— Думаю, нет, — пожал плечами Данич.

— Тогда я бы просто плыл по течению и высматривал возможность, чтобы прийти на помощь тем, кто в этом будет больше нуждаться, — решил лодочник. — Ты не можешь принимать решения за всех, и помочь абсолютно всем тоже не можешь. Что ж, такова жизнь. Зато я смогу спасти того, кому это будет нужно. Думаю, это справедливо — подмога в час нужды куда лучше, чем бесплодные и жалкие попытки руками остановить приближающуюся штормовую волну.

Он задумчиво коснулся мокрого пятна на столе.

— А что касается кровавой дороги, с которой трудно сойти… в океане есть много разных рыб, таких, что здесь, в Ренхевене, и не сыщешь. И есть среди них страшные белые акулы — хуже я никогда не видал, пасть огромная, глаза, кажется, протыкают тебя насквозь, а уж зубищи… Говорят, они постоянно жрут, и никогда не насыщаются. Понимаешь, им не приходит в голову, что в море можно просто плавать, опускаться в глубину, подниматься к поверхности. И они постоянно жрут других рыб, потому что не знают ничего иного. Мне иногда приходит в голову, что на свете много людей, очень похожих на акул — они лезут вверх, не считаясь ни с чем, сметая и сжирая всех на своем пути, и даже не задумываясь, что они будут делать, оказавшись на самом верху.

Лодочник замолчал и криво улыбнулся.

— Но, конечно, про людей я ничего не знаю. Я знаю только про акул.

Ночью Мирко спал плохо, ворочался и просыпался, потом забывался и засыпал. Во сне он стоял на какой-то высокой скале посреди то ли бушующего моря, то ли мерцающей, неподвижной пустоты. Откуда-то ему было известно, что сейчас на его утес нахлынет штормовая волна, и ему придется остановить шквал одной рукой, благо на ней была глухая черная перчатка с отворотом и горящим белым символом. Перчатка все упрощала, с ее помощью справиться со штормом будет несложно.

— Герой должен быть один, — раздался из-за спины хриплый голос, и Мирко не удивился — Сэмюель, старый моряк и его случайный знакомый из паба, пришел поглядеть на волны в последний раз. — Вот только героев в нашем мире больше нет.

Глубоко внизу набирал силу гигантский темно-свинцовый водяной вал. Мирко напряг руку в перчатке — вокруг сжатого кулака начали закручиваться холодные черные тени. Волна неслась на него — огромная, всесокрушающая, но он не испытывал страха. Его сила была здесь, под рукой, в буквальном смысле слова. Он не мог проиграть.

— Но что будет, если место героя займет обычный человек? — задумчиво сказал чужой голос из-за спины. — Возвысится ли он над собой — или опустится до самой гнусной жестокости?

Мирко различал уже белые гребешки на верхушках наступающих волн, как вдруг понял, что на руке у него больше ничего нет. Он был беззащитен и один — здесь, в вышине, и глубоко внизу медленно ползли облака, отрезая раскинувшийся по обеим берегам реки город от солнца. А над городом неподвижно парили гигантские весы — сложный и старый железный механизм со следами ржавчины на массивных чашах. На одной из них вповалку лежали человеческие тела в белых саванах и без них, мертвые и пока шевелящиеся, безумные и еще здоровые, с глазами, в которых был разум и отчаянная надежда. На другой чаше одиноко стояла Джессамина Колдуин с удивленным мертвым лицом. Сверкнула молния, весы разлетелись сотней острых черных осколков.

— А что выбрал бы ты?

Мирко Данич плохо спал этой ночью, часто просыпаясь, покрытый потом. Его мучили кошмары.

— Я принял решение.

Голос Дауда был спокоен, но он стоял, отвернувшись к стене, к своей дурацкой карте. Билли и сама когда-то попалась на эту уловку, когда только-только пришла к «китобоям», они тогда еще располагались не здесь, ютились в каких-то развалинах… А что такого? Все равно стоило нырнуть в тот канал, толстым железнодорожным костылем выковырять из стены нужный булыжник и запустить в получившееся отверстие ждущую руку. Не зря же на карте было написано «драгоценный камень, хватит до конца жизни».

