Вообще-то Нинка и сама умела водить машину. У нее даже права где-то дома валялись. Но от мыслишки завести Климову «девятку» и укатить на ней в город она сразу отказалась. Ключи от машины были у Клима, «девятка» у него стояла на сигнализации и имела целую кучу всяких противоугонов, о которых знал только сам хозяин. Он как-то хвастался, что даже если угонщику удастся взломать дверь — через разбитое стекло ее не откроешь! — то завести напрямую машину невозможно. А если учесть, что сигнализация на машине громкая — опять же Клим рассказывал! — то лучше к «девятке» вообще не лезть.

Оставалось надеяться на то, что удастся поймать попутку. Деньги были — из бумажника Жоры. Но что-то, хотя время было еще не очень позднее, машины со стороны города шли часто, а в город — ни одной. Грузовых и то не было.

Ко всем прочим бедам прибавился холод. Нинка ведь была одета во все сырое. Там, на острове, она так разогрелась, что не заметила, как несколько часов босиком по мокрой траве проходила. Потом, когда возвращалась, тоже не замечала мокрой юбки и прочего. Торопилась, шла быстро, не мерзла. А здесь, на бетонной остановке, сразу ощутила, как руки-ноги мерзнут. Так и простыть недолго.

Минут через пятнадцать Нинка почуяла, что у нее зуб на зуб не попадает. Пешком, что ли, в город двинуться? В конце концов, на ходу хоть согреться можно. Но тридцать верст — это не шуточки. Нинка здорово устала за этот день, с утра маковой росинки во рту не было. Все ноги оттопала, все кости ноют, все болячки зудят — и еще тридцать километров пехом? А она уж не юная, иногда и сердце прихватит, и почки не в лучшем виде, и нервы ни в дугу… Так и сдохнуть недолго. А теперь, когда все вроде как поправилось, Нинка помирать не хотела.

Первые фары, светившие в сторону города, Нинка увидела лишь через полчаса ожидания. Выбежала, вытянула руку… А белый «жигуль» тормозить не стал. Пронесся мимо, зараза, обдав бензиновым душком — фыр-р! — и нету его. Хотя Нинка заметила, что сидело в машине от силы двое. Во гады, а? Испугались, что ли?! Видели же прекрасно, что баба одна голосует… Впрочем, могли и испугаться. Голосует-то баба, а на другой обочине стоит без огней «девятка» с тонированными стеклами. Фиг его знает, может, в ней пять мужиков с автоматами сидят?! Остановишься, чтоб усадить бабу, а «девятка» скоренько развернется, притиснет к обочине, мужики выйдут — и прощай, личный транспорт!

Следующей машине, появившейся минут через пять, Нинка даже голосовать не стала, потому что это была «Скорая» с мигалкой. Так неслась, только держись! Не иначе, какого-нибудь очень тяжелого больного из района в облцентр доставляла. Должно быть, еще живого везла, раз так торопилась.

Потом пришлось ждать еще минут пятнадцать. Нинка совсем продрогла, тем более что опять дождь пошел, да еще и с ветром. Причем ветер дул как раз с той стороны, с какой остановка была открыта и ни фига от него не защищала. Увидев лучи фар, Нинка решила, что загородит дорогу, ляжет на асфальт, как шахтеры на рельсы, но остановит эту машину.

Нинка встала на дороге, дальний свет ее ослепил, и она не сразу разглядела, кого именно останавливает. Пискнули тормоза, фары погасли, и Нинка аж охнула. Тормознула, называется! Ментовский «жигуленок» без мигалки. Один мент за рулем, второй вышел посмотреть, что за дура под колеса кидается. Дорога скользкая, мокрая, хорошо, что вовремя заметили…

В таких случаях Нинку чаще всего выручала врожденная склонность быстро оценивать ситуации. Шарахаться от ментов нельзя, убегать тоже. Сразу поймут: есть за что ловить, догонят и задержат, тем более что бегунья из Нинки никакая. Стоять и ждать, пока потребуют предъявить документы, которых нет, тоже без мазы. Поэтому Нинка, не теряя ни секунды, бросилась к ментам с воплем:

— Товарищ милиционер, умоляю вас, подвезите до города! У меня с мамой плохо, второй инсульт! Ради Бога и всех святых!

