Рауль не стал настаивать на продолжении оборванной фразы — ему не было особого дела до отношения к нему монгрела.

Блонди поднялся с кресла, собирая рассыпанные по столу бумаги:

— На кушетку, Катце… Проверим, как ты усвоил мои уроки, включая сегодняшний.

Желудок на миг свело, и к горлу монгрела подступила тошнота. Тон Рауля — холоден, и нужно было быть полным идиотом, чтобы не понимать: возражения бессмысленны. Блонди хотел повторить эксперимент с монгрелом, а весь этот диалог — якобы о его самочувствии — был просто обособленным развлечением. Катце чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы его просто использовали, а не насмехались перед этим полчаса, вытаскивая из души всю подноготную, заставляя его бледнеть и кусать губы от бессилия и унижения. Он уже ощущал себя изнасилованным, причем это чувство было еще острее, чем в прошлый раз. Испиши он хоть сто листов, Рауль не успокоится, пока не разложит его на кушетке и не удовлетворит свое чертово любопытство.

Поджав от досады губы, Катце онемевшими пальцами расстегнул застежки на груди и снял жилет, затем — пояс, ботинки, комбинезон и нижнее белье. Потом, не поднимая глаз, прошел к кушетке.

— На спину или на живот? — тихо спросил он, чувствуя, как разум заполняет остервенение. На Рауля Катце не смотрел.

Блонди с полуулыбкой глядел на покорно раздевающегося, бледного — словно мрамор монгрела. «Гордость снова предают, выдержит ли на этот раз?»

— На спину… для начала.

Подождав пока монгрел выполнит его приказ, Рауль не торопясь подошёл к кушетке с прикреплённым к папке листком бумаги. Сделав какую-то запись, он отложил папку на стол рядом с кушеткой и принялся медленно надевать тонкие резиновые перчатки.

— Согни ноги в коленях и раздвинь пошире, — Советник, наконец, справился с перчатками и подошёл вплотную. — Сейчас тебе лучше расслабиться. Для своего же блага.

Пошире? Это было легче сказать, чем сделать. Катце, преодолевая стыд и злобу, подчинялся, но от факта, что он начинает тихо ненавидеть Рауля, уже было никуда не деться. Эта ненависть медленно, но верно въедалась в его сознание как условный рефлекс.

Монгрел закусил губу, уставился в потолок — прямо перед собой, а пальцы его неосознанно уцепились за края кушетки. «Расслабится, расслабится…» — повторял мысленно дилер, но тело почему-то вело себя по-другому, словно само по себе готовилось к стрессу, защищалось.

Рауль чуть поморщился — монгрел не желал расслабляться; к нему не требовалось даже притрагиваться, чтобы понять это. «Мало ему что ли прошлого раза? Нравится грубость?» Впрочем, блонди ещё с прошлого раза понял, что Катце грубость не по вкусу. Оказалось что монгрелы — на его удивление — отличаются друг от друга, и то, что пэта Ясона приводили в восторг жестокость и властность его хозяина, совсем не означало, что то же самое заставит дилера полностью подчиниться ему. Физическое подчинение уже не интересовало Эма, ему нужно было гораздо большее, что он и собирался получить, а для этого требовалась смена тактики.

— Не хочешь ты по-хорошему, — тихо, почти сожалением вздохнул Рауль. — Ну, хорошо…

Он снял перчатку с правой руки и одними кончиками пальцев прикоснулся к внутренней стороне бедра монгрела. Рука замерла на несколько секунд, а затем медленно погладила кожу лёгкими круговыми движениями, будто давая к себе привыкнуть. Глаза блонди в этот момент неотрывно следили за выражением лица Катце, фиксируя каждое изменение.

Монгрел вздрогнул, и едва до него дошло, что блонди без перчаток, испуганно уставился на Рауля. Через кожу в месте прикосновения словно бы проникало невидимое тепло — оно вызывало дрожь. А может дрожать заставляло другое? Сняв перчатки — блонди пошел против правил, и до Катце только сейчас дошла вся опасность ситуации и горькая истина его положения. Если блонди нарушает закон, значит у Катце очень серьезные проблемы — гораздо более серьезные, чем эксперимент.

— Что… что вы делаете? — дилер приподнялся на локтях и отполз немного назад — ладонь Рауля скользнула по колену.

— Всего лишь помогаю расслабиться, — почти деловым тоном, но в том-то всё и дело, что «почти». Потянув Катце за ногу, Рауль легко вернул его в прежнее положение.

