Птицы… Дикие узоры в комнате Человека-Устрицы, печальный конец экспедиции Ван Белла. Все ищут снарка, но его невозможно найти. Потому что в итоге находишь… Буджума? Плотник не мог этого не знать. Джек сдавил пальцами виски, но даже проверенный способ не помог избавиться от пульсирующей головной боли.
— Бедный, глупый Джек, — девушка покачала головой. Выглядело жутко, словно она была марионеткой, которую дергали за веревочки. — Неужели ты не понял?
— Птицы это Б-буджум? — сказал Джек.
— Нет. Буджум — абсолютное ничто, пустота, к которой стремится наш мир. А птицы — форма, след, метка сейчас.
— Но почему п-птицы? Как ничто может быть чем-то? Ноль не равен единице.
— Джек, ты все делаешь неправильно, с самого начала. Ты пытаешься понять, найти смысл. Пытаешься все вогнать в рамки своей логики… Почему ты не хочешь принять простую истину — все нужно принимать таким какое оно есть? Если ты не можешь найти ответа на вопрос, проблема в тебе, а не в вопросе.
— Д-допустим, — процедил Джек. — А д-девушки… Зачем ты убивал их?
— Не убивал, Джек, а устранял. Как полиция устраняла моих близких друзей. Я не искал снарка, я лишь не хотел допустить появления Буджума.
Джек вытер рукавом выступившие на лбу капли пота. Беседа с Плотником выматывала как встречи с Бармаглотом. Если следовать обычной логике — раз в этом мире все сошли с ума, у безумцев с головой должен быть порядок. Простая задачка из книги Смаллиана. На деле выходило, что маньяки здесь еще более не в своем уме.
— Появления Б-буджума? Но Буджум ничто…
Девушка замотала головой, одновременно пытаясь удержать себя руками.
— Джек, мы ходим по кругу. Впустую тратим время, которого почти не осталось. Буджум — множество которое, достигнув предела, обращается в ноль. Снарк есть процесс, движение этого множества. Но снарк конечная недостижимая, потому что при достижении предела, она обращается в свою противоположность. То есть в Буджума. Сколько будет один плюс один — на этот вопрос ты в состоянии дать правильный ответ?
— Д-два… — сказал Джек, но его перебил Ван Белл.
— От нуля до бесконечности. Зависит от системы, в которой существует уравнение. В системе снарк-буджум правильный ответ будет стремиться к нулю — зависит от упования, с которым подходить к решению и от биржевых сводок за последнюю неделю. Это знает любой школьник!
Джек посмотрел на полковника. Может, в этом мире это знал любой школьник, но Джек ходил в школу в другом месте.
— Отлично капитан, — сказал Плотник, наконец обратив внимание на старого знакомого. — Хоть вы это понимаете… И что будет с уравнением, если его решить?
— Ничего… — прошептал Ван Белл. — Оно перестанет существовать не позднее конца недели. Его нужно пометить галочкой и держаться подальше. Можно, конечно, вычитать из него единицу-другую и поддерживать его существование пока не надоест — но так делают только зануды-отличники.
— Видишь Джек, — сказал Плотник. — Теперь ты понял?
— Нет, — вздохнул Джек. То, что говорили Плотник с Ван Беллом, звучало полной бессмыслицей.
— Все ищут снарка не думая, чем это закончится. А закончится все абсолютной пустой. Мир перестанет существовать. Здесь необходимо вычитать единицы…
— Д-девушки и есть эти единицы? — Джек поежился. Выходит, мерзости Плотника творились ради того, чтобы не дать миру исчезнуть? Это было выше его понимания.
— Не все, — сказал Плотник. — Но порой девушка оказывается той самой конечной недостижимой… снарком. Чаще, чем что-либо. Это не страшно, пока их не становится слишком много. Но если предел близко, нужно вычитать. Когда они окажутся вместе коллапс будет неизбежен. Образуются дыры, в которых исчезает материя, время, пространство… Остается пустота. Абсолютная пустота, Джек.
— А п-птицы?
— Уравнение, Джек. Неправильное уравнение помечают галочкой. Птичкой. Иначе, как его найдешь? Для этого нужны моржи — искать птиц там, где их не должно быть. Идеальный слух, идеальные манеры, идеальные хищники. Ты знаешь, Джек, для чего нужны хищники?
— Удерживать с-систему в равновесии.
