ОСТОРОЖНО, СПОЙЛЕР: рассказ включает вероятно существенные раскрытия некоторых событий “Перемен“ ...

Джим Батчер

Рождественская ночь

Моим читателям, которые по какой — либо причине не спят этой ночью. Счастливого Рождества, изумительные вы чудаки.

— Джим

Это была ночь перед Рождеством, и никто во всем доме не шевелился, кроме меня и Мыша.

Я сидел посреди неровного круга из деталей, разбросав их перед собой дугой на 180 градусов, и злобно таращился на справочное руководство. “Почему они составили сборочные инструкции на двадцати разных языках”, — почти выкрикнул я, “вместо того, чтобы просто дать чертеж, с цифрами, буквами и стрелками!?!”

«Гав» — сочувственно сказал Мыш. Он был двухсотфунтовым терпеливым серым пушистиком и относился к людям лучше, чем я.

Я вернулся к попыткам собрать идиотский велосипед. Мэгги нужно было учиться ездить на велосипеде. Уйма маленьких девочек хотела бы розово — фиолетовый велик. Но любимый цвет Мэгги был красный. Она утверждала, что красные ездят быстрее.

“Вам потребуются ученая степень и команда механиков NASCAR, чтобы это сделать!” — мрачно пробормотал я.

Мыш вздохнул. Затем он стал носом толкать мою руку, пока я не уронил деталь, которую пытался собрать. Потом он взял другую деталь в свою громадную, терпеливую пасть и вручил ее мне.

“Что я, по — твоему, сделаю с этим?” — требовательно спросил я. “Кроме того, что вытру твои слюни, лосяра”.

Мыш запыхтел и подтолкнул другую мою руку своим носом.

“Я знаю, что ты хочешь помочь”, — сказал я. “Но эти две части не…”

Детали щелкнули и без труда соединились вместе.

Хвост Мыша пару раз стукнул по полу.

“Никто не любит умников”, — мрачно заметил я.

Хвост Мыша забарабанил «бум — бум — бум — бум», и он оскалился мне в собачьей улыбке.

“Ты смеешься надо мной?” — спросил я.

Мыш чихнул.

Я вздохнул и взъерошил его уши. “Прекрасно. Если вы не можете победить их, присоединитесь к ним”. Я повернул бумагу так, чтобы Мыш мог на нее смотреть. “Что дальше?”

Мыш выбрал следующую часть, и я начал возиться с ней, пока не разобрался. Потом мы приступили к следующей. Огонь в камине играл и потрескивал. Это был единственный источник света.

Послышались тихие шаги, и затем появился Майкл Карпентер, крепко сложенный, крупный мужчина в свои пятьдесят. Он был в удобном халате, накинутом поверх пижамы, и нес в руке кофейную кружку. Он остановился в дверях в свою гостиную и взирал на мои затруднения, мирно улыбаясь.

“Мэгги и Хэнк сдались около часа назад”, — сказал он. “Так что у тебя есть остальная часть ночи, чтобы это собрать”.

“Говори как есть”, — пробормотал я.

“Я и не думал”, — ответил он. Он отхлебнул эг-нога ^[1] из кружки. Его жена Черити делала классный крепкий ног. “Это просто было бы нечестно”.

“Ты, наверное, собрал миллион этих вещей”, — сказал я.

“Или два,” — кивнул он.

Я раздраженно раскинул руки над запчастями. “Ну?”

«О», — сказал он серьезным голосом, но его глаза сверкали. “Гарри, я не хотел бы лишать тебя этой радости. Я имею в виду, каково быть отцом”.

“Не спать всю ночь, порезаться, пока я разбираюсь в этой дурацкой штуке?” — предположил я.

“Не забудь — быть разбуженным на рассвете нетерпеливыми детьми”, — добавил он.

Я застонал.

Майкл слабо улыбнулся. “Не жалуйся на это, Гарри. Я вполне привык к моей Молли, появляющейся у моего изголовья в 5 утра с чашкой подгоревшего кофе, который она сама приготовила”. Что — то печальное и усталое тронуло морщинки в уголках его глаз. “Это самая раздражающая вещь, по которой ты когда — либо будешь скучать, когда она уйдет”.

Я вздохнул.

Я посмотрел на него.

“Большинство моих воспоминаний о папе — это Рождественские утра”, сказал я. Я сглотнул и опустил взгляд на возможный велосипед. Так много заботы нужно было вложить в его изготовление. Подготавливая его для мира. “Я просто не хочу его собирать”.

Сочувственная боль мерцала на его лице. «Гарри», — сказал он: “Что ты помнишь лучше всего?”

«Кофе», — немедленно ответил я. “Мой папа разрешил бы мне выпить кофе Рождественским утром”. Я улыбнулся, вспоминая. “То есть, это больше было похоже на чашку молока и сахара, с брошенной туда щепоткой кофе, но мне это казалось тяжелой артиллерией. Мы позавтракали бы вместе, а потом мы сидели бы вместе и открывали мои подарки, и мы провели бы весь день, играя с ними”.

Майкл отхлебнул ног и глубокомысленно кивнул. Потом он улыбнулся мне и сказал, “Я думаю, ты прекрасно справишься”. Он немного вскинул голову, словно слушая отзвуки привязавшейся мелодии. Он слегка хмыкнул и покачал головой.

“Что?” — осторожно спросил я его. Я осмотрел комнату на какое — либо возможное незримое ангельское присутствие и переспросил, “Что?”

«Пакостники», — пробормотал бывший рыцарь. “С Рождеством, Гарри”. И он молча похромал из комнаты.

