— Да какая у вас в научных институтах работа — прими, подай, выйди вон. А у нас в милиции, друг мой Виля, головой работать надо.

— Смотри интеллектуально не перенапрягись, руки шпане выкручивая.

Оба посмеялись, удовлетворенные каждый самим собой.

— Поймал убийцу-то из Тимирязевского леса? — спросил Виллен.

— Поймаю! — мрачно буркнул Александр. Надоели до тошноты однообразные дурацкие вопросы.

— Ты их не лови, Саня, ты их стреляй. И тебе хлопот меньше, и людям полезнее. А то ты их посадишь — глянь, кто-нибудь преставится, опять амнистия. И опять ты весь в мыле, днем и ночью. Головой работаешь, за ноги-руки их хватаешь, в узилище тащишь… Перпетуум-мобиле, Санек.

— Сколько уже принял? — не в склад, не в лад поинтересовался Александр.

— Я же сказал — сто пятьдесят.

— А веселый на четыреста.

— Я не веселый, я умный. В корень зрю.

— И что в корне разглядел?

— Суть. А суть в том, что многие и очень многие не должны жить на этой грешной и без них, на этой терпеливой земле.

— А ты?

— Что — «а ты»? — После ста пятидесяти Виллен трудно соображал.

— Ты должен жить на этой грешной земле?

— Разумеется, — со смешком ответил Виллен.

Александр торопливо допил пиво, глянул на часы, всем своим видом демонстрируя необходимость отчалить.

— Ну, мне пора. — Он пожал Виллену руку и зашагал к метро.

— Так ты пристрели убийц, доставь мне такую радость! — крикнул ему вслед Виллен.

День выдался — что по нынешним временам редкость — почти без происшествий, и Смирнов, не отрываясь, добил наконец злополучное дело. Закрыв последнюю страницу, он ударил кулаком в стену: созывал на совещание сотрудников вверенного ему подразделения. Подразделение в составе Сергея Ларионова и Романа Казаряна явилось незамедлительно.

— Ознакомился, — с гордостью сообщил им Смирнов. — Теперь вместе помозгуем.

— Мозговать рано. Данных маловато, — возразил Казарян. — Мы для начала покопали сверху. Сережа — по основным фигурантам, я — по малолеткам и свидетелям. С кого хочешь начать?

— Давай-ка, Сережа, — решил Смирнов.

— Я прошелся по семерым. Пятеро законников: Георгий Черняев, он же Жорка Столб, Роман Петровский, он же Ромка Цыган, Алексей Пятко, он же Куркуль…

— Да знаем мы их всех! — не выдержал Роман. Не ценил он дотошность и систему, любил налет и озарение.

— Не перебивай, — спокойно, как он привык это делать, осадил его Ларионов. — Продолжаю. Леонид Жданов, он же Ленька Жбан, и Самсонов, он же Колхозник. Я специально их перечислил по порядку иерархической лестницы. В этой банде никто из них за время пребывания в уголовном мире по мокрому делу не проходил. Правда, Цыган привлекался к ответственности за драку с телесными повреждениями. Все они москвичи, за исключением Столба, проживающего в Костине Московской области.

— Потомок, следовательно, колонистов знаменитой болшевской колонии, — не выдержав, прокомментировал Казарян.

— Именно, — подтвердил Ларионов. — Все они освобождены по амнистии с условием минус шестнадцать, а для Москвы минус сто. Естественно, что в Москве, если они действительно находятся в Москве…

— В Москве, в Москве! Я Цыгана собственными глазами видел! — вставил Казарян.

— …В Москве они вынуждены находиться на нелегальном положении, по хазам, — невозмутимо продолжал Ларионов. — Теперь — о каждом. Номинальный главарь…

— Почему номинальный? — спросил Смирнов.

— Свои соображения по этому поводу я уже излагал. Номинальный главарь — Георгий Черняев. Очень силен физически, в юности занимался классической борьбой не без успеха. Сообразителен, опытен, довольно ловок. Начинал он как краснушник на Ярославской железной дороге, за что судим в 1948 году. Выйдя на свободу в пятидесятом, сменил профессию, стал гастролировать. Трижды привлекался за кражи в гостиницах в разных городах и трижды отпущен за недоказанностью. В связи с этим стал почти легендой уголовного мира. Грабеж склада — первый грабеж в его воровской биографии.

