О, какие они скупые, расчетливые, опасливые, Марина! Мне всегда хочется сказать: - Ты только - скажи. Я проверять - не буду. Но не говорят, потому что думают, что это - жениться, связаться, не развязаться. Если я первым скажу, то никогда уже первым не смогу уйти. (Они и вторым не говорят, Марина, никоторым.) Точно со мной можно не-первому уйти!

Марина! Я - в жизни! - не уходила первая. И в жизни - сколько мне ее еще Бог отпустит первая не уйду. Я просто не могу. Я всегда жду, чтобы другой ушел, все делаю, чтобы другой ушел, потому что мне первой уйти - легче перейти через собственный труп. (Какое страшное слово. Совсем мертвое. Ах, поняла: это тот мертвый, которого никто никогда не любил. Но для меня и такого мертвого нет, Марина!) Я и внутри себя никогда не уходила первая. Никогда первая не переставала любить. Всегда - до последней возможности, до самой последней капельки - как когда в детстве пьешь. И уж жарко от пустого стакана - а все еще тянешь, и только собственный пар!

Ах, знаете, вы будете смеяться - это была совсем короткая встреча - в одном турне - неважно, кто - совсем молодой - и я безумно в него влюбилась, потому что он все вечера садился в первый ряд - и бедно одетый, Марина! не по деньгам садился, а по глазам, и на третий вечер так на меня смотрел, что - либо глаза выскочат, либо сам - вскочит на сцену. (Говорю, двигаюсь, а сама все кошусь: ну, как? нет, еще сидит.) Только это нужно понять! Потому что это не был обычный влюбленный мужской едящий взгляд (он был почти мальчик) - это был пьющий взгляд, Марина, он глядел как завороженный, точно я его каждым словом и движением - как на нитке - как на канате - притягиваю, наматываю - это чувство должны знать русалки - и еще скрипачи, верней смычки - и реки... И пожары, Марина!.. Что вот-вот вскочит в меня - как в костер. Я просто не знаю, как доиграла. Потому что у меня, Марина, все время было чувство, что в него, в эти глаза - оступлюсь.

И когда я с ним, наконец, за кулисами (знаю, что это ужасная пошлость, но всJ пошлость, как только оно где, и скалы, на которых сидели девы д'Аннунцио - ничуть не лучше!)... за этими несчастными кулисами поцеловалась, я ничего не чувствовала, кроме одного: спасена!

...Это длилось страшно коротко. Говорить нам было не о чем. Сначала я все говорила, говорила, говорила, а потом - замолчала. Потому что нельзя, я - не могу, чтобы в ответ на мои слова - только глаза, только поцелуи! И вот лежу утром, до-утром, еще сплю, уже не сплю, и вдруг замечаю, что все время что-то повторяю, да, - губами, словами... Вслушалась - и знаете, что это было: - Еще понравься! Еще чуточку, минуточку, секундочку понравься!

- Ну, и?

- Нет. Он - не смог.

- Чего? - Еще-понравиться. Не смог бы - даже если бы услышал. Потому что вы не думайте: я не его, спящего, просила - мы жили в разных местах, и вообще... - я в воздух просила, может быть - Бога просила, я просто заклинала, Марина, я сама себя заклинала, чтобы еще немножко вытянуть.

- Ну, и?

(С сияющими глазами:) Вытянула. Он не смог, я - смогла. Никогда не узнал. Все честь честью. И строгий отец генерал в Москве, который даже не знает, что я играю: я будто бы у подруги (а то вдруг вслед поедет, ламповщиком сделается?) - и никогда не забуду (это не наврала), и когда уже поезд трогался - потому что я на людях никогда не целуюсь - поцеловала его розы в окне... Потому что, Марина, любовь - любовью, а справедливость - справедливостью. Он не виноват, что он мне больше не нравится. Это не вина, а беда. Не его вина, а моя беда: бездарность. Все равно, что разбить сервиз и злиться, что не железный.

А пьеса - когда мы так друг в друга влюбились - была Юрия Слезкина. Смешное имя? Как раз для меня. Мне даже наш антрепренер сказал: ?Маленькая Сонечка, вы все плачете, вот бы вам замуж за Юрия Слезкина?. (Деловито:) А он, вы не знаете, Марина, - старик?

(Знаю, что разбиваю единство повествования, но честь - выше художества.

Это ?еще понравься!? - мой второй плагиат.

Как та чахоточная, что в ночь Стонала: еще понравься!

И, дальше:

Как та чахоточная, что всех Просила: еще немножко Понравься!..

И - конец:

Как та с матросом - с тобой, о жизнь, Торгуюсь: еще минутку Понравься!..

Так, в постепенности, дана и сохранена, пронесена сквозь стихи и допроизнесена вся Сонечкина просьба. Ибо, будь Сонечка старше, она бы именно так - кончила.)

========

- Ну, Сонечка, дальше про Стаховича. Кроме поклонов о чем еще были эти уроки?

- Обо всем. Например - как надо причесываться. ?Женская прическа должна давать - сохранять охранять форму головы. Никаких надстроек, волосы должны только - и точно - обрамлять лица, чтобы лицо оставалось - главным. Прямой пробор и гладкие зачесы назад, наполовину прикрывающие ухо: как у вас - Голлидэй, Соня?. - ?Алексей Александрович! А ведь у меня... не очень гладко!? - я, смеясь. - ?Да, но это - природные завитки, потому что у вас природная волна, и рама остается, только - немножко - рококо... Я говорю об общей линии: она у вас проста и прекрасна, просто - прекрасна?. (О, Марина, как я в эти минуты гордилась! Потому что я чувствовала: он меня не только из тех, что перед ним, а из всех, что за ним выделяет!)... Еще о том, как себя вести, когда, например, на улице падает чулок или что-нибудь развяжется: ?С кем бы вы ни шли - спокойно отойти и не торопясь, без всякой суеты, поправить, исправить непорядок... Ничего не рвать, ничего не торопить, даже не особенно прятаться: спо-койно, спо-койно... Покажите вы, Голлидэй! Мы идем с вами вместе по Арбату, и вы чувствуете, что у вас спускается чулок, что еще три шага и совсем упадет... Что вы делаете??

И - показываю. Отхожу от него немножко вбок, нагибаюсь, нащупываю резинку и спо-койно, спо-койно...

?Браво, браво - Голлидэй, Соня! Если вы, действительно, с любым спутником, а не только со мной (и у него тут такая чудесно-жалкая, насмешливая улыбка, Марина!)... старым учителем... сохраните такое хладнокровие...?

Однажды я не удержалась, спросила: ?Алексей Александрович, откуда вы все это знаете: про падающие чулки, тесемки, наши чувства, головы?.. Откуда вы нас так знаете - с головы до ног?? И он, сериозно (ровно настолько сериозно, чтобы все поверили, а я - нет): ?Что я все знаю - неудивительно; я старый человек, а вот откуда у вас, маленькой девочки, такие вопросы?? Но всегда, всегда я' показывала, всегда на мне показывали, на других, как не надо, на мне - как надо, меня мальчишки так и звали: Стаховичев показ.