Жаль, в дырке ничего не оказалось, кроме каких-то мелких рачков и грязи, но наука Билли действительно осталась до сегодняшнего дня — верить нельзя никому и бросаться Чужой знает куда по первой же наводке тоже. Дауд наверняка бы мрачно ухмыльнулся, узнай он, как девушка интерпретировала его нехитрую шутку.

— Мы принимаем предложение Хайрема Берроуза. С сегодняшнего дня «китобои» начинают подготовку к устранению Джессамины Колдуин.

Билли торжествующе оглядела остальных. Томас чуть наклонил голову влево — дескать, «мое мнение не имеет значения, как прикажет мастер Дауд», но ожидать от него другой реакции было бы опрометчиво. Впрочем, возможно, он и сам понял, что такой шанс выпадает редко, исчезающе редко. Поняв же — согласился. Томас всегда был неглуп.

Мирко Данич, сухарь-бухгалтер, сидел с непроницаемым лицом, сжав губы. Уголок рта у него подергивался. Но даже он смолчал, не противореча словам лидера «китобоев». Подвел итоги финансового года, свел дебет с кредитом и понял, что денежные дела у них более, чем печальны? Вряд ли, скорее просто смирился. И плевать на его душевные переживания.

— Организацией на подготовительном этапе будет заниматься Билли, — а вот это уже было необычно. Как правило, операции планировал сам Дауд, выделяя на откуп Билли и Томасу только отдельные аспекты. Проверяет ее? Хочет выяснить, справится ли она с таким масштабным проектом? Она справится. Все пройдет гладко, как по маслу.

Она пока не знала, что именно предпримет, но это не имело значения. Она чувствовала в себе силу, способную свернуть горы. И это было вовсе не ради одобрения Дауда. Не ради его одобрительного кивка, намека на усмешку на вечно хмуром лице, искорки интереса в злых темных глазах. Ничего общего.

— За необходимыми ресурсами, материальными и финансовыми, следует обращаться к Томасу и Мирко, — обронил Дауд, все также не поворачивая головы. — На мои глаза должен попасться только уже готовый и расписанный во всех мелочах план. И упаси Чужой, если он будет плохим, Билли. Операция должна быть спланирована идеально. А теперь все вон — у меня полно дел.

Как часто людям кажется: боже мой, я так хочу стать успешным человеком, и наверняка им стану, если буду сидеть и много об этом думать. Сложно переоценить глупость такой постановки вопроса: как говорят на Тивии, под лежачий камень вода не течет. В Дануолле в ходу были другие поговорки, но смысл был понятен — ничто в мире не дается даром, свое приходится выгрызать у неподатливого мироздания зубами, зачастую — с мышцами и требухой, цепляясь за конкурента мокрыми от крови пальцами.

С другой стороны, нельзя недооценивать и роли случайности: не заметь когда-то Билли странную фигуру в темном переулке, не обрати она внимание на то, как — небрежными, широкими мазками, двигаясь с ленивой непринужденной грацией — неизвестный черный человек перерезал горла трем вооруженным грабителям, неизвестно, где бы она была теперь?

Да и почему неизвестно, собственно говоря? Валялась бы в сточной канаве или уплыла в Ренхевен, по частям или одним куском, других вариантов не было, — Билли ухмыльнулась своим невеселым мыслям. Она любила такие вот разговоры с собственным внутренним голосом, они позволяли скрадывать время и всесторонне обдумывать самые разные вопросы без ущерба для основного дела. А основным делом сейчас было неспешное перемещение по крышам северного Дануолла по направлению к Новому Порту, построенного недалеко от Старого, только на противоположном берегу реки.

В порту люди особенные. То ли близость к морю так влияет на них, то ли имелись какие-то другие причины, но смрад крысиной чумы, смерти и разложения здесь ощущался слабее, рабочие были оживлены и деловиты, и на Билли, в ее красном плаще, с газовой маской на перевязи и с клинком на поясе не косились со страхом и отвращением. Дауда и его людей здесь знали и относились со сдержанным уважением, было известно, что зря они не убивают, и те, кого находят поутру на брусчатке богатых районов с перерезанным горлом — а то и не находят вовсе, такое тоже случалось — наверняка заслужили это. Никто не будет платить тысячи полновесных монет за смерть невинного человека.