Не надо, наверное, объяснять, что если по данным авиакомпаний находящиеся в розыске люди прилетели в страну, а в базах этого государства их прилет не зафиксирован, значит кто-то очень влиятельный в данном государстве должен был тому посодействовать.

Причём произошедшее — вовсе не первый прецедент такого рода.

За последние годы уже не раз случалось так, что высокие инфотехнологии, заточенные под борьбу с терроризмом, помогают выявить опаснейших, казалось бы, международных преступников, а те в действительности оказываются сотрудниками или агентами разведслужб. Достаточно вспомнить бригаду сотрудников ЦРУ, заочно осужденных в Италии за похищение в 2003-м году человека и нелегальный вывоз его из страны для пыток с пристрастием. Или некоего Харуна Рашид Асвата, в 2005 аналогично вычисленного по мобильным телефонным звонкам координатора лондонских бомбистов, оказавшегося тайным агентом британской разведки…

В совокупности с делом о недавнем убийстве в Дубаи, все подобные истории дают массу информации для размышлений. О том, к примеру, что, если антитеррористические технологии то и дело вылавливают "не тех", против кого они создавались, то проблема, наверное, тут не в технологиях. А скорее в людях, раздувающих всю эту "войну с терроризмом".

К оглавлению

Мольеровский господин Журден, как известно, не знал, что говорит прозой. Точно так же и в былые века люди пользовались теми самыми принципами формирования второй природы, то есть — создания технических систем, что и ныне оказываются весьма актуальными для самых что ни на есть высоких технологий.

Бесспорно, что лидером высоких технологий последней четверти века была цифровая техника. Персональный компьютер сначала заменил калькулятор (абак, счеты, арифмометр), пишущую машинку, каталожный ящик и бабушкину тетрадь для записи рецептов. Потом, объединившись в сети, прикончил телеграф и вытеснил на обочину жизни факс. Затем прикончил аналоговую видеосъемку, фотографию, массовую звукозапись. Книгой несопоставимо удобней пользоваться в электронном виде — добротные переплеты в дубовых шкапчиках остались лишь предметом интерьера. Интернет-торговля избавляет нас от вялых и жадных местных торговцев — сумка верблюжьей кожи, сшитая в Индии, попадает в Россию посредством американского логистического центра по удивительно низкой цене. И чему же мы обязаны всем этим технологическим чудесам? Ну, первый ответ будет — микропроцессор. Да, конечно, микроэлектроника с её исчезающее малой стоимостью каждого вентиля и колоссальной наработкой на отказ — НЕОБХОДИМОЕ условие существования всего перечисленного. Но — отнюдь не ДОСТАТОЧНОЕ.

Покажем это на примере. Была когда то такая славная компьютерная фирма DEC. Создатель фантастически успешных мини-ЭВМ. 16-разрядных PDP-11 (в СССР копировались под псевдонимом СМ-3, СМ-4, …) и 32-разрядных VAX (также не избежавших копирования в недрах сразу нескольких отечественных министерств). Она разработала десятимегабодный Ethernet — основу всех современных сетей (о том, почему забыта старая телеграфистская единица бод — бит в секунду, разговор отдельный…). Но вот в эру персональных компьютеров слава Digital Equipment Corporation начала сходить на нет. Несколько профессиональных персональных компьютеров фирма выпустила. Качество исполнения было изумительно — пожалуй, даже самые дорогие ноутбуки не дотягивают по филигранности отделки до тех давних машин. Но — успех им был не сужден. Частью — из-за того, что сама фирма боялась создавать конкурента для своих компьютеров MicroVAX. Но, наверное, в большей степени, из-за ЗАКРЫТОЙ архитектуры. Глобальным лидером стал ПиСюк, IBM PC с архитектурой ОТКРЫТОЙ. Именно эта открытость обрушила на нас изобилие цифровых устройств, снизила на них цены до нижеплинтусового уровня — да возьмите архив бумажной "Компьютерры" и посмотрите сами, как это происходило.

