— Не надо мне меня переводить, — прервал его Валентин. — Так что же вы от меня хотите, любезный Александр Георгиевич?
— Немногого, Валентин Феликсович. Как уже отмечалось мной, я очень устал…
— О деле, — жестко предложил Валентин.
— О деле, так о деле, — согласился Александр и с идиотическим упрямством продолжил: — В связи с моей бесконечной усталостью я решил отойти от дел и удалиться на покой. На виллу на Лазурном берегу. Но для начала эту виллу надо приобрести. Деньги есть, загвоздка в другом. Загвоздка в том, чтобы переправить эти деньги за бугор, поближе к Лазурному берегу. Рисковать с дипломатами не хочется. Да и двадцать процентов — грабеж с их стороны. А вы, как мне известно, выполняя деликатные поручения ответственных наших ведомств, пересекаете границу без досмотра.
— Сумма?
— Полтора миллиона, — легко назвал сумму Александр. Валентин тихонько присвистнул, но собеседник успокоил его: — Крупными купюрами. Маленький такой чемоданчик. И камушки кой-какие, россыпью. Вы арендуете сейф в банке на мое имя и кладете в него чемоданчик. Документы и ключ привозите мне. Вот и все.
— Простенько, но со вкусом, — отметил Валентин.
— Да, ваш куртаж — десять тысяч.
— Только возмещаете Катины убытки?
Александр сочувственно посмеялся и как бы извинился:
— В голову не пришло. Пусть будет пятнадцать.
Валентин встал из-за стола, отошел к окну и, глядя вниз на мелкую московскую суету, начал:
— Условие первое…
— Давайте без условий, Валентин Феликсович, — перебил его Александр. — Без условий удобнее. Вы — мне, я — вам, и разбежались с миром…
— Условие первое, — не оборачиваясь, заново начал свою речь Валентин. — Полная гарантия, что компромат отдается мне полностью.
— Фирма гарантирует, — заверил Александр.
— А корреспондентик? Джерри гарантирует?
— Думаете, у него что-нибудь осталось? Вряд ли. Он у меня на крючке.
— Это у вас.
— Я вам передам удочку. С крючком.
Валентин все поглядывал в окно, интересно ему было, что там внизу.
— Условие второе. Перед отъездом я должен повидать Катерину.
— Да в порядке она, в порядке!
— Я хочу видеть Катерину, — монотонно повторил Валентин и, наконец, отошел от окна. — Кстати, зачем ее под замком держать? Материалы-то уже у вас.
— Вы недооцениваете свою жену, Валентин Феликсович. При ее дьявольской изобретательности и энергии она на воле может за время вашего отсутствия доставить мне массу неприятностей…
Александр не договорил — сразу же после нервного стука в кабинет ворвалась секретарша:
— Валентин Феликсович, фирмачи уже идут к нам! — и стремительно исчезла.
— Так как же, дорогой мой Сандро? — напомнил Валентин.
— Будет тебе свиданка, Валентин, — успокоил его Александр.
Вдвоем они вышли в приемную, которую уже заполнила толпа румяных иностранцев. Александр сквозь заграничную хевру продрался к дверям и из коридора подтвердил договоренность:
— Завтра с утра я вам звоню, Валентин Феликсович.
Милиционер с жезлом, ныне не милиционер с жезлом, а по виду преуспевающий клерк из СП (не из Союза писателей — несовместного предприятия) ждал у черной «Волги», уверенно рассматривая проходящих мимо молодых дамочек. Александр ждал.
Тот вышел из громадного офиса, кивнул, здороваясь, открыл «Волгу». Уселись.
— Порядок? — спросил экс-милиционер.
— Почти, — ответил Александр и повернул ключ. Мотор зарычал.
— Нет, не «Мерседес», — констатировал клерк-милиционер. — А в чем заковыка?
— Требует свиданки с Катькой.
— Так это на раз-два-три?
— Берлогу свою не хочу показывать, Глеб. Он хоть и на поводке у нас, но — посмотрел я на него — сильная зверюга, — Александр замолк ненадолго, выводил машину в ряд, и продолжил, катя по Садовому: — Ты, будь добр, организуй за городом какую-нибудь дачку на отшибе.
— Когда надо?
— Завтра. А лучше к сегодняшней ночи, чтоб Катьку без скандала ночью перевезти.
