Чьи-то шаги раздавались за поворотом. Они были четкими, размеренными, нисколько не напоминали шлепанье паучьих лап. Я невольно задержался.

Это был Герий. Он шагал посреди коридора. Его походка была идиотски правильная и ровная, как у марширующего гвардейца или у автомата. Похоже, он спал на ходу. Правда, глаза были раскрыты. Я невольно уступил ему дорогу и хотел откатить тележку, но он сам вовремя обошел ее стороной, хотя даже и не взглянул под ноги.

Когда я вкатил тележку в зал, Герий находился у двери в хранилище. Его квадратные плечи я видел лишь долю секунды, дверь раскрылась и пропустила его.

Сели обедать. Нужно будет присмотреть за Герием. Правда, пока он находится в хранилище, ему ничто не угрожает.

«Ему ничто не угрожает… Пока он в хранилище… В хранилище!» — пронеслось в мыслях.

Страшное подозрение мелькнуло у меня. Я сорвался с места.

Посреди бесконечных стеллажей я чувствовал себя, как в пустынном осеннем лесу. И как бывает в лесу, мне непрестанно мерещилось, будто вдалеке кто-то движется. Я кидался туда. Герия нигде не было. Спрятаться здесь трудно: проспекты просматривались во всю длину. Скрыться можно было только в центральном павильоне, где расположены блоки путеводителя.

Издали я увидел, что входной люк распахнут. Металлический скрежет и незнакомый сомнамбулический голос доносился изнутри. В приоткрытую дверь увидел Герия. Он разговаривал сам с собой:

— Цапфы и крючья, блок шестнадцать.

Я чуть не вскрикнул от удивления: Герий разговаривал на языке Виктора и мальчишки!

— Что ты здесь делаешь?

Он не услышал вопроса. Невидящими остекленевшими глазами он как будто смотрел сквозь меня и продолжал бормотать:

— Реле и банки под индексом семьсот пятьдесят четыре соединить с цапфами одиннадцать и тринадцать…

В руках у него был металлический шар размером чуть больше футбольного мяча. Несколько гибких проводников соединяли шар с системами неподвижных блоков главного пульта. Толстый жгут проводника одним концом уходил в массивную плиту. Она, как постамент конного памятника, возвышалась посреди помещения. Герий пристально разглядывал шар, держа его на весу. Наконец, отыскал что-то и сунул указательный палец в полое отверстие. Шар выпал из рук, но не брякнулся на плиту, как я ожидал, а мягко осел на нее. Не вынимая пальца, Герий другой рукой стал перебирать трехзубые якоря, которые выглядывали из гнезд пульта, похожие на телефонные фишки.

— Тринадцать, — сказал он и вытянул один из якорьков. За ним из гнезда потащился гибкий коричневый провод.

Нужна была еще одна секунда, чтобы закрепить якорь в отверстие шара. Сильным толчком я повалил Герия на пол. Он упал, не выпустив из рук ни шара, ни якоря. И, словно ничего не произошло, продолжал тянуть якорь к отверстию. Я попытался пинком выбить у него шар, но только отшиб ногу — с таким же успехом можно было пнуть двухпудовую гирю. Я скорчился от боли. Герий в это время подвел якорь вплотную к отверстию.

Под руку попалась увесистая колотушка, Я с маху саданул Герия по руке. Он разжал пальцы — якорек выскользнул на пол.

Все еще не обращая на меня внимания, он, извиваясь по-кошачьи, ползком погнался за ускользающим от него якорем — тот под действием пружины возвращался в гнездо. Герий поймал якорь. Я навалился на него сверху, схватил за руки. Наверно, мне легче было бы совладать с гориллой. Вместе со мною он поднялся на ноги и движением плеч стряхнул меня.

…Кажется, он только теперь и заметил меня. Гримаса ярости искривила его лицо. Звериным прыжком он обрушил на меня все восемьдесят килограммов своего полноценного земтерского тела. Я думал, мои ребра не выдержат. Почти теряя сознание, мне удалось извернуться под ним и лягнуть его коленом в подбородок. Лязгнули челюсти. Руки его расслабли.

«Нокаут», — подумал я. Меня самого мутило, я еле держался на ногах. Нельзя было терять времени.