— Он убить мог? — взял быка за рога Смирнов.

— По-моему, пойти на убийство может только в самом крайнем случае, спасая свою шкуру. Следующий — Роман Петровский. Хорош собой, пользуется успехом у женщин, нахватан до того, что на первый взгляд может сойти за интеллигента. Импульсивен, легко возбудим, авантюрист по натуре. Профессия — маршрутник, работал в основном в поездах с курортными дамочками. На убийство может пойти лишь в состоянии крайнего возбуждения. У нас не тот случай.

Алексей Пятко. Тихарь, специалист по незапертым квартирам. Труслив, жаден, до предела осторожен. Довольствуется малым, но за добытое держится зубами. За что и получил кличку Куркуль. Убьет, если у него станут отбирать его кровное. И только в этом случае, больше ни в каком.

Леонид Жданов, убитый, Щипач, и этим все сказано.

И, наконец, Николай Самсонов. Туп, злобен, неудачлив. Шуровал на вокзалах. Не столько воровал, сколько отнимал у слабых. Такого можно заставить совершить всякое.

— Серега, ты молодец! — заорал Казарян. — Твоя занудливая система — великая вещь! Разложил все по полочкам и сразу же этим сто вопросов поставил. Кто их свел? Кто их навел? Почему все работали не по профессии?

— Где они жили до совершения преступления? — спросил Смирнов.

— Георгий Черняев — в Костине, Лесная, дом шесть. Роман Петровский в Шебашевском переулке, дом пятнадцать. Леонид Жданов — улица Расковой, дом семь, квартира двадцать три. Алексей Пятко — Бутырский вал, дом четыре «а», квартира три, Николай Самсонов — Третья Тверская-Ямская, дом тридцать шесть, квартира два «а».

— За исключением Черняева, все, в принципе, из одного района, — сказал Смирнов. — Вероятнее всего были знакомы до этого дела. Но Казарян прав — слишком, слишком разные, и все, как один, вряд ли пойдут на убийство.

— Еще несколько слов, — Ларионов собрал бумажки и сложил их в папку. — Склад этот — в Ростокине, в районе, никому неизвестном из этой компании. Следовательно, наводка, и серьезная наводка. Для такой наводки наши бакланы — разметчик меховой фабрики Серафим Васин и шофер Арнольд Шульгин — люди неподходящие. Шофер не из той конторы, он работает на пивзаводе, а с Васиным сложнее — он территориально близок к основному составу группы. Его могли уговорить.

— «Основной состав»! Прямо-таки футбольная команда, — прокомментировал Казарян. — Тогда под моей опекой — запасные. Все четыре моих огольца, получившие срок, — порождение уголовной романтики. Песни блатные, героические рассказы про невероятные успехи, мифы о воровском братстве, первые знакомства с деловыми, поручения по мелочевке. Играли роль отвлечения, и не более того.

После освобождения двоих, Фурсова и Гагина, родители тотчас, от греха подальше, отправили по деревням, к дедкам и бабкам. В Москве — двое, Виталий Горохов и Геннадий Иванюк. Оба задействованы на одностороннюю связь Цыганом — Романом Петровским. Куда от Цыгана концы — неизвестно. Пацанов этих обоих работать следует — перспектива выхода на отлеживающихся есть. По свидетелям следователь прямо-таки решительно рубил канаты, как можно скорее закругляя дело. Я не имею в виду косвенных очевидцев ограбления, для меня гораздо больший интерес представляют свидетели, в той или иной степени связанные с преступниками. Возвращаясь к футбольной терминологии, скажу, эта команда в данной игре не могла обойтись без тренера, а казаковская группа и следствие были уверены, что главный — капитан. Только еще раз проверив свидетелей, можно выйти на настоящего главаря.

— Ребята, по-моему, вы спятили, — всерьез обеспокоился Смирнов. — Вы занялись отысканием прорех в следствии закрытого дела и поисками мифического главаря. Извините меня, но вы забыли, в чем наша основная задача. Очнитесь! Мы не главаря, вами сочиняемого, ловим, и не Казакова за руку норовим схватить. Мы ищем убийцу. Я считаю, что убил кто-то из деловой пятерки. Поймайте мне хотя бы одного из них.