У нее не было выбора, кроме как пытаться загладить свою вину.

И она поверила мне, когда я сказал ей, что невиновен. Или, по крайней мере, сказала, что поверила.

— Ты сказала Мисти, где я живу? — я стою посреди гостиной. Каждый раз, когда я засиживаюсь здесь, то выхожу с устойчивым запахом смерти в носу, от которого не могу избавиться на протяжении нескольких дней.

Мона морщит лицо и качает головой.

— Нет, детка, — говорит она. — Мисти знает, что меня лучше не спрашивать об этом.

— Она появилась у меня на пороге, — продолжаю я. — Хотела, чтобы я подобрал ее с улицы.

Мона закатывает глаза.

— Что она делает на улице? Рик ее выкинул?

— Она сказала, что Рик умер.

Маленький рот Моны открывается, и она поднимает пару пухлых пальцев к губам, как только я сообщаю трагическую новость.

— Твоя сестра возмутительна, — Мона утверждает то, что, мы оба знаем, является истиной. С Мисти у нее нет ничего общего, так как все пошло кувырком семь лет назад, но я думаю, что она хотела объединить нас в той или иной степени. Одна маленькая, счастливая семья.

Этого никогда не произойдет.

— Куда она пошла? — спрашивает Мона.

Я пожимаю плечами.

— Не знаю, мне все равно.

Она цокает своим языком, склонив голову и выдыхая. Мона достаточно громко дышит. Врачи хотят посадить ее на кислород, но она отказывается, пока это не станет абсолютной необходимостью.

— Возможно, настало время, когда нужно простить и забыть прошлое, Ройал, — хрипит она. — Как долго ты собираешься жить воспоминаниями о той ночи?

Я смотрю в ее глаза-бусинки, мои плечи вздымаются с каждым рваным вдохом. Тот факт, что у нее есть смелость предложить подобное, приводит меня в бешенство.

— Та ночь, — говорю я, — стоила мне всего. Я никогда это не забуду.

Я больше не могу здесь находиться.

Я двигаюсь к двери, но оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Мону еще один раз.

— Но я бы хотел, — говорю я.

— Детка, люди все время меняются. Вы двое молоды. Я не смогу всегда находиться рядом, и когда-нибудь, когда я уйду, все, что у вас будет — это только вы сами, — говорит она. — Я просто говорю, не отталкивай свою сестру из-за одной маленькой ошибки, которую она совершила в пятнадцать лет.

— Маленькой? — я выплевываю это слово в ее сторону. — Маленькой?

— Ты знаешь, что я имею в виду, Ройал.

С этими словами я ухожу. Я не доверяю себе, что не скажу ужасных и обидных слов, которых никогда не смогу взять обратно. Какого черта Мона читает мне лекции относительно семьи? Женщина, которая бросила своих детей в праздник, оставив им только консервы для кошек, и ушла в запой на четыре дня в казино. Женщина, у которой «Служба защиты детей» забрала детей, и она ни разу не попробовала их остановить.

Ей повезло, что я простил ее.

Но я никогда не прощу Мисти.

Никогда.

Деми

Я просыпаюсь под звуки аппарата искусственной вентиляции легких, который помогает Бруксу совершать каждый вдох. Бренда уснула в кресле с другой стороны. Я потираю шею, пытаясь облегчить пронизывающую боль.

Глаза Брукса закрыты. Он не двигается. Он еще не очнулся.

Медсестра двигается по комнате, когда видит, что я проснулась.

— Никаких изменений, — шепчет она.

Я киваю и собираю свои вещи. Хочу выйти и поговорить со своей семьей, так как здесь звонить нельзя. Кроме того, я не хочу будить Бренду.

Я выхожу с палаты и нахожу тихий уголок в комнате ожидания, сочиняя текст и размещая его на созданной кем-то странице в «Фейсбук». На этой чертовой странице двадцать тысяч подписчиков. Это в два раза больше населения Рикстон Фоллс. Безумие, как быстро распространяются слухи.

Как только я публикую свой пост, на экране выводится маленькое красное уведомление. Двоим понравился пост в течение нескольких секунд. Потом шести. Четырнадцати. Пять комментариев. Потом восемь. Потом одиннадцать. Тридцать шесть лайков. Пятьдесят четыре. Двадцать комментариев.