Кроме молотка, нашлись большие ножницы. Я крушил и кромсал все, что попадалось под руку. Жгуты соединительной проводки были на редкость прочными, мне с трудом удавалось перерезать их.

Я с удовлетворением осматривал следы учиненного погрома. Теперь уже только специалист смог бы разобраться, что к чему.

Герий, сидя на полу, удивленно смотрел вокруг. На всякий случай я покрепче стиснул рукоятку молотка: мне вовсе не улыбалось вторично попасть в его лапищи. Но похоже, он не торопился нападать. Взгляд его стал осмысленным. Он осторожно притронулся к подбородку и сплюнул. Слюна была с кровью. Поднял на меня детские страдальческие глаза, будто спрашивал: «За что?»

Мне было стыдно смотреть в его простодушное лицо. Невозможно поверить, что минуту назад он походил на зверя.

— Что ты тут делал? Что значит реле и банки под индексом семьсот пятьдесят четыре?

Он хлопал глазами…

Я попытался еще говорить с ним на языке Виктора. Он явно не понимал меня.

— Кто тебя научил подключать новые блоки к машинной памяти? — спросил я по-земтерски.

— Блоки?.. — переспросил он недоуменно.

— Где ты был до этого?

— Там. — Он как-то неопределенно махнул рукой.

— Где там?

Короткие морщины пересекли его лоб.

— Я плохо помню… Там было страшно. Большая пустая комната и длинная змея с ледяным глазом…

«Вот оно что…» — подумал я.

Мне пришлось помочь Герию подняться на ноги. Я чувствовал, как слабы его мускулы. Он еле шевелился. А ведь только что в его теле была спружинена медвежья сила.

— За что ты ударил меня? — жалобно произнес он.

— Это произошло невзначай, — оправдался я.

Он едва притронулся к нише. Я отвел его в спальню и уложил в постель.

У камина остались трое, остальные разбрелись по своим спальням, как скучающие курортники в слякотную погоду. Итгол завороженно смотрел на огонь. Щуплая Игара занимала меньше половины сидения. На всех нас троих униформа с чужого плеча выглядела нелепо, особенно на Игаре. Свитер висел мешком, в складках невозможно было различить геометрический рисунок, который на Земгере служил ей паспортом. Однако ее это нисколько не смущало. Игара закатала рукава, чтобы не мешали. Холеные руки, не знавшие работы, походили на восковые слепки.

С тех пор как украденный земтерский корабль пришвартовался на космической станции землян, я целиком был поглощен чувством ответственности: как-никак из всех прибывших один только я, хоть и не совсем ясно, представлял, где мы находимся и что нас ждет внутри астероида. Я как бы сознавал себя хозяином, всех остальных — своими гостями. Я даже позабыл о своей недавней зависимости от Итгола — он тоже был в числе моих гостей. И вот сейчас прежние отношения между нами готовы были восстановиться сами собою. В глубоком старинном кресле, вытянув ноги к огню, сидел мой искуситель, дьявол, которому я запродал душу. Не знаю, какой смысл в этой сделке заключался для него, мне же выгода была очевидная: без его помощи я бы ничего не сумел достигнуть на Земтере, да и здесь — я это чувствовал — своим умом я не смогу расшифровать загадок, поставленных обстоятельствами. В конце концов, кроме них двоих, некому было даже рассказать о том, что меня мучило.

— Сны и произведения искусства подчиняются одним и тем же законам, утверждаете вы? — обратился я к Итголу.

— Я не упоминал слова «законы», — возразил Итгол. — Точнее было бы сказать: у снов и произведений искусства существуют общие закономерности.

— Не будем заниматься чепухой, — устанавливать терминологию. Достаточно того, что мы понимаем друг друга. Это ведь только идиотски разумным счетным машинам необходимы точные формулировки. Мы — люди и способны понимать друг друга без формул.

Сочувственная улыбка Итгола несколько охладила мой пыл. В самом деле, из-за чего я разгорячился? Меня взбесила встреча с машиной и здешними роботами, а зло я готов пролить на первого, кто подвернулся.

Итгол и Игара как-то особенно пристально поглядели на меня, потом перекинулись между собою беглым взглядом.

— Хорошо, говорите, что вас мучает? — успокаивающим голосом произнес Итгол. — Вы не ошиблись: мы — ЛЮДИ и можем понимать друг друга без точных терминов.