Точно рассчитала, «лохотронщица»! Встречаются еще менты, которые верят на слово. Тем более что этот сержант был молодой и неопытный. Возможно, правда, что и опытный на Нинкину хитрость попался. Баба трезвая, водкой не пахнет, но явно немного не в себе от волнения, к маме спешит, может, и в живых не застанет…

— Садитесь, — сказал сержант, открыв перед Нинкой заднюю дверцу. — Подбросим, раз такое дело…

На борту «Жигулей» было написано: «РОВД Лузино». Нинка влезла, сняла рюкзачок, положила на колени, села нахохлившись, прикрыв лицо руками. Даже несколько раз шмыгнула носом. Получилось очень похоже, будто она страдает-переживает. На самом деле Нинка лихорадочно соображала, что врать, ежели кто-то из ментов безо всякого подвоха спросит насчет того, откуда она сама. Она ведь даже не знала, какое тут поблизости село есть. Поэтому на всякий случай решила соврать, что живет в городе, а в Лузино у сестры гостила. Ну а сегодня вечером муж позвонил: срочно приезжай, с мамой плохо… Поймала частника, доехала до моста, а у него машина изломалась, видели, наверно, красная «девятка» стоит?

Впрочем, ни молодой сержант, ни водитель никаких вопросов ей не задавали. Очень тактичные попались, что ли? Должно быть, Нинка и впрямь выглядела скорбной и убитой горем.

Водитель гнал быстро, и уже через двадцать минут «жигуленок» вкатил на улицы областного центра.

— Остановите, пожалуйста! — попросила Нинка у остановки трамвая. — Я сойду.

— Может, вас прямо до больницы довезти? — предложил сержант.

— Нет-нет, спасибо! Неудобно, я вас от службы отвлекаю… Я вам ничего не должна? — Нинка загодя приготовила сотню из бумажника Жоры.

— Что вы, — засмущался сержант, — ничего, конечно! Главное, чтоб с мамой все было в порядке.

— Я за вас Бога молить буду! — пообещала Нинка, выскакивая с рюкзачком из машины и с быстротой, не свойственной дамам ее полноты, заскакивая в подошедший трамвай. Лузинские менты развернулись и покатили обратно, а трамвай, в котором было всего с десяток пассажиров, неторопливо покатил в центр города.

Нинка села на сиденье, отдышалась малость и прикинула, что делать дальше.

Вообще-то на этом трамвае она может доехать до дому. Пять остановок всего. Плюхнуться в ванну, отогреть ноги, суставы и прочее. Переодеться в сухое и теплое. Пожрать, наконец, сто грамм хлопнуть для здоровья. Только вот удастся ли ей это? Шура Казан мог запросто послать туда парней, если Жора докладывал ему, как они собираются вызволять бабки из «Аудиовидеотехники». Запросто! У Жоры ведь офис есть, там какие-то ребята дежурят. Если Казан им позвонил или своего человека прислал, он уже знает, кто сидел в «девятке». И о том, что эта «девятка» «не вернулась на базу», тоже знает. Какая-нибудь «бригада» уже прокатилась по адресам Жоры, Сухаря, Клима и до Нинки тоже добрались. Могут ее сцапать и отвезти к Казану. Конечно, она сама к нему собиралась, хотя, конечно, и не знала толком, как до него добраться. Но одно дело, если она сама придет и принесет скороварку с баксами, совсем другое — если ее притащат вместе с этой скороваркой. Почувствуйте разницу! Фиг тогда докажешь Казану, что не собиралась заныкать деньги… Он ей матку вывернет и сиськи отрежет! Тем более, если еще найдут пушки Жоры и Сухаря. Еще подумают, будто она их замочила. Конечно, Нинка может их проводить обратно на Снороть, на островок в камышах. И даже можно пацанов предъявить, если они за эти два часа еще не отвязались. Только в любом случае Казан ее живой не оставит. Потому что не сама пришла, а привели. Нет, домой нельзя. Надо срочно искать Казана.

Тут тоже были сложности. Он же все-таки не такая личность, чтоб всем сообщать свой домашний адрес или хотя бы служебный телефон. И как его зовут по-настоящему, не знают даже такие бригадиры, как Жора. Может, он вовсе и не Шура, а Иван Иванович какой-нибудь. В лицо его тоже очень ограниченное число людей знает. А тех, кто им шибко интересуется, вряд ли захотят проинформировать. Скорее замочат. Вот и ищи его при таком раскладе.

Конечно, можно не выходить на своей остановке, а проехать еще пару и высадиться поблизости от офиса Жориной бригады. Там, конечно, знают, как связаться с Казаном или с его окружением. Но как поведут себя тамошние парни, если Нинка вывалит им на стол шестьсот тысяч баксов? Да, можно было надеяться, что они пересчитают все купюры и честно-благородно отправят Казану, а Нинку мирно отпустят до дому. Если бы был жив Жора, они так поступили бы однозначно (это Нинке так казалось). Но ведь Нинке так и так придется им сказать, что Жора мертв. Соответственно, у этих ребят может появиться нескромное желание насчет этой самой кастрюльки. За ее содержимое отвечал Жора. Вот пусть Казан и ищет Жору, а они разберут «зелень» и сделают ноги. Предварительно, конечно, спровадив Нинку на тот свет. На фиг, на фиг такое счастье!