухню Карлис. Он заметил и Конрада, но не поздоровался.

— Не шутите с дровяной плитой, у вас есть газовая, — сказал пожарник, осмотрев плиту и подойдя к окну. — Труба, конечно, давно не чищена… А ради вас одного чистить не станут… Трубочистов не хватает… До свидания!

Пожарник ушел, но Конрад остался стоять в кухонных дверях. Какое-то время они молча смотрели в глаза друг другу.

— Пойдемте в мою комнату, я хочу вам кое-что сказать. — И Карлис ловко выбрался на своей коляске из кухни. Конрад пропустил его и пошел следом.

Возле двери покойного Димды полковник на миг остановился. С одного взгляда видно, что полоска бумаги, которой запечатана дверь, осторожно отклеена от косяка и не приклеена обратно. Почему? Не успели?

— Вы были в комнате Димды?

— В связи с похоронами. Паула волновалась, что не может достать его черный костюм и туфли… Вот видите, я их оставил здесь, в коридоре. — Карлис кивнул на вешалку. — Вы удивлены? А мне терять нечего!

— Товарищ полковник, — торжественно начал в комнате Карлис, потом попытался проглотить слюну, до того у него пересохло в горле, и из-за этого слова как будто не проходили.

— Товарищ полковник, — повторил он. — Я, Карлис Валдер, рождения тысяча девятьсот…

— У меня мало времени. — И Конрад взглянул на часы. Он подумал, что парня в инвалидной коляске надо немного вывести из равновесия, для предстоящего разговора это только полезно.

— Я убил Рудольфа Димду!

И какой же реакции он ожидал от старого полковника? В первую очередь, конечно, изумления. Изумления и какого-то одобрения. Вроде того, что тот должен дружески хлопнуть его по плечу: правильно, парень, сделал, у лжи короткие ноги, все равно бы тебя поймали. Как в школе, когда нашкодивший собирался с духом и шел каяться к директору в кабинет, и тот никогда его сурово не наказывал.

Но лицо полковника Ульфа не дрогнуло, осталось столь же маловыразительным. Какой-то момент Карлису даже показалось, что он так и не произнес признания, а только собирался, и поэтому повторил полушепотом:

— Я убил Рудольфа Димду.

— Вы хотите сделать официальное признание?

— Да, хочу. Только скажите, как это сделать.

— Бумага и ручка у вас есть?

— Я найду… — И Карлис нервно задергал ящиками в поисках бумаги и ручки.

— Обращайтесь к начальнику Рижского управления внутренних дел… Далее фамилия, имя, отчество и место жительства… Вы сделали это с заранее обдуманным намерением?

— Мы поссорились. Я указал ему, что нельзя жить так, как он живет. Я сказал ему, что это недостойно человека, что другие из-за него страдают, а он только посмеялся. Тогда я взял ружье и убил его.

— Вы должны подробно описать, как это произошло.

— Хорошо, постараюсь.

— Отложим пока заявление, пройдемте в кухню.

— Вы хотите увидеть, как это произошло? Я покажу!

Конрад заметил, что на сушилке над раковиной стоят две тарелки и три маленьких алюминиевых судка, которые скрепляются одной ручкой. То ли Паула принесла обед из столовой, то ли приготовила у себя дома. Ульф уселся на место Димды за столом, Карлис подъехал к своему.

— Я слышал, как он в ванне моет руки и потом идет в свою комнату. Я знал, что он сейчас уйдет… У меня возник план… Следуйте за мной… Я покажу…

Валдер развернул коляску и на миг застыл. Только позднее Ульф нашел сравнение. Так застывает спринтер на старте. Каждый мускул напряжен, как струна, вся нервная сила сосредоточена на одном, от лица отливает кровь, глаза ничего не видят вокруг.

Когда Валдер двинулся, Ульф нажал небольшой выступ на своих электронных часах. От этого они начали работать как хронометр, и в прорези запрыгали, обгоняя одна другую, цифры.

Карлис быстро проехал через кухню, открыл дверь, въехал в коридор и остановился у комнаты Димды. Но только на миг, чтобы развернуть коляску и без промедления нырнуть в следующую дверь. Движения у него были точные и рассчитанные, словно он проделывал этот маршрут уже десятки тысяч раз. Даже ящик письменного стола, где хранились ключи от шкафа, он выдвинул ровно настолько, насколько это было нужно, ни на сантиметр больше. С верхней полки шкафа достал два патрона, а с нижней ружье с горизонтальными стволами. Тут ему показалось, что он замешкался, и он закрутил колеса еще быстрее, даже на лбу блеснул пот. В несколько секунд он пересек комнату, проехал по коридору к двери, перебрался через порог и выехал на лестничную площадку. Ружье он держал между коленями.

Довольно громко щелкнули пружины бескуркового ружья, ружье вскинули к плечу, и тут же щелкнули скрытые бойки.

Конрад остановил хронометр. Прошло ровно двадцать восемь секунд. В тот же день, но уже без Карлиса, Ульф дважды спускался от десятой квартиры до того места на дворе, где был застрелен Рудольф Димда. В первый раз он проделал этот путь за тридцать четыре секунды, во второй за тридцать восемь. Рудольф Димда был моложе Ульфа, поэтому Конрад старался идти быстрее, чтобы компенсировать разницу в возрасте. Итак, чтобы спуститься по лестнице, Димде необходимо было тридцать четыре секунды, а Валдеру, чтобы оказаться с ружьем в лестничной площадке, только двадцать восемь. Прибавить еще секунды, чтобы прицелиться и нажать на спуск, но все равно времени у Валдера хватало.