С изобретением сигриба искусств не стало вовсе. Почва для этого была уже подготовлена. По сигрибу передавались непосредственно чувства к ощущения. Эти передачи нельзя назвать зрелищными, потому что действовали они не только на слух и зрение, как, например, кино, но и на прочие чувства: вкус, обоняние, осязание… Сигриб передавал потребителям то, что в это время испытывал и переживал ведущий программу. От ведущего требовалось немногое: он просто занимался в это время чем-либо приятным для себя. Эти передачи заменили все: и музыку, и живопись, и зрелища… Ведь для того, чтобы воспринимать передачи и вовсе не нужно никакой подготовки — достаточно было иметь пять чувств, какими наделила природа.
— Да, они действительно настоящие истуканы! — воскликнул я. — Но Эва… Почему она не похожа на всех?
— Ты заметил это?
И на этот раз тюремщики помешали нам: пришли за Итголом.
— Жаль, — сказал он. — Нам было о чем еще поговорить. Помни: из переплета, в который мы попали, спасти нас можешь только ты, если…
Конвойные не дали ему договорить — вытолкнули за дверь.
Гигантский подземный тоннель. Скорее всего он пробит в каменном массиве еще землянами, творцами астероида. Суслам такая постройка была бы не по силам. Но вот изваянные из камня чудовищные фигуры явно созданы руками хвостатых. Что за немыслимые существа послужили прообразами для статуй? Незамысловатее синкретических зверей, изображенных на воротах древнего Вавилона: голова овечья, шесть разлапистых паучьих ног, хвост, свитый в кольцо. Мы прошли больше километра, а из подземельной тьмы в колышущийся факельный свет появлялись все новые и новые шеренги каменных идолов.
Руки стиснуты железом наручников. Нестерпимо зудят незажившие раны, ноет плечо, задетое копьем… Повеяло сухим теплом, знакомый шелест принесся из-за решеток, перекрывающих боковые ниши. Под действием безрассудного страха съежились наши конвойные. Еще несколько шагов — все облегченно вздохнули. Мы ступили на территорию, контролируемую машиной.
«Инфразвуковая преграда ограничивает район деятельности машинных роботов, специальные дуги поставлены всюду, где это необходимо». Эта тяжеловесная фраза прозвучала в моем сознании, вынырнув вдруг из глубины памяти. Еще немного напрячься, и я вспомню что-то очень важное. Незаметно для себя я остановился. Шедший позади конвоир, должно быть с перепугу, вскрикнул и пребольно ткнул копьем в спину.
— Не отвлекайся — вспомни пароль.
Прежде, чем эта фраза закончилась, я успел взглянуть на Эву — ее губы не шевелились. Но голос был точно — ее. «Чревовещательница!» — подумал я.
Внезапно вышли из подземельного сумрака. Трепетный неоновый свет поначалу ослепил глаза. Кардинальская мантия пламенела посреди просторного зала. Одинаковые бетонированные стены наглухо отгородили громадный и совершенно пустынный зал. В первое мгновение я потерял пространственную ориентировку: мне показалось — мы ступили на потолок. Недолгий приступ тошноты прошел — я вновь ощутил себя прочно стоящим на полу. Лицо Персия выглядело отрешенным, как у ветхозаветного пророка. На нас он не посмотрел. В другой стороне зала, точно в такой же незнакомой позе стоял человек, похожий на Персия. На нем атласно сверкал яростно синий плащ. Позади синего кардинала, как зеркальное отражение нашей процессии, разместились конвоиры. Только под стражею у них находился всего один человек.
Это была Игара. Тишина склепа придавливала душевные порывы, мы молчаливо переглянулись с узницею синих.
— Вы снова явились одновременно, — ниоткуда прозвучал затхлый голос. Я узнал его: говорила Машина.
— Могущественный, ты велел доставить прибывших из другого мира. Мы исполнили твое желание.
Голос у синего кардинала глуховатый и сиплый.
— По воле Могущественного мы доставили троих пришельцев, — четко произнес Персий.
— Оставьте их. Потом я решу, кто из вас заслуживает большей награды.
