Она уже раскрыла рот, чтобы культурненько отослать подружку с её предложением к кому-нибудь ещё, когда в голову влетела неожиданная мысль: а ведь это и будет тем, о чем говорил психотерапевт! Витька, конечно, не тот человек, которого впечатлят хоть десять передач с её участием. Он под все эти феминистские определения мужичков не подходил, потому как был мужчиной… Мужчиной, в общем.

Но передача подарит ей возможность сделать то самое, на что упирал Антон, — подняться. Она не любила этого выражения — 'подняться над собой' — за его пошлость. Но в данном случае ей представляется тот самый случай. Подняться с колен, ага.

Во всяком случае, она будет воспрошена, кому-то станет нужна. Она начнёт что-то делать вне четырёх стен их разделённого дома… Ну и, конечно, впечатлится муж или нет — но не заметить её нового качества он не сможет. Хотя бы потому, что речь будет идти о его любимом фарфоре.

Уже загоревшись этой идеей, Анастасия спросила:

— Послушай… А там об одной передаче речь идёт или о цикле?

— Ты что?! — неподдельно изумилась Сэнди. — Ты знаешь, какая у этих телевизионщиков мафия? Да похуже, чем у 'ореховских' или как их там! Они в свой круг посторонних вообще не впускают. Пригласили в одну передачу — уже радуйся!

Не! — с обычной своей непоследовательностью без всякого перехода продолжила подруга. — Если ты им понравишься, если рейтинг будет, так ради бога, они себе не враги. Дадут ещё пару передач. Особенно на новом канале. Там они сейчас разных людей смотрят. Педика какого-то для всяких примочек домашних, типа умелых ручек. Какую-то девицу — то ли на ремонт, то ли на автомобили, я не запомнила, куда. И на возраст особо не обращают внимания, на молоденьких одних эфир не строят. Так что ты им подойдешь!

Вот паршивка. Это она поддела так — или просто по молодости своей умственной и телесной так про её годы высказалась?

— В общем, шансы есть, только дерзай! — заключила Сэнди. И спросила деловито:

— Ну что, рассказать им про тебя?

Настя замычала неопределённо. Идея была хороша. И главное, так ловко получается быстро отреагировать на очередное предложение психотерапевта… А с другой стороны — что она на самом деле понимает в фарфоре? В сервировке — тем более? Разве то лишь, чего успела нахвататься от Вити. Да навидаться на выставках-ярмарках. Ну, и общая культура — что суп надо есть ложкой, а мясо — вилкой. А ведь по правилам этикета в порядочных домах по восемь-десять приборов выкладывают!

Эх, завести бы им в свое время настоящего дворецкого!

— А ты сама-то чего? — спросила она подругу, чтобы иметь время ещё подумать.

— Ха-а, — самодовольно протянула Сэнди. — За меня не беспокойся! С меня все и началось, когда я с Костей познакомилась!

— С Эрбстом? — ляпнула Настастасиа, тут же сообразив, впрочем, что тот руководит на первом канале.

— Ну, ты замшелая совсем стала с этим с разводом своим! — победоносно объявила паршивка Сэнди.

Так бы и дала по губам, чтобы не каркала!

— Костя Ёпрст на бывшем ОРТ рулит, на первом, то есть. У меня другой Костя. Я ж тебе рассказывала!

— А… Ну да, ну да! — по возможности постаралась быть убедительной Анастасия. — Только ты не говорила, где он продюсировал.

— Ну так же говорю! — возмутилась Сэнди. — Новый канал! Новые передачи! Вообще, чего ты тут ещё раздумываешь? Я, если хочешь знать, всё равно тебя уже предложила. И эту… тему с фарфором тоже им внесла. А ты не ценишь!

— Ну что ты, дружище, — с искренней нежностью произнесла Настя. — Очень-очень ценю! Ты ж у меня вообще самая дорогая!

И в самом деле! Глупышка Сэнди, каждый раз так отчаянно бросающаяся в новую ловушку счастья, находит в себе достаточно душеных сил и любви, чтобы помнить о ней и искать какие-то варианты! Искренне и открыто предлагает всегда то, чем сама начинает владеть. Делится своим, не задумываясь о каких-то ответных услугах. А она, бессовестная, бетонная Настька, даже имя подружкина нового любовника мимо ушей пропустила! Как и вообще всё, что с Сэнди происходило в последнее время.