А применялся ли принцип открытых систем в прошлом? В том-то и дело, что применялся! И — с колоссальной эффективностью. Если феномен PCвнёс очень большой вклад в то, что США оказались в конце ХХ века единственной мегадержавой планеты, то предыдущее применение технологии открытых систем внесло колоссальный вклад в то, что к концу Наполеоновских войн Британия гордо правила морями, а, следовательно, и планетарной экономикой, извлекая непропорционально высокую долю прибылей из морской — читайте, международной! — торговли.

Не берусь сказать — существует ли ныне судно с механическим двигателем, которое в водоизмещении кораблей Колумба способно повторить его плавания на одной заправке. Во всяком случае, корабли водоизмещением в корабли Магеллана по маршруту, замкнутому Эль Кано, точно не пройдут. Европа стала глобальным технологическим лидером благодаря возобновляемым источникам энергии — каравеллы, фрегаты, шхуны и барки ходили под парусами, утилизируя обращённую в ветра энергию солнца, учитывая вызванные обращением светил приливы. Мечта экологов!

И вот корабли королевского флота были, кроме своей экологичности, открытыми системами. Не в смысле неравновесной термодинамики Пригожина, а в смысле архитектуры, скажем, компьютерных систем. По отечественной крупной яхте 70-х годов это было не понять — стальные листы обшивки, хромансилевые трубы мачт, — но вот рачительно сохранённый просвещёнными мореплавателями флагман Нельсона HMS Victory заставляет об этом задуматься.

В движение парусники приводились в движения поверхностями, воспринимавшими силу ветра. А поверхности эти, — паруса, — крепились на мачтах. Казалось бы деревяшка и все… Ан нет! Композитные материалы обычно ассоциируются у нас с концом ХХ века, с аэропланами-невидимками там всякими. Но и мачты были композитными — хоть и круглыми в сечении, но не круглыми от природы. Мачты составлялись из нескольких брусьев архангельской сосны или пихты, средняя часть звалась шпинделем, боковые части — боковыми брусьями, передние и задние накладки — фишами. Но это — технология. А мы сейчас говорим об архитектуре систем. И вот с её точки зрения мачта была открытой, легко конфигурируемой системой. Непосредственно с судном соединялась нижняя часть мачты. На ней крепилось съемное рангоутное дерево, звавшееся стеньгой. На той, в свою очередь, водружалась брам-стеньга. И вот это-то всё устанавливалось и снималось не только на верфях, но непосредственно в плавании. Стеньги теряли в шторм или в бою, вылавливали, устанавливали вновь. Верхние деревья рангоута могли убрать перед непогодой. На базах флота хранился набор стандартизованных элементов рангоута и такелажа, которые капитаны, выцыганив их у портового начальства, устанавливали на свои корабли так же, как купленное устройство цифровой электроники вставляется в подходящий слот. Если современных судоводителей можно сравнить с пользователями, то капитан деревянного парусника был (в компании с плотником и боцманом) сисадмином. Он постоянно переконфигурировал систему своего корабля, оптимизируя мореходные характеристики, устраняя повреждения, нанесенные непогодами или вражескими ядрами, точно так же, как сисадмин возится с сеткой.

И к бою, в зависимости от поставленной задачи, фрегаты готовились по-разному, также используя свойства открытых систем. Для охоты на призы ставились дальнобойные погонные орудия небольшого калибра, из которых было славно лупить по пытающейся скрыться шхуне с контрабандой. В ситуации, чреватой встречей с более мощным противником, вроде линейного корабля наполеоновского флота, могли помочь карронады — короткоствольные орудия большого калибра, уравнивающие шансы в ближнем бою. Всё это можно было получить из береговых арсеналов и установить на борту с гибкостью, недоступной броненосцам и миноносцам ХХ века. И такой подход, базирующийся на идеологии открытых систем, помогал британцам править морями, хотя они, наверное, об этом и не задумывались.