— Поздравляю, Джек, ты начинаешь что-то понимать. Дело не в том, что устраняли моих помощников, у меня хватает деталей сделать новых. Главное — моржи вовремя не устранили тех, кого были должны. Вычитания не было и уравнение остается решенным. Слишком много решенных уравнений… Им осталось собраться вместе до конца недели. И все. Буджум.
— Не я устранял м-моржей, — сказал Джек. — Ты тоже ничего не п-понял. Человек-Устрица, у которого ты убил всю семью — п-помнишь?
— Джек… Если бы я помнил мои устранения, я был бы не способен на другие. Джек, я Плотник. Я латал дыры — дыры, которые появились и по твоей вине.
— По моей?! Но…
— Джек, это ведь ты поставил наш мир на грань катастрофы. Это ты убил Бармаглота.
— Б-бармаглота?
— А кто, по-твоему, удерживал наш мир в равновесии? Лишь Бармаглот был способен справиться с этой ношей. Ты думал, что спас наш мир, Джек? Нет — ты его уничтожил. Осталось только дождаться конца недели.
— Но… К-конец недели завтра!
— Что ж, — сказал Плотник. — Долго жать не придется. Прощай Джек…
— Стой! — крикнул Джек.
Он схватил девушку за плечи в бессмысленной попытке удержать Плотника. Она задрожала. Шипение сменилось надрывным кашлем, с уголка рта потекла тонкая струйка крови. Сглотнув, девушка сплюнула на мостовую большую влажную шестеренку. Потом еще и еще — диковинные, уродливые детали. Плотник заметал следы.
Наконец чудовищный кашель прекратился. Девушка затравлено посмотрела на Джека, слезы катились по щекам. У нее были глаза Джил — такие большие, что Джек не мог в них не смотреть. К извечной головной боли прибавилось головокружение.
— Как тебя зовут? — спросил Джек, боясь услышать ответ.
— Фиона, — сказала она. — Ты же правда Джек?
— Боюсь, это так…
— Ты спасешь нас?
34. Небесное реверси
Утро последнего дня выдалось солнечным и ветреным. Прекрасная погода для конца света. Небо выглядело прозрачным и хрупким — достаточно бросить вверх камень и оно разлетится мириадами крошечных осколков. Словно мир уже готовился к своему исчезновению и избавлялся от лишнего, начав с облаков и утреннего тумана.
— Держи, — сказал полковник Ван Белл, ставя перед Фионой чашку. — Выпей и тебе сразу станет легче. Мое собственное изобретение!
Девушка взяла чашку двумя руками, сделала глоток. Тонкое лицо скривилось и она закашлялась.
— Ну-ну, — сказал Ван Белл, хлопая ее по спине. — Лекарства пьют осторожно.
— Что з-за изобретение? — спросил Джек.
— Крепкий бульон, крепкий кофе и крепкий бренди в равных долях. И рюмка рыбьего жира для вкуса. Стоило добавить пару ложек перца? Для остроты?
— Хуже бы не с-стало, — вздохнул Джек.
Фиона отодвинула чашку.
— И все? — гневно сказала она. — Будем сидеть и ничего не делать?
Джек вздрогнул. Всякий раз, когда Фиона говорила, ему становилось не по себе. Она даже вела себя как Джил — такая же порывистая и задумчивая одновременно. Но это была не Джил… Джек не видел различий, но знал, они есть — слишком явные, чтобы их заметить.
— Я говорил, это приведет ее в чувство? — сказал полковник, потирая ладони. — Бульон дает силы, кофе бодрости, бренди еще чего-то. Я молчу о рыбьем жире! Надо запатентовать средство — буду грести деньги лопатой!
— Запатентовать?! — взорвалась Фиона. — Сегодня мир исчезнет, а вы думаете о деньгах?
— Проклятье! Рыбий жир был лишним…
— Б-буджум, — сказал Джек. Он отвернулся и уставился в окно.
Ветер швырял по небу стаю птиц — черных с белой грудкой. Прижавшись лбом к холодному стеклу, Джек следил за воздушными танцами. Не в силах совладать со стихией, птицы даже не пытались куда-то лететь — лишь бы удержаться в воздухе. Ветер играл с ними как хотел: они летали боком и задом наперед, вверх ногами и вертикально. Вертелись и черное становилось белым, а, потом снова черным. Джек пытался уловить правила этой игры, расчертив небо воображаемыми линиями, но безуспешно. Откуда они появились? В городе никогда не было столько птиц… Видимо, примета приближающегося конца. Галочки на невидимых полях.