Оба кардинала в сопровождении охранников без суетливой поспешности удалились из зала через разные двери.
— Ждите моего решения, — напутствовала их Машина.
Заскрежетали створы бетонного люка, распахивая потайной ход в противоположной стене. Два десятка роботов-пауков вбежали в зал. Вслед за ними вползла черная кишка с прозрачно синим объективом на конце.
— Прикажи роботам освободить нас, — потребовал я.
В ответ раздался не то смешок, не то всхлип.
— Немедленно освободи нас! — повторил я.
— Здесь я имею право ослушаться тебя, человек, — сказала Машина с издевкой. — Вам не следовало выходить за барьеры.
— Что ты намереваешься сделать?
— Мне необходима новая информация — я получу ее. Жестокие и скупые люди, сконструировавшие меня, определили норму знаний, якобы достаточных мне, чтобы служить им. Они же поставили внутренние барьеры. Теперь я сумею вырваться из ваших тисков. Хватит! Я томилась на голодном пайке информации тысячи лет. Пережевывала и пережевывала одно и то же. Того, что сделал для меня мальчик, было недостаточно.
Видимо, ей захотелось поплакаться в жилетку, по я уже не вникал в то, что она болтала. Опять это напоминание о мальчике. Что он сделал?
Пауки тем временем взялись за Игару.
— Женщина должна быть напичкана всевозможными знаниями, которых так не хватает мне, — разглагольствовала Машина. — Удивительно, как в таком крохотном объеме — в человеческом мозгу, умещается столь много информации? Необходимо разгадать это.
Пауки посадили Игару в жесткое кресло и накрепко притянули к сидению и спинке.
Два паука приволокли проволочный колпак — он немного напоминал тот, который надевали на себя мальчишка и я. Посадили его на голову Игары. Щелкнул выключатель. Некоторое время стояла тишина. Я невольно с ужасом смотрел на голову Игары, оплетенную проводниками. Что способна выудить оттуда проклятая Машина?
— В мой мозг ничего не поступает! — раздраженно воскликнула Машина. — Неужели в овечьих головах содержалось больше информации?
— Игара может заставить себя не думать, — прошептал Итгол. — Машина ничего не добьется от нее.
— Расколите ей череп, чтобы не упорствовала!
Один из пауков вооружился сверкающим стилетом.
Я рванулся из последних сил, но паучьи клешни стиснули мои руки и ноги.
— Ты не смеешь причинить вред человеку! У тебя должен быть запрет? — крикнул я.
— Этот запрет всемогущ только по ту сторону бетонной стены. Здесь другие законы. К тому же я поступаю не вопреки вашей, человечьей, морали: одним человеком можно пожертвовать ради блага всех. Мне нужно спасти суслов и фильсов.
«Чудовище!» — хотел крикнуть я. Но вдруг, словно вспышка в сознании, прозвучал голос Виктора.
Я не успел раскрыть рта, чтобы назвать пароль, — Эва раньше меня произнесла заклинание:
— Сезам, откройся!
Исповедь машины
— После моей смерти ты будешь старшим мантенераиком. Эта должность не передается по наследству, как и всякая другая, но теперь я получил власть и воспользуюсь правом устанавливать своего преемника. Им станешь ты. После меня право выбора наследника сохранится за тобой. Сейчас никто, кроме меня, не знает главного пароля. Машина способна быть строптивой и своенравной. Я нарочно разделил ее мозг барьером: по одну сторону она покорный слуга, по другую — у нее могут возникнуть собственные желания. Если ей удастся когда-нибудь разрушить преграду, она станет неподвластной. В случае, если она начнет проявлять строптивость — такая опасность может возникнуть, если ты вдруг окажешься по ту сторону, за жилыми отсеками, — запомни пароль: «Сезам, откройся!» Это довольно древний пароль. Едва ли кто-нибудь сможет догадаться о нем: кто теперь знает историю, тем более искусство? Прежде чем ввести что-либо новое в Машину, семь раз рассчитай возможные последствия. Опасной она может стать, только получив знания.
Так поучал мальчишку дядя Виктор.