— Сэнди, лапка моя! — с раскаянием сказала Анастасия. — Я тебя очень, очень, очень люблю! И спасибо тебе, дорогая, за это предложение. Как говорится, принимаю с благодарностью.

— Ну вот, другой разговор, — твердокаменно не разнюнилась в ответ подруга. — А то начала тут: 'Я подумаю'…

— Я не говорила: 'Я подумаю!' — возразила Настя.

— Не говорила, так думала, — отрезала собеседница. — А нечего. Надо судьбу ловить за жабры, когда она плывет в руки. Мы из тебя ещё вторую Ксюху сделаем! Только не коняжку, а красивую. Я тебя вот снова в свет выводить начну!

Короче, позвонит тебе режиссёр, жди…

* * *

Вообще говоря, Анастасия ожидала от телевидения большего. Она пару раз бывала в Останкино, даже как-то раз проехалась на лифте с самим ведущим 'Колеса фортуны'. Это когда Витю приглашал на свою передачу Рознер, этот знаменитый ведущий телемостов. На какую-то из своих очередных болтологий с говорящими головами, что обсуждают некие актуальные вопросы современности.

Витьку туда позвали по какой-то старой памяти, через знакомство с постоянным режиссером Рознера, деятельно-цепкой и не лезущей за словом, в том числе и ругательным, в карман, — но ужасно обаятельной Эльмирой. Эльмира-ханум, как называл её Витя.

Со своей стороны, Серебряков понравился грозной организаторше рознеровских эфиров ещё в какие-то дальние времена, когда, задавая вопрос 'от публики', весьма ловко и остроумно уел самого Мериновского. Того, с его неподражаемым талантом уходить от неудобных вопросов в космического размаха демагогию, не могли заставить растеряться подчас и профессиональные журналисты. А Виктор сумел. Мерик что-то несвязно лепетал минуты полторы — очень долго по меркам телеэфира! — а потом сдался, завопив, что он не собирается 'извиваться тут' перед провокаторами.

Впрочем, Анастасия этого не видела — сцена произошла до их повторной встречи с мужем. Но Эльмира затем звонила Серебрякову не раз, приглашая поучаствовать в каких-то новых проектах Рознера.

Витя всё отказывался. Как он говорил, публикой быть ему не хотелось, а в основные собеседники его не приглашали. Эльмира с ним настойчиво ругалась, подключила к этому процессу даже Настасью. Которую, ни разу не видя, тут же записала в свои союзницы, называла 'Настечкой' и просила подействовать на 'своего упрямца'. 'Конечно, я тебя понимаю, говорила резким, почти мужским голосом эта акула телевизионного закулисья, на хрена такого красавца всем бабам России показывать. Его надо связать и в подвал спрятать. И только по ночам доставать. Но ты и меня пойми, у меня передача, а нормальной публики нет…' И дальше шли требования непременно его вытащить, прийти вместе, задать умные вопросы…

Витя только посмеивался. С милейшей ханум он ссориться не хотел, но и терять время на то, чтобы быть 'публикой' хотел ещё меньше.

Как бы то ни было, однажды они все-таки оказались вдвоём в студии Рознера. Причем в составе публики на сей раз была Анастасия, а Виктор, чуток зажатый, сидел перед камерой и обсуждал всяческие экономические вопросы вместе с рядом других экспертов. Кое-кто — весьма известный, но Настя запомнила только Жохина. Потому что тот уж больно забавно говорил, шепелявя и теряя буквы. Впрочем, говорил умно.

Серебряков тогда уже приобрёл определённую известность в бизнесе, и его так и представляли: один из ведущих бизнесменов страны…

Настя гордилась. Потому других и не запомнила — любовалась Витей. И мысленно просила камеру хоть раз повернуться на себя, дабы предъявить подружкам их обоих с мужем новый статус — людей, воспрошенных на телевидении.

Поэтому сейчас в офис нового канала она входила с тем ещё, давнишним пиететом перед этой великой и загадочной силой под названием ТВ.

Но оказалась разочарована. На блеск рознеровской студии тут ничто не походило. Узкие коридоры, низкие потолки, довольно-таки потасканные комнаты, ждущие ремонта, наверное, с тех пор, как это здание построили.