Как только поблизости появлялся плотоядный ящер, мы с Аней ложились на землю. Не имея никаких средств защиты, кроме собственной наблюдательности и ума, мы не могли поступать иначе. Они к нам даже не подходили - то ли не видели, то ли решали, что мы несъедобны, уж и не знаю. А выяснять мне как-то не хотелось.

Однажды мы видели полдюжины трицератопсов [крупный представитель рогатых динозавров, имевший на черепе три роговидных образования], осторожно утолявших жажду у берега речушки. Каждый из них, размером с четверку взрослых носорогов, был вооружен тремя длинными рогами и массивным костяным воротником, росшим из затылка. Неуклюжие, угловатые твари ужасно нервничали. И было от чего: с противоположного берега в речушку с плеском вбежала пара двуногих карнозавров - не тираннозавров, но все равно больших, зубастых и злобных.

Посмотрев в ту сторону, трицератопсы сбились в кучу, выстроившись плечом к плечу, опустив головы и направив свои длинные рога на хищников, будто ряд пик или грозный частокол. Карнозавры с фырканьем и ворчанием потоптались на месте, оценивая ситуацию. Затем развернулись и устремились прочь.

Я был близок к разочарованию. Мне вовсе не хотелось наблюдать жестокую, кровопролитную битву динозавров - просто кто бы ни победил, мы непременно смогли бы поживиться остатками мяса. Используя свои примитивные сети и палицы, мы могли охотиться лишь на мелких динозавров и мохнатых зверьков, так что изрядный кусок мяса нам бы не повредил.

На вторую ночь пути я проснулся от ощущения опасности. Царила непроглядная темень. Мы с Аней полулежали в развилке дерева. На ночлег мы расположились на самой большой высоте, где ветки еще выдерживали нас.

Мы были не одни. Я уловил исходившую от кого-то - или от чего-то угрозу, но ничего не видел в кромешной тьме. По ночам здесь было тихо, не считая звучавшего постоянно и ставшего привычным неумолчного зудения насекомых. В меловом периоде не было ни воя волков, ни рыка львов - по ночам бодрствовали лишь предки полевых мышей и белок, но эти старались не производить никакого шума.

В облачном покрове вдруг образовался просвет. Луна то ли уже закатилась, то ли еще не всходила, но землю озарил багровый свет звезды, впервые увиденной мной в неолите. В ее кровавом сиянии блеснули два злобных глаза, смотревшие на меня, не мигая.

Помимо воли мое тело перешло в сверхускоренный режим. И как раз вовремя - змея метнулась ко мне, разинув пасть, готовая вонзить в меня ядовитые зубы.

Я видел ее обвившееся вокруг ветви тело, видел, как пасть ее разверзлась, видел истекавшие ядом зубы, видел, как она вздыбилась и метнулась ко мне - все это разыгрывалось перед моими глазами в замедленном темпе. Лишенные век глазки с ненавистью взирали на меня.

Выбросив вперед правую руку, я поймал змею. Она была настолько велика, что мои пальцы охватили ее лишь наполовину. Ее длинное мускулистое тело, двигаясь по инерции, едва не сбило меня с ветки на далекую землю, утопавшую во мраке. Но я уцепился за ветку ногами и свободной рукой, хотя и ударился спиной о ствол с такой силой, что невольно зарычал.

Прижимая большим пальцем нижнюю челюсть гадины, я отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки. Извиваясь, сворачиваясь кольцами, она пыталась вырваться. Проснувшаяся Аня мгновенно оценила ситуацию и схватилась за дубинку.

Я с трудом встал на одно колено, опасаясь, что бившаяся змея свалит меня с ветки.

- Ложись! - приказал я Ане.

Как только она подчинилась, я перехватил гадину поудобнее и изо всей силы ударил о ствол. Ее голова стукнулась о дерево с сильным, приятным слуху треском. Я снова и снова колотил ее о дерево. Змея перестала извиваться, а скоро и шевелиться вообще, безвольно повиснув у меня в руке. Я отшвырнул труп гадины прочь. Он полетел вниз, ломая ветки, и наконец грохнулся о землю.

- Весточка от Сетха? - приподняв голову, спросила Аня. Голос ее упал почти до шепота.

Я пожал плечами, хотя в темноте она моего движения не видела.

- Кто знает? Тут масса змей. Наверно, они охотятся на ночных млекопитающих, которые живут на деревьях. Может, мы просто забрались не на то дерево?

Аня подобралась ко мне поближе, и я ощутил, как она дрожит. С той ночи мы спали по очереди.

Теперь я понял, почему всем людям досталось три инстинктивных страха: страх темноты, страх высоты и страх перед змеями.

17

Держа путь в гору, все дальше от болот, мы с Аней постепенно начали обзаводиться примитивными орудиями труда. Кремень нигде не попадался, но зато я подобрал булыжник себе по руке и каждый вечер трудился над ним, обтесывая о другие камни, чтобы сделать лезвие более-менее острым. Аня выискивала прямые ветви, а вечером обжигала их кончики на костре, чтобы получить более-менее прочные острия.

Меня тревожила необходимость разводить каждый вечер костер. Разумеется, нужно было готовить ту жалкую пищу, которую удавалось раздобыть. В другую эпоху костер потребовался бы, чтобы отпугивать хищников по ночам, пока мы спим, но в этом веке миром правили рептилии, а не млекопитающие, и я опасался, что огонь может привлечь обожавших тепло пресмыкающихся, а не отпугнуть их.

Да и о Сетхе забывать не следовало. Развести костер здесь наверняка некому, кроме нас с Аней. Всякому обладателю техники, способной сканировать обширные участки суши, костер укажет наше местопребывание не хуже маяка.

И все-таки мы нуждались в ночном костре - не только ради приготовления пищи и безопасности, но и ради душевного комфорта. Ночь за ночью мы с Аней сидели бок о бок у костра, глядя на жаркую пляску язычков пламени, и размышляли о том, что должно пройти более шестидесяти миллионов лет, прежде чем человек впервые разведет огонь.

На возвышенности, вдали от болот, небо очистилось. Но я по-прежнему не узнавал звезд. Ночь за ночью я искал созвездие Ориона, но напрасно.

Теперь я начал демонстрировать Ане свою охотничью удаль. При помощи сделанных ею копий я добывал мелких динозавров величиной с птицу, а иногда даже ухитрялся забить более крупную дичь, вроде четвероногих травоядных ящеров ростом с овцу.

А однажды вечером я задал Ане вопрос, терзавший меня с момента прибытия в эпоху динозавров.