Все, что я увидел, весьма напоминало средневековый замок или восточный базар - на чешуе драконов переливались радужные блики, шкуры хозяев сверкали светло-коралловыми, почти розовыми оттенками, вокруг вздымалась крепостная стена, птерозавры казались заморскими птицами; повсюду царила суета и сутолока рабов. Но две вещи показались мне невероятно странными. Во-первых, нигде не было огня, даже дыма; никто не готовил пищу, никто не грелся у потрескивавшего очага. А во-вторых - я не слышал никакого шума.

Все происходило в гробовом молчании. Не раздавалось ни одного человеческого голоса. Тишину изредка нарушало шипение драконов да жужжание какого-нибудь залетного насекомого. Босые ноги рабов ступали по пыльному двору совершенно бесшумно. Сами хозяева не издавали ни звука, а их рабы, должно быть, просто не осмеливались говорить.

Спрыгнув на землю, я окинул взглядом двух рабов, безмолвно стоявших перед нами, - точнее, раба и рабыню. Оба были молоды и оба обнажены по пояс. Без единого слова они дали знак драконам, и те последовали за ними к клеткам хищников.

Один из взявших меня в плен, хозяин, коснулся моего плеча холодной когтистой лапой и указал в направлении зиявшего в стене узкого дверного проема. Я готов был поклясться, что еще мгновение назад стена в том месте была целой и идеально гладкой.

Один из хозяев пошел впереди меня, а второй сзади. Так, цепочкой, мы вошли в прохладную тень коридора; похоже, он тянулся вдоль всей окружности стены. Выйдя к одному из ответвлений, мы начали долгий спуск по спирали. Внутри было темно, особенно после яркого полуденного солнца. Коридор, шедший под уклон, вообще не освещался: я едва мог разглядеть спину двигавшегося впереди ящера, при ходьбе слегка вилявшего хвостом.

Наконец мы остановились перед глухой стеной, Но секция стены тотчас же отъехала в сторону, и провожатые дали мне знак войти.

Я ступил в едва освещенную комнату, и дверь за мной закрылась. Однако я знал, что нахожусь здесь не один, чувствовал присутствие другого живого существа.

И хотя мое зрение почти мгновенно приспосабливалось к крайне слабой освещенности, комната продолжала тонуть в мрачной тьме. Вокруг было черным-черно, почти как в угольном мешке. И вдруг луч темно-красного света, напомнивший яростное сияние кровавой звезды в ночи, озарил часть комнаты передо мной.

Сетх полулежал на низкой кушетке без спинки. Его "трон" из чернейшего эбенового дерева был вознесен на три фута над полом, по обе стороны от него стояли идолы - из дерева, камня, а один даже как будто бы из слоновой кости. Изваяния различались и по размеру, и по стилю - очевидно, их создали руки разных мастеров. Были сделанные чрезвычайно грубо, были и получше, а статуэтка из слоновой кости являла собой настоящее произведение искусства.

И все они воплощали один и тот же образ: адское существо, нареченное Сетхом.

Черные щели его зрачков источали непримиримую ненависть. Рогатая красноглазая голова, покрытое малиновой чешуей тело, длинный извивавшийся хвост _воистину_ могли принадлежать лишь дьяволу. Тысячи поколений людей будут трепетать перед ним. Этот образ вобрал в себя все ночные кошмары, безумный ужас, извечную безграничную вражду без пределов, без границ, без жалости.

Я ощутил полыхавшую в моей груди ненависть. Колени мои подгибались от обрушившегося на меня ужаса: ведь я оказался лицом к лицу с беспощадным врагом человечества.

"Ты Орион", - прозвучали в моем мозгу слова.

- А ты Сетх, - ответил я вслух.

"Жалкая обезьяна! Неужели ты - лучшее, что смогли выслать против меня твои творцы?"

- Где Аня?

Пасть Сетха чуть приоткрылась. На человеческом лице это выражение выглядело бы как жестокая ухмылка. В сумрачном красном свете блеснули ряды заостренных акульих зубов.

"Слабость млекопитающего в том, что он нуждается в близости с другими млекопитающими. Вначале - буквально, физически. Потом эмоционально, всю свою жизнь".

- Где Аня? - повторил я.

Он поднял когтистую конечность, и часть стены справа от него стала окном - экраном дисплея. Я увидел десятки людей, в тесноте ютившихся в сырой, душной камере. Одни просто сидели, другие голыми руками хватали из бункера бесцветные шары пищи, запихивая их в рот. А в углу совокуплялась пара, ни на кого не обращая внимания, и никто не обращал внимания на них.

"Обезьяны", - прозвучали слова Сетха у меня в сознании.

Я взглядом искал Аню на экране, но не находил. И только тогда до меня вдруг дошло, что это первый образец настоящей техники, которую я увидел у Сетха и остальных рептилий.

Он шевельнул когтистым пальцем, и до меня донесся разноголосый шум выкрики, разговоры, даже смех. Плакал ребенок. Старик надтреснутым голосом горестно сетовал на кого-то, кто обозвал его дураком. Троица женщин кружком сидела на грязном полу, сдвинув головы и оживленно шепчась между собой.

"Болтливые слабоумные обезьяны, - повторил Сетх. - Вечно лопочут, вечно плетут языками. Где они только находят повод для разговора?"

Звук людских голосов согревал и ободрял меня.

"Людишки ежедневно, всечасно видят друг друга и все равно непрерывно болтают. - Слова Сетха были полны сарказма. - Этот мир станет лучше, когда будет очищен от всех представителей рода человеческого до последнего".

- Как очищен?

"А, я пробудил твое обезьянье любопытство, не правда ли?"

- Ты надеешься уничтожить все человечество?

"Я сотру вас, всех до единого, с лица этой планеты". - И хотя он передавал слова прямо в сознание, мне казалось, что я слышу змеиное шипение.

Мои мысли понеслись галопом. Он не мог уничтожить всех людей, ведь творцы существуют в отдаленном будущем, а это означает, что человечество выжило.

И тут я услышал смех Сетха - жуткий, леденивший кровь тонкий визг, подобный скрежету железного когтя по стеклу.

"Творцов не станет, как только я осуществлю задуманное. Я подчиню континуум своей воле, Орион, и твои жалкие самозваные божки исчезнут, как дым погашенной свечи".

Экран на стене потемнел.

- Аня...

"Ты хочешь увидеть женщину. Идем со мной. - И встал во весь рост, нависнув надо мной жуткой тенью смерти. - Ты увидишь ее! И разделишь ее участь".


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: