И тут жена. Жена, которая появляется и… И становится заказчиком! Даёт другой вариант! И что говорить — надежду… И время. Время подыскать новых дилеров, открыть новые точки. Невыгодно, конечно, через самостоятельных дилеров — лучше. Но уж коли так дело оборачивается… Коли надо снять с шеи удавку Владимирского…

А там… А там, с помощью новых заказов Насти выйти на зарубежных коллекционеров. На магазины для аристократов. И начать контригру с банком Владимирского. Купить долю, перепродать какому-нибудь злющему американцу. Нет, лучше Вилли. Чтобы он, как миноритарный акционер, вволю крови у врага попил… Или не дадут — иностранцу? Надо бы узнать поточнее, как там для миноритариев-нерезидентов в банковской сфере регулируется…

Очень хотелось выбраться на новую дорогу. И ключом от ворот на неё оказывалась Анастасия. Не Наташка, нет. Та что, та — потребитель. Потребительница. Хороша в своём деле. Наверное. Хороша в постели. Точно. Но в жизни — потребительница.

Настя было становилась такой же. Даже — стала. И потому — неинтересной. Но теперь изменилась. Изменила свою жизнь. С помощью вот этого психотерапевта? Да хоть бы и так. Пусть даже таким вот способом. Лишь бы этот Антон не оказался шарлатаном — разочарование будет просто невыносимым.

— Хочу, — неожиданно легко согласился Виктор. И сам удивился простоте принимаемого решения. — Если только это… возможно. Вашими методами. Я же нормальный. Психически здоровый, — попытался пошутить он.

Антон хмыкнул.

— А семья — это не вы, — сказал он неожиданно сухо. — И не Настя. И даже не вы с Настей. Семья — это ваше общее, которое стало уже над вами. Это — как дом, который не есть сумма четырёх стен и крыши. И даже не их произведение. Так что если в вашем здоровье нет причин сомневаться… Вашем и Анастасии, — поправился он. — То раз по семье пошли такие трещины, значит, это она болеет. И наша с вами общая задача — её вылечить.

— Дорого, наверное, стоит такое удовольствие? — помолчав, спросил Виктор.

Психотерапевт покачал головой, не отводя от него взгляда.

— Что значит — бизнесмен, — произнес он. — Муж зрелый и рассудительный.

Было непонятно: это такой сарказм?

— Нет, Виктор, — проговорил врач. — Плату вы разделите позже с Настей… когда помиритесь. Договор у меня заключён с ней, он действует… безотносительно даже этого случая. От вас же мне не нужно ничего, кроме…

Доктор помолчал, испытующе глядя на собеседника.

— Души! — веско закончил он.

Виктор удивлённо поднял брови. Вот еще Мефистофель психоделический нашелся!

— Именно так, — мягко сказал Антон, продолжая твёрдо глядеть на пациента тёмными глазами. — Я, конечно, не тот персонаж, о котором вы наверняка подумали…

Догадливый, второй раз констатировал Виктор.

— Но без вашей души, без вашего полного интеллектуального и духовного содействия — нам с этой задачей не справиться. Мы — я согласен со многим из того, что говорят о психотерапевтах, — немного родственны духовным лицам. Не тем служителям церкви, конечно, которые давно и успешно шарлатанствуют от её имени и под её покровом. А тем, которым верят на исповеди. Это ведь акт далеко не формальный — исповедь. Священник снимает грехи, фактически вешая их на свою душу. Он выступает от имени Господа, делая это, — но он ведь и предстаёт затем как бы поручителем… за того человека, которого облегчил от греха. И если не верить в это, то нельзя верить и его заверениям, что 'Бог простит'… или простил.

Психотерапевт тихонько рассмеялся.

— Вот только мы не от имени Бога выступаем. И не грехи снимаем. Мы действуем через науку, с помощью научных методов. А для этого нужен чёткий и верный анализ. Анализ души. Сознания. В котором важно всё. За нами не стоит бог, который примет то, что вы захотите скрыть. И простит. Или — не простит. Мы нуждаемся в доверии только для того, чтобы наладить с вашим же сознанием диалог друзей. Диалог соратников и союзников. Если хотите — бойцов, которым надо вместе пройти по тылам врага и выйти к своим.