Я покосился на него, испытывая сильное чувство, что меня как — то одурачили. Затем я пробормотал что — то нехорошее о двуличности паладинов, отставных или нет, и вернулся к попыткам разобраться в велосипеде. Я сцепился с ним, сосредоточившись с такой же силой, как при любом заклинании. Это был всего — навсего детский велосипед. Это не шло ни в какое сравнение с интеллектом Волшебника Белого Совета.

Вдобавок, у меня был Мыш, чтобы помогать.

Я продвигался вперед к качественной сборке, когда снаружи взвыл внезапный порыв ветра, такого холодного, что он выстудил дымоход донизу, такого сильного, что он заставил огонь затрепетать и пригаснуть, прежде чем снова подняться. Я резко вскинул голову, поскольку мои чувства волшебника сказали мне, что сила пришла в движение. Пламя в камине снова пригасло, оставив комнату почти в абсолютной темноте. Когда оно взвилось снова, весело заплясавший огонь был зеленым, синим и фиолетовым.

И Королева Воздуха и Тьмы стояла надо мной.

Королева Мэб этой ночью была такой же высокой, как и я — это изменялось в зависимости от ее настроения и намерений. Ее кожа была бела, как иней, ее губы так же темны, как замороженные тутовые ягоды, а ее волосы были созданы из первых снежинок, выпавших в чистом воздухе. Она была потрясающе прекрасна, бессмертна, имела силу полубогини, была неоспоримой королевой злых фей — и она была моим боссом.

“Мой Рыцарь”, — прожурчала она, склонив голову.

Я не был уверен, что диктовал протокол для этого конкретного случая, поэтому я немного склонил голову и сказал: «Добрый вечер».

«Страж», — сказала Мэб. Перед Мышом она склонила голову немного ниже.

Не уважают меня, никто не уважает.

Мыш встретил Мэб мрачно. Его хвост перестал качаться. Но он дважды ударил лапой по полу в ответ.

Мэб присмотрелась к кругу деталей вокруг меня, наклонив голову. “Колдовство?”

“Да. Отчасти”, — сказал я, почесывая затылок. “Я надеюсь, вы здесь не для призыва меня на работу”.

“Не будь смешным”, — ответила она. “Это Рождество”.

Я вздернул брови. “Рождественский дух? Вы?”

Она немного подняла подбородок. “Рождество входит в сферу Зимы, разве нет?”

Я вымучено рассмеялся. “Ну да. Полагаю, оно входит. Но я думал, что у вас для этого есть слуги”.

“Есть”, — ответила Мэб. “Но …” Она нахмурилась, словно сосредотачиваясь, чтобы удостовериться, что правильно повторяет фразу. “Это не дело для босса — проводить слишком много времени в офисе”. Она сделала паузу для передышки, а затем сказала, “Я принесла тебе подарок”.

Кажется, моя челюсть отскочила от колена, прежде чем приземлиться в груде деталей. “Что?”

“В этом году ты участвуешь в празднике”, — сказала Мэб. “У меня есть обязательства перед моими вассалами”.

“Что?” — повторил я.

Она вынула одну руку из — за спины и вручила мне маленький подарочный пакет синего морозного цвета, покрытый яркими серебряными снежинками.

Я уставился на пакет. “Это взорвется? Или попытается съесть меня?”

“Не будь нудным”, — вздохнула Мэб.

“Фейри не делают подарков”, — сказал я. “В чем тут подвох?”

“Подвоха тут нет”, — ответила она. “Я не делаю тебе подарок. Я выполняю обязательство перед тобой”.

Я почувствовал, что ухмылка приподнимает уголки моего рта. “Обязательство, а? Предположим, что я это не приму?”

Огорченное выражение коснулось ее глаз на одну десятую секунды. “Это был бы твой выбор. Как и последствия”.

“Хорошо. Это первый раз, когда меня угрозами заставили принять рождественский подарок”, — сказал я.

Я взял пакет. Внутри находилась шкатулка для драгоценностей. В шкатулке был простой ободок, который, наверное, не налез бы и на мой мизинец. Он был сделан из какого — то серебристого, переливчатого металла. Я коснулся его кончиком пальца. Он жужжал от скрытой энергии.

«Мощно», — заметил я. “Что оно делает?”

“Это предназначено для твоей дочери”, — сказала Мэб. “И это даст ей силы”.

Я схватил шкатулку, закрыл ее и воззрился на Мэб. “Простите?”

Она издала звук нетерпения. “Не так, волшебник”, — сказала она. “Если ты дашь ей это кольцо, то она будет … иметь определенную власть, до следующего полудня, над силами зимы”. Она вздохнула. “И оно может играть музыку”.

Я сузил глаза. “Какую музыку?”

Мэб наклонилась, открыла шкатулку и осторожно коснулась кольца. Оно немедленно загудело и комната наполнилась водоворотом музыки, когда женский голос запел, “Этой ночью снег на горе сияет белизной…” ^[2]

Я со стуком закрыл шкатулку и уставился на нее. Просто я уже слышал эту песню достаточно, чтобы у меня зубы от нее свербели.

“Теперь я понял”, — сухо сказал я.

“Всегда пожалуйста”, — ответила она.

“Просто из любопытства”, — спросил я, “может ли оно заморозить чье — то сердце и превратить его в ледяную статую?”

Мэб выглядела озадаченной. “Это — силы из кино. Нужно ли мне обманывать ее?”

Я потер лоб между глазами. “Ясно. Мы пойдем куда — нибудь в хорошее место и мирно поиграем с этим подарком”.

“Удостоверься, что она узнает, кто дал его ей”, — сказала Мэб.

Затем огонь снова пригас. Когда он возвратился к жизни, то был золотым и оживленным, как и должен выглядеть огонь, и Мэб ушла.