Духовное оздоровление наступит тогда, когда поймут, что мир не делится на «буржуазный» и «социалистический», что «буржуазность» и «социалистичность» – абстракции, которым соответствует очень сложная и многообразная действительность, как духовная, так и материальная. Остается вечным деление и противоположение мира добра и зла, красоты и уродства, истины и лжи, Бога и диавола. Это противоположение не есть противоположение человеческих интересов, оно выше и глубже. Облегчение наступит тогда, когда поймут, что идея «социалистического» рая на земле и превращает нашу жизнь на земле в ад. В этом призрачном рае «останется демоническая природа человека. Дикая сама по себе, она будет неистовствовать без узды и закона». Нужно думать не о земном рае и не о блаженстве, а об исполнении сурового долга, об осуществлении Божьей правды.
«Народоправство», № 18-19, с. 6-9, 25 декабря 1917 г.
Класс и человек
I
Борьба классов наполняет собою историю человечества. Она не есть изобретение XIX и XX вв., хотя в эти века она приняла новые обостренные формы. Эта борьба происходила еще в мире античном и там уже имела очень разнообразные проявления. Много поучительного можно прочесть на эту тему в книге Пельмана «История античного коммунизма и социализма». Некоторые страницы напоминают хронику наших дней. Социальное восстание масс всегда и везде было одинаковым по своей психической атмосфере. Слишком многое повторяется в жизни социальной, и трудно придумать в этой области совершенно новые комбинации и перестановки. Много было классовых коммунистических движений в прошлом, и они нередко принимали религиозную окраску. Такие коммунистические движения особенно характерны для эпохи реформации. Стихийный коммунизм низших классов общества есть одно из очень старых начал, периодически подымающееся и делающее попытку опрокинуть начала индивидуалистические и иерархические. Коммунизм – стар, как мир, он был еще у колыбели человеческой цивилизации. Много раз в истории восставали народные низы, пытались смести все иерархические и качественные различия в обществе и установить механическое равенство и смешение. Это смесительное уравнение и упрощение общества всегда было в несоответствии с прогрессивными историческими задачами, с уровнем культуры. Периодически в истории совершались приливы хаотической тьмы и стремились опрокинуть общественный космос и его закон развития. Такого рода движения сплошь и рядом бывали совершенно реакционными и отбрасывали народ назад. Социалист Лассаль не считал прогрессивными крестьянские войны реформационной эпохи, он считал их реакционными, т. е. противоречащими основным историческим задачам того времени. И в стихии русской революции действуют такие же старые, реакционные силы, в ней шевелится древний хаос, лежавший под тонкими пластами русской цивилизации.
Классовая борьба, этот первородный грех человеческих обществ, в XIX веке углубилась и изменила свой характер. В этот передовой век человеческое общество очень материализировалось, потеряло свой духовный центр, и звериное корыстолюбие человека под цивилизованным обличием достигло крайнего напряжения и выражения. Моральный характер буржуазно-капиталистического века делает борьбу классов за свои интересы более беззастенчивой, чем в прежние века. И связано это не с фактом промышленного развития, который сам по себе есть благо, а с духовным состоянием европейского общества. Духовный яд в этом обществе пошел сверху вниз, от классов господствующих к классам угнетенным. Материалистический социализм Маркса и др., сконцентрировавший в себе весь яд буржуазного безбожия, не ограничился более острым познанием факта классовой борьбы – он освятил этот факт и окончательно подчинил человека классу. Средства борьбы окончательно затмили высшие цели жизни. Материалистический социализм, порабощенный экономизмом капиталистических обществ, отрицает человека и общечеловеческую природу, он признает лишь классового человека, лишь классовые коллективы. Нарождается совсем особенное чувство жизни, ощущают лишь массы и совсем перестают ощущать индивидуального человека. Класс есть количество. Человек же есть качество. Классовая борьба, возведенная в «идею», закрыла качественный образ человека. В нашу суровую эпоху, срывающую все покровы, невозможен уже и наивно-смешон старомодный идеализм, отворачивающийся от неприглядного факта борьбы классов, от познания классовых антагонизмов и классовых наслоений, искажающих природу человека. Классовым антагонизмам и классовым искажениям человеческого образа принадлежит огромная, хотя и не почетная роль в социальной жизни. Но от этого природного факта не должны стоять в зависимости наши нравственные суждения и наши представления о духовном образе человека. Человеческая природа может быть искажена классовым положением человека, оболочки человека могут определяться классовой корыстью и классовой ограниченностью. Но духовное ядро человека, но индивидуальный человеческий образ никогда не определяется классом, не зависит от социальной среды. И тот, кто это отрицает, тот отрицает человека, тот совершает духовное человекоубийство. Безбожно и безнравственно вместо человека с его хорошими и плохими свойствами видеть коллективную субстанцию буржуазии или пролетариата. Так идея класса убивает идею человека. Это убийство теоретически совершается в марксизме. В стихии русской революции оно совершается практически в размерах еще невиданных в истории. Человек «буржуазный» и человек «социалистический» перестают быть друг для друга людьми, братьями по Единому Отцу человеческого рода. В этой революционной стихии не может быть освобождения человека, ибо человек отрицается в своей первооснове. Освобождение класса как бы связывает и порабощает человека.
II
С тех пор как мир сделался христианским и принял крещение, он в религиозном сознании своем признал, что люди – братья, что у нас Единый Отец Небесный. В мире христианском господин и раб по социальным своим оболочкам не могут признавать друг друга волками, могут в грехе своем, но не могут в вере своей. В светлые минуты свои, в духовной глубине своей они признавали друг друга братьями во Христе. Мир христианский остался грешным миром, он падал, изменял своему Богу, делал зло, в нем люди ненавидели друг друга, и вместо закона любви исполняли закон ненависти. Но грех ненависти, злобы и насилия всеми христианами сознавался грехом, а не добродетелью, не путем к высшей жизни. Вера в человека как образ и подобие Божье оставалась верой христианского мира. Человек был дурен, вера же его была хороша, хороша была сама духовная первооснова, заложенная Христом и Его Церковью. Но вот в христианском человечестве произошел тяжелый кризис. Душа людей и душа народов заболела. Вера стала плохой, перестали верить в человека как образ и подобие Божье, потому что перестали верить в Бога. Изменились самые духовные основы жизни. Не социализм повинен в этом духовном падении, оно произошло раньше. Социализм лишь рабски воспринял это неверие в человека и в Бога, он доводит его до конца и дает ему всеобщее выражение. Неверие в человека привело к обоготворению человека. Борьба классов перестала быть фактом социально-экономическим, она стала фактом духовным, она распространилась на всю совокупность человеческой природы и человеческой жизни. Не осталось ни одного уголка в человеческой душе, в человеческих переживаниях и в человеческом творчестве, куда бы не вторглась борьба классов со своими непомерными притязаниями. Теории экономического материализма предшествовала и соответствовала новая человеческая действительность – экономизм, разлившийся по всему полю человеческой жизни. На этой почве в человеческом обществе затерялся единый закон добра. Добро «буржуазное» и добро «социалистическое» не хотят иметь между собой ничего общего, и над ними нет никакого высшего, единого добра. И потому нет уже непосредственного отношения человека к человеку, есть лишь отношение класса к классу. Революционный социализм, как он обнаружился сейчас в России, окончательно убивает возможность братства людей в принципе, в самой новой вере, в идее. По этой новой вере нет уже человека, а есть лишь носитель и выразитель безличной классовой субстанции.