Катила черная «Волга» в адском потоке отравленного выхлопами Садового кольца.
Раскинувшись на ампирной, поперек себя шире, кровати, Катерина, покуривая, смотрела в потолок. В зеркало то есть. На себя, раскинувшуюся на ампирной, поперек себя шире, кровати. Обживаясь, нахальничала: и белоснежное белье утрехалось в платье и туфлях, пепел небрежно стряхивала в стоявшую на постели же хрустальную пепельницу и мимо нее.
Кроме ламповой пипки на ночном столике была еще одна — пипка звонка. Удавив в пепельнице сигарету и некрасиво зевнув, Катерина воткнула палец во вторую пипку и не отрывала его до тех пор, пока в дверях не появился обязательный Артем.
— Здесь, что ли, Сандро со своими девками развлекается? — лениво поинтересовалась Катерина.
— Вероятно, — ответил Артем.
— А девки, значит, лежа под ним, его развлечения в зеркальце наблюдают.
— Или он, когда все наоборот, — заметил Артем.
— Тоже верно, — согласилась Катерина и опять зевнула, лязгнув зубами.
— Больше вопросов ко мне нет? — осведомился Артем.
— К тебе — нет. Скажи там холую, чтоб коньячку хорошего прикатил. И водички там, фруктишек. А то у меня после вашего завтрака дурнота и изжога. Сделаешь?
— Сделаю, — сказал Артем и пошел было, но вопрос в спину остановил:
— Ты-то со мной выпьешь? А то, как говорят истинно воспитанные люди, надираться в одиночку неприлично.
— Выпью, — решил Артем и удалился.
Все, как у больших: не в бутылке — в тяжелом хрустальном графине был коньяк. И фрукты что надо — как восковые.
Сталлоне из чего-то пальнул, и вертолет советского аса сгорел ярким пламенем вместе с асом.
Катерина отвела глаза от экрана, хватанула малость из пузатого бокала, поваляла во рту виноградину, разжевав, с отвращением проглотила и спросила от скуки:
— И давно ты в подручных у Сандро?
Глядя на Сталлоне, Артем ответил:
— Я не подручный. Я — наемник.
— Как он? — Катерина кивнула на экран.
— Он — не наемник. Он из идейных соображений.
— А ты… Как они называются-то? Во! Вспомнила! Дикие гуси. Симпатичная получается картинка: дикие гуси на службе у мокрой курицы.
— Нам платят, Катерина Сергеевна, и мы хорошо делаем то, за что нам платят, — Артем не смотрел на экран, на нее смотрел — злился.
— Хорошо хватаете беззащитных баб, — догадалась Катерина.
— Если надо, хватаем и баб, — подтвердил Артем.
— Непыльная работа, а, паренек?
— Вы зачем меня цепляете? — спросил он напрямик.
— А что ты в ящик уставился. Мы же надраться решили.
— Это вы решили…
— А ты на работе, — поддразнила Катерина. — Но тебе ничего не грозит. Когда я буду в кусках, ты будешь просто сильно выпивши. Я все-таки женщина, ты ж вон какой мужик здоровый. Сдавай.
Артем осторожно плеснул из графина в пузатые рюмки.
— По губам размазать. Лей, как следует, — приказала она. — Это пусть фраера тонконогие в ладошках для понтяры донышко греют.
Он добавил в рюмки до полных соток, спросил:
— Из фарцовых будете, Катерина Сергеевна?
— И из фарцовых тоже. А ты откуда такой строгий? На взгляд не москвич.
— Я — бомж.
— И давно?
— Как с Афгана вернулся. Земеля помог за Москву зацепиться.
— Какой же ты бомж, если у тебя земеля?
— Он тоже бомж. Земеля по Афгану. Командир мой.
— Как я понимаю, твой командир — это тот болван в милицейской форме?
— Он — не болван, — обиделся за друга Артем.
— Ну, раз не болван, тогда совсем хорошо, — Катерина была миролюбива. — За твои успехи, наемник!
Звонко чокнулись, дружно хватанули до дна. Жевали — он яблоко, а она опять виноградину. Вопросительно глядя друг на друга, ждали свежих алкогольных ощущений. Дождались. Катерина закурила, двинула пачку и зажигалку по столу к Артему.
— Не курю, — признался он.
— Совсем забыла: профессионал. Режимишь?
— Приходится.