И это не предел.

Я закрываю приложение и прячу свой телефон в карман. Я не могу ответить на них.

— Деми?

Я смотрю через комнату и вижу Афтон, репортершу из «Вестник Рикстон Фоллс», которая приближается ко мне. Сегодня она одета по-простому. В узкие джинсы и белую блузку. Ее бежевое пальто расстегнуто, а светлые волосы стянуты в низкий пучок. Золотые с аметистом серьги свисают с ее ушей.

Смотря на Афтон, я осознаю, что выгляжу так, словно только что выкатилась из постели.

— Привет, Афтон, — я стараюсь не скрывать свое разочарование от ее выбора времени для встречи. Мои волосы в беспорядке и дыхание не свежее, и я точно не в настроении, чтобы отвечать на ее тупые вопросы.

— Бренда говорила вам, что я должна была прийти сегодня?

— Да. Она не сказала в какое время.

Афтон теребит черный шнурок на шее, на котором висит пропуск.

— Я приехала в этот район чуть раньше, чем обычно.

— Вы не из Рикстон Фоллс?

— Нет, — говорит она. — Брукс... Он не очнулся, не так ли?

Ее глаза смягчаются, и я вижу надежду в этом взгляде. Она не ведет себя как профессиональный журналист. Она говорит со мной, будто мы пара старых друзей.

— Откуда вы, Афтон? — спрашиваю я.

— Извините?

— Вы сказали, что не из Рикстон Фоллс, — я массирую заднюю часть шеи, где болит. — Откуда вы?

На ее бледных щеках расцветает розовый цвет, и это вовсе не от румян.

— Маленький городок к северу отсюда, — говорит она. — Вы, вероятно, никогда не слышали о нем.

— Удивите меня.

— Глидден, — говорит она и опускает взгляд на мое кольцо. — Когда-нибудь слышали о нем?

Я чувствую, как цвет сходит с моего лица, когда смотрю в ее глаза.

Все это может быть совпадением.

Очень большим, огромным, странным совпадением.

— Да, слышала. Почему бы не глянуть, вдруг Бренда проснулась? — я указываю на коридор. Ни одна часть меня не хочет стоять здесь и представлять миленькую Афтон с моим бывшим женихом, потому что это именно то, что я буду делать — гадать, является ли она той тайной женщиной или нет. — Я уверена, что она хотела бы поделиться с вами несколькими цитатами для будущей статьи.

Прежде чем у нее появляется шанс возразить, я поворачиваюсь на каблуках и бегу в палату Брукса.

Только я не была готова войти и увидеть, как он сидит.

Его глаза открыты.

Он очнулся.

Воздух уходит из моих легких, и я прижимаю ладони ко рту.

— Б-Брукс, — говорю я.

Бренда поворачивается лицом ко мне, слезы стоят в ее глазах. Ее улыбка замирает на мгновение. Она разочарована во мне, что в момент, когда он открыл глаза, я не была с ним рядом.

— Я… я выходила, чтобы сделать несколько телефонных звонков, — говорю я, усаживаясь рядом с ним, подобно послушной невесте, которой Бренда меня считает.

Медсестра Брукса носится по комнате в возбужденном исступлении. Она информирует доктора через больничный домофон. Проходящие мимо медсестры заглядывают в палату, улыбаясь.

Весь этаж празднует.

Бренда берет его руки и подносит к своим губам.

Взгляд Брукса перемещается ко мне.

И мне интересно, помнит ли он.

И если помнит, я задаюсь вопросом, знает ли он, что я знаю.

Я не знаю, достаточно ли он соображает, но если есть хоть какая-то часть от него прежнего, то он понимает, что прямо сейчас я не совсем в себе.

Я вкладываю руку в его и улыбаюсь.

Сейчас не время.

— Бренда, репортер с «Вестника» находится в комнате ожидания, — шепчу я через Брукса. — Она хотела бы услышать пару слов для своей статьи.

— Ну, ей придется подождать, — Бренда потирает рукой колено своего сына. — У меня есть более важные дела прямо сейчас.

В палату забегают два врача, и я пячусь к окну.

— Брукс, я доктор Сандерсон, а это доктор Мосли, — говорит седовласый врач. — Вы помните свое имя, Брукс? Если да, моргните один раз, если нет — два раза.