Сборы и выписывание из гостиницы заняли каких-нибудь полчаса. О, блаженство! О, сладостный миг открывания ключом двери. О, желанное пространство, в котором можно спать, валяться на диване, смотреть телевизор, ужинать…

Леня размечтался, тем временем он аккуратно вырулил на улицу Ганди, подъехал к дому и с досадой обнаружил, что все места на стоянке заняты. Колесо к колесу, фара к фаре, рядком, притираясь к уличным фонарям и мусорным ящикам, стояли старые и новые средства передвижения. Даже его личное, персональное место, обозначенное крестиком на копии подписанной им бумажки о съеме квартиры, занимал динозавр — старенькая «Хонда» с кое-как прилаженными к ней огромными толстыми колесами. Колеса были украшены хромированными колпаками, с угрожающе торчащими наружу лезвиями, напоминавшими нож от буровой установки.

— Бардак! — возмутился Цыплов. Он долго искал бумагу, наконец нацарапал записку на обратной стороне старого конверта, подсунул его под дворник нарушителя, и принялся искать стоянку на соседней улице. Выяснилось, что и соседняя улица, и все прочие проезды и переулки были плотненько заставлены средствами передвижения. Наконец, Лене повезло: многодетная семья, состоящая из важно вышагивающего впереди мужчины с черными усами, трех молодых женщин в паранджах, и по крайней мере шести или семи детишек, уселась в микроавтобус и отъехала от обочины.

В освободившееся у обочины место Леня влезал с трудом. Он только начал заезжать на парковку, как вдруг из соседнего переулка на сумасшедшей скорости, с ревом выскочила старенькая «Мазда», и, взвизгнув тормозами, воровато попыталась втереться между капотом его машины и тротуаром. Тут нервы у Лени сдали, он нажал на гудок и начал мигать фарами, с отчаянием продвигаясь вперед. Раздался скрежет, «Мазда» недовольно фыркнула, даже как-то оскалилась, но отступила и снова спряталась на боковой улочке. Японская машинка никак не могла тягаться с бронированным «Шевроле» двадцатилетней давности — это все равно, как если бы «Жигули» перегородили дорогу правительственному «Зилу».

Приключений на сегодня Цыплову было более чем достаточно, он вытащил из багажника чемоданы, и потащил их по пешеходной дорожке. Идти до квартиры пришлось довольно далеко, и Леня почувствовал, что прошедший день вымотал его и морально, и физически.

Квартирный комплекс «Сады Бомбея» за прошедший час с небольшим волшебным образом преобразился. Окна были ярко освещены, а на дорожках, идущих вдоль стены здания, стояли свечи в стеклянных стаканчиках, и еще тлеющие ароматические палочки, распространявшие божественный аромат благовоний. У каждой двери в мерцании свечей стояли статуэтки многорукого Будды, а из квартир слышалось пение. Более всего поразило Леню огромное количество неизвестно откуда взявшихся кур, которые с наглым кудахтаньем бродили по дорожкам, что-то выклевывая из цементных плит.

Леня был заинтригован. Вообще-то, он никогда не имел дурной привычки заглядывать в чужие окна, но, проходя мимо очередной квартиры, из которой раздавался хор женских голосов, удержаться не смог.

Квартира, к его удивлению, была совершенно пустой. В ней не было ни столов, ни стульев, лишь подушки, постеленные на полу, горящие свечи, и женские спины в чем-то шелковом со складками. Вокруг женщин ползали по полу дети в подгузниках. В соседней комнате на полу стоял компьютер, а около него, на подушке, поджав под себя ноги расположился довольный, пузатый мужчина с длинными усами. Мужчина этот как две капли воды напоминал главу семейства, несколько минут назад освободившего заветное место на стоянке. Он что-то загребал левой рукой из пиалы, украшенной национальными узорами, а правой азартно стучал по клавиатуре. Картинка на экране была Лене знакома: усатый отец семейства играл в «Тетрис». Из квартиры пахло чем-то пряным и острым.

— Национальные традиции, успокаивал себя Леня, пробираясь между домиками. Наконец, заветная дверь, в отныне принадлежавшую ему квартиру открылась, он бросил чемоданы на пол, и почувствовал, что засыпает. — Теперь все будет хорошо, — мелькнуло в его сознании. Леня снял ботинки, накрылся зимней пуховой курткой, привезенной из России, и совершенно бесполезной в Калифорнии, и, устроившись на полу в спальне, заснул.