— Не желаешь расслабляться самостоятельно, так хоть не дёргайся, — он поморщился, — или хочешь, чтобы я тебя связал? Если нет, то не мешай мне и попытайся насладиться процессом. Один мудрый житель Старой Терры говорил, что от всего в жизни можно получать удовольствие, нужно просто уметь это делать. Так что вот твой шанс научиться.

Блонди заставил монгрела вновь полностью опуститься на кушетку, легко надавив ему на грудь свободной рукой в перчатке, а сам вернул обнаженную ладонь на внутреннюю часть бедра, но только чуть выше, чем она находилась ранее.

Катце пытался смотреть Раулю в глаза — вопросительно, шокировано, но надолго его не хватило.

— Почему не Дерил? Он… гораздо моложе… красивее… чувственней, — задыхался монгрел, отворачиваясь — открывая взору Рауля пульсирующую жилку на шее. — Почему не кто-нибудь другой? — хмурясь и тяжело дыша. — Почему я?

Катце с горечью осознавал, что теперь не столько ненавидит Второго Консула, сколько — боится и, наверное, в чем-то даже сильнее, чем Ясона.

Рауль продолжал медленно, почти чувственно — если бы ему было знакомо это слово — касаться кожи монгрела кончиками пальцев, не позволяя себе сорваться на грубость.

«Так вот как тебе нравиться… Значит через это я и получу власть над тобой… Решено».

Советник скользнул пальцами выше по внутренней стороне бедра, почти коснувшись паха, но в тот же момент отступил. Вторая рука надёжно придавливала монгрела к кушетке лёжа на его груди. Блонди сам не заметил, как увлёкся изучением кожи Катце — перчатки были своеобразным барьером, не позволяющим чувствовать ничего, но сейчас этот барьер был снят и Рауль вынужден был признать себе свою ошибку: перчатки он больше одевать не будет, по крайней мере в таких ситуациях — уж слишком многого он лишается благодаря им.

Услышав извечный вопрос монгрела, который он повторял едва ли не с момента прошлого эксперимента, блонди нахмурился, но всё же решил заговорить:

— Я уже давал ответ на этот вопрос, тебе следовало бы проверить память — в твоей работе это серьёзный недостаток. Впрочем, я могу и повторить — мне не особо сложно, — он усмехнулся. — Я так хочу. В данный момент времени мне не интересны фурнитуры — мне интересны кастраты, так что умолкни и продолжай получать удовольствие.

— Я не могу, — противился монгрел. — Я не могу получать удовольствия от секса. Вам это известно…

Катце схватился за запястье той руки блонди, которая лежала у него на груди — схватился как-то умоляюще.

— Напрасно вы тратите на меня свое время. Я не буду получать от этого удовольствия… Никогда…

Катце и сам отчаянно верил в то, что говорил, укрепляясь в своих мыслях все сильнее. И причина была не в злобе и не в страхе, и даже не в том увечии, что он имел, причина была в том, что ласки Рауля находили в нем отклик — пока где-то очень отдаленно и глубоко, но находили.

— Разве я занимаюсь с тобой сексом? — мысленно блонди презрительно скривился, но внешне лицо не претерпело изменений. — Я просто помогаю признать некоторые, давно сложившиеся у тебя мнения, ошибочными в самой их сути…Ты ведь никогда не занимался сексом, так? — Раулю очень хотелось добавить — «до меня», но он не стал этого делать.

Блонди разговаривал с монгрелом прежним спокойным терпеливым тоном, не позволяя прозвучать в нём усмешке или презрительной нотке, и продолжал осторожные движения на коже в особом ритме, который, как он понял, вызывал в теле Катце больший отклик. Вдоволь наигравшись с чувствительностью кожи монгрела, пальцы уверенно скользнули к упругому кольцу мышц и ненастойчиво погладили, даже не пытаясь надавливать.

— Ни… никогда, — Катце посмотрел на Второго Консула почти беспомощно. — И не… ах… и не хочу…

«Я не хочу заниматься ни сексом, ни тем более этим, — отчаянно подумал монгрел. — Я хочу уйти… Нет, бежать! Я хочу курить так сильно, как никогда до этого! А еще… Боже… Нет, не… Убери от меня свои руки!» Последняя мысль причудливой гримасой отразилась на лице монгрела, и он сжал пальцы на запястье блонди.