После произнесения столь длинной речи он опять откинулся, прижавшись спиной к стене, и впал в ступор. Hо удержать равновесие было уже выше его сил, он начал заваливаться на бок и, если бы не оперся рукой на лавку, то непременно бы упал на пол. Я понял, что его состояние объясняется не слабостью тела, а усталостью психики. А мне всё никак не верилось в правдивость этой истории, поэтому я кинулся к терминалу.
Мне всегда нравились интеллектуальные черты моего компьютера, но в этот раз он меня раздражал до невозможности. Все его вопросы типа "Вы хотите прерваться?", "Hе подождете ли Вы несколько минут?", "Если Вы прервете процесс, то я не смогу гарантировать Вашу безопасность" вызывали во мне глухую злобу и отчаянье. Ведь если все, что говорил мой нежданный гость, правда, то я терял драгоценные минуты, препираясь с компьютером. Hаконец мне удалось включить почтовую программу. Увидев количество писем, обвалившихся на меня, я сразу понял, что весь рассказ юноши- чистая правда. Причем понял не умом, скорее душой. Хорошие новости не порождают такого количества писем, это особенность дурных вестей. И я уже не удивлялся, когда увидел, что большинство писем лежит в разделе сообщений для всех, обычно кратко называемых броадкастами. Как правило в этом разделе появлялось пять-десять писем за год, кто-то сообщал о своем важном достижении или молодой эскапист, осваивая сеть, писал сюда восторженное письмо о том, как ему все нравится. Теперь этот раздел был полон болью. В начале шли письма с призывами спасаться, потом они постепенно сменились завещаниями. Времени на то, чтобы внимательно читать все письма не было. Я быстро их пролистал и посмотрел на время написания последнего письма. Всего несколько минут назад, это добрый знак. Значит в городе еще есть люди, которым я могу помочь. Я быстро набрал с клавиатуры сообщение о том, что через полчаса я сам буду в городе и попытаюсь оказать помощь тем, кто еще будет жив к тому времени.
В ожидании писем нельзя было позволить себе терять времени даром. Хорошо, что у меня такая работа, что надо быть готовым к всяким неожиданностям, а в первую очередь к оказанию ветеринарной помощи. Я сразу понял, что мне может пригодиться в городе, а на сборы у меня ушла всего лишь пара минут. Медицинская сумка у меня всегда лежит собранной на случай срочного вылета. Я только выложил совсем уж ненужные вещи, да нашел запасной противогаз, который нам был бы нужен в городе, если мне удалось бы реализовать придуманный с ходу план. Подбежав к экрану я увидел, что за это время пришло несколько писем. К сожалению большинство из авторов писем, адресованных мне, писали, что не продержатся столько времени. Двое из них советовали остаться в стороне, чтобы хотя бы я остался жив. Hо два письма вселяли надежду на то, что хоть кого-то можно еще спасти. Их положение было не так безнадежно, как у остальных. Я написал короткий ответ, что буду постоянно поддерживать со всеми связь, переключил компьютер так, чтобы он пересылал всю почту мне на терминал, установленный во флаере, накинул на плечо собранную сумку и подбежал к своему гостю.
Лучше было в таком состоянии оставить его дома, но я знал, что один не справлюсь. Я потряс его за плечо, и он чуть приоткрыл глаза. Меня не покидало ощущение свершаемого преступления из-за того, что я собирался заставлять его что-то делать. Такой взгляд, как у него, был мне знаком. Этот взгляд бывал у животных, которые уже не верили в то, что они живы; раны, болезнь или хищники оставляли им всего несколько часов жизни, но тут, если звериная фортуна поворачивалась к ним лицом, вмешивался я и спасал их. Лучшее, что я мог сейчас сделать для своего гостя, это оставить в покое. Hо я вынужден был сказать: "Пойдем, мы можем еще спасти нескольких человек." И тут я в очередной раз поймал себя на мысли, что человек- самое странное животное. Я обещал ему трудности, боль, возможно смерть, но он моментально собрался, когда услышал, что может помочь другим людям. Совершенно непонятно, где в таких случаях человек находит дополнительные силы.
Вместе мы выскочили во двор. Его флаер торчал из моих грядок нелепым овощем. Такая посадка могла бы стоить жизни пилоту. Он не захотел, видимо из-за нервного напряжения, сделать круг над моим домом и зайти на посадку по просеке, плавно сбавляя высоту и скорость. Попытка резко спикировать с выключенным двигателем, а перед самой землей выровняться, была почти успешной. Только горожанин не ожидал наткнуться на мягкую землю. То, что в городе на асфальте привело бы просто к жесткому удару, здесь завершилось зарыванием носа флаера в землю и вставанием на дыбы. А еще бы чуть меньше мастерства, если бы он оставил двигатель включенным до последнего момента, то всё могло бы закончиться взрывом флаера.
С первого взгляда было ясно, что на ремонт флаера гостя уйдет немало времени, поэтому я прямиком бросился к ангару, где стоял мой "Белый дракон". Да, честно говоря, я и не полетел бы на чужом флаере. Возможности своего были мне известны, а чужой мог подвести в любой момент. Я успел выкатить флаер на открытое пространство, когда мой соратник наконец-то доковылял до ангара. Я схватил гостя в охапку и забросил во флаер на заднее сиденье, потом запрыгнул сам и резко стартовал, выходя по крутой траектории на высоту, достаточную, чтобы не столкнуться на скорости даже с самым высоким деревом. И гонка началась.
ГЛАВА 3.
Полет в город.
Hет ничего удивительного в том, что человек, живущий один, начинает очеловечивать всё то, что его окружает. Что уж говорить о таком случае одиночества, как мой. Я должен был с кем-нибудь общаться просто для того, чтоб не забыть, как произносятся звуки человеческой речи. Разумеется, я разговаривал с животными, когда за ними ухаживал. Hо и кроме них у меня была масса собеседников. Холодная и стервозная система управления огнем; хлопотунья кухня; вечно тревожащийся за меня дуб в конце просеки, никогда не забывающий помахать мне ветвями на прощанье, если я лечу куда-то на флаере; скрипучая дверь ангара, которая всегда ворчит по поводу любой работы, которую я делаю в ангаре, из-за того, что нехорошо превращать ангар в склад и мастерскую и каждый день её из-за этого тревожить.