И теперь представьте, что один из этих бойцов, разведчиков — ранен. И надо его найти, перевязать, вколоть промедол… Вы же были на войне, вы знаете, как это надо. Чтобы выйти всем вместе. И вынести всех своих…

Он вдруг взглянул остро.

— Я знаю дорогу к своим. У меня есть карта.

— Да, — ответил Виктор. Подумал:

— Вы будете командиром?

— Нет, — покачал головою Антон. — Командир — вы. Я — проводник. И выбирать — вам.

Но если вы выберете идти со мной, то пойдёте по пути, который предложу я…

* * *

Странная просьба.

Виктор ещё раз повертел слова психотерапевта в сознании. Действительно странная просьба.

'Вы, конечно, не выбросили ещё ключа от своего дома в Барвихе? — спросил доктор. — Прихватите, пожалуйста, с собой на следующий сеанс'.

Для чего?

Впрочем, зачем гадать. Для солдата гадание — самое последнее дело. Всё равно решает командир. А для бойца лишнее гадание — лишнее страдание. И для командира главное — избавить солдата от мук размышления. Воля солдата — это воля командира.

А его воля сейчас — идти за проводником.

И Виктор снова задавил в себе вредное для дела сомнение. Партия сказала: 'Надо!' — комсомол ответил: 'Есть!'

…Он выложил ключ перед психотерапевтом. И вопросительно посмотрел на него.

Антон на взгляд не ответил. Он попросту смахнул ключ в ящик своего стола.

Что это может значить?

— Итак, господин Серебряков, — начал врач официально, но в то же время дружелюбно. — Если позволите, я предложу небольшой тест. Для того чтобы понять, на какой стадии мы находимся и как нам двигаться дальше.

Он помолчал, постукивая пальцами по крышке стола.

Сидел он не как начальник — по ту сторону. Пододвинул стул поближе к Виктору, и они оказались как бы за одной барной стойкой. Не хватало только бармена и коньяка.

— Насколько я знаю, — продолжил Антон, — вы сейчас с вашей женой живёте раздельно. Вы в Москве, она — на Рублёвке. Ключ, что вы мне отдали — от дома на Рублёвке, где в данный момент проживает она. Так?

— Так, — недоумённо подтвердил Виктор.

— Это ключ отныне — уже не ваш, — объявил доктор. — Вопросы собственности — не моя компетенция, вы их как-нибудь отрегулируете сами. Но с психологической точки зрения этот дом — уже не ваш. У вас есть дом в Москве, где вы живёте… жили… с другой женщиной. На Рублёвке отныне осталась женщина, для вас уже чужая.

Поэтому, при всём моём уважении к вам, у вас может быть только одна дверь. Только одна собственная дверь.

'Это тест', - напомнил себе Виктор. Всё это звучит возмутительно, но это всего лишь тест.

— Итак, — продолжил Антон Геннадьевич. — Ваша собственная дверь с этого момента будет для вас закрыта. Она — бывшая. Теперь — чужая. А это значит, что ключ в этом ящике — ничей. Следовательно, я могу спокойно передать его любому другому мужчине. Возможно, кто-то захочет его взять. Скажу по секрету, согласие вашей бывшей жены на это получено.

— Что-о!? — только теперь до Виктора дошёл смысл сказанного. Кто-то чужой будет вместо него входить в его дом, к его жене, его ребёнку! Может быть, даже этот докторишка! Вон с каким удовольствием бросил ключ в свой ящик. И она… Она! 'Согласие получено'! Что за эксперимент, вашу гвардию?! Он будет к ней входить, ей, возможно, будет лучше с ним… Или с любым другим типом, кто войдёт через его, Серебрякова Виктора… нет, уже не его!…дверь. А он… он в это время будет совсем в другом месте!?

Тёмные глаза врача смотрели, казалось, в самую его душу.

Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Виктор начал подниматься с места. Он ещё не решил, что предпримет. Просто возьмёт ключ и уйдёт. Уедет в свой дом, к своей жене… или сначала даст этому… психоаналитику… в морду.

Начал подниматься и… замер.

'Этот… психоаналитик' улыбался.

Улыбался облегчённо, искренне.

Виктор так и застыл в нелепой позе полуприподнявшегося со стула человека.

Потом громко выдохнул. Снова опустился на сиденье.