Проснулся он от жуткого зуда, поднимавшегося от ног к животу, и от странных вскриков, раздававшихся во дворе. Все тело его, а особенно ноги и низ живота, были одной сплошной областью чесучести, состоявшей из тысяч изолированных укусов.

На стенах полыхали красные и голубовато-зеленые тени, а со двора слышалась заунывная индийская музыка, взрывы, звяканье бубнов. Леня, чертыхаясь, подошел к окну и от удивления закашлялся.

Во дворе без малейшего смущения томно разгуливала почти-что белоснежная корова с одиноким коричневым пятном на боку. Около нее в экстазе плясали мужчины в простынях. Неподалеку от маленького голубого бассейна стояла неизвестно откуда взявшаяся надувная статуя Будды метра в три высотой, выкрашенная в бронзовый цвет, вокруг то и дело взрывались разноцветные фейерверки. Статуя слегка колыхалась, горели свечи, стучал барабан, танцевали женщины, и пахло ароматическим деревом.

— Черт! — Леню что-то больно укусило в ногу, и он включил свет. Крохотные, черненькие точечки, молнией прыгнули на штору, и он вспомнил, как в деревне собаки выкусывали блох, яростно гоняясь за собственным хвостом.

Ехать в супермаркет за противоблошиным дезодорантом не хотелось, тем более, что у Лени не было ни малейшего желания снова кружить по улицам в поисках места для парковки. С другой стороны, быть съеденным зловредными насекомыми… И тут Цыплова осенило…

— Эврика! — Он содрал с себя одежду, открыл кран в ванной, и залез в нее. Затем, приоткрыв решетку для слива, и подкрутив кран с горячей водой, Леня удостоверился, что находится в состоянии устойчивого притока и оттока, а также в полной безопасности от кровососущих, и задремал.

Зуд все усиливался, кроме того беспокоил Леню стук в дверь, навязчивый и непрекращающийся.

— Бррр! Ужас какой, — Цыплов замотался в махровое полотенце и вспомнил, как они с женой покупали его в универмаге накануне Нового Года… — Верочка, — всхлипнул он. — Как же хорошо нам тогда было!

— Хэлло! — Леня приоткрыл дверь и с испугом отпрянул назад. На пороге стоял типичный дервиш — худощавый старик с клюкой, выпавшими зубами и длинными, склокоченными волосами.

— Харранга! — Воскликнул дервиш, и с размаху ударил Леню клюкой по плечу.

— Извините, — попытался возразить Леня.

— Харранга! — С ненавистью повторил дервиш. — Икшинбур! — Он схватил Леню за плечо и вытащил его за порог. — Икшинбур, — дервиш снова замахнулся клюкой.

— Иду, иду, — Лене показалось, что он спит и видит кошмарный сон. Двери во все квартиры были широко распахнуты, во дворе было людно, ползали дети, около здания оффиса жарили барашка на вертеле. Запомнились Лене факиры, и еще один господин с коброй, который, как в дурацком кино, играл ей на флейте. Кобра была очковой, и, по-видимому, очень старой. Она мудрыми глазами смотрела на окружающее, и все время пыталась свернуться кольцом в корзинке и заснуть. Но тут флейтист разражался невыносимыми трелями, и тогда уставшая змея делала еще несколько пируэтов.

— Икшинбур! — Взвизгнул дервиш, подведя Леню к восседающему около бассейна Будде.

— Я только надеюсь, что они не делают жертвоприношений, — мелькнула в голове Цыплова суеверная мысль, но тут дервиш неожиданно сильно ударил его клюкой между лопаток, подтолкнув его вперед.

— Мамочка! — всхлипнула жертва, рухнув в бассейн, и от неожиданности наглотавшись хлорированной воды. Вынырнув на поверхность, Леня обнаружил, что вокруг него плавают лепестки цветов, тарелочки с ароматическими благовониями, а женщины в сари исполняют на берегу какой-то экзотический танец со все убыстряющимися движениями и поют что-то вроде «Пей-до-дна».

Тут Цыплов почувствовал, что всеми его членами овладело какое-то странное оцепенение, и начал тонуть. Каким-то краешком своего сознания, он вспоминал, что женщины вытащили его из воды, растирали какой-то мазью, а потом Леня не мог вспомнить уже ничего. Он даже не был уверен в том, что той ночью сохранил верность своей жене Верочке, которая должна была приехать к нему через пару месяцев.