— А! — Хомак отмахнулся. — Прописные истины…

А Веселин как раз и заинтересовался:

— Что за план такой?

— План э… неизбежного прогресса. Через мутацию.

— Кажется, никогда о таком не слышал.

— Слышали! — Мантл усмехнулся. — Человечество — оно ведь развивается в основном революционными скачками. (Я имею в виду, конечно, не социальные революции, а научно-технические). Так вот: рано или поздно в развитии технологий люди приходят к такому рубежу, когда они невольно порождают собственных могильщиков.

— Кого-кого?

— Мутантов. Тех, кто придёт на смену.

— Но почему же это неизбежно?

— Мировой закон. Против него не выстоишь. Наши технологии становятся всё более вредными и разрушительными для среды, в особенности, конечно, военные технологии… — Карел Мантл развёл руки, призывая в свидетели берёзы. — А воевать человечество обречено. Конфликт — суть нашей природы. Как только наша среда обитания становится глобально мутагенной, нам на смену приходят мутанты. Они сильнее нас, поскольку выжили в жёсткой борьбе за существование. Всё логично, не правда ли? — а с каким мечтательным видом сие произнесено!..

— Мировой закон? Ну допустим. Но при чём же здесь гуманизм? «Мамонт гуманизма» — вы ведь так сказали?

— Высший гуманизм — в альтруизме и справедливости. Он, собственно говоря, в том и состоит, чтобы люди уступили своё место…

— М-м-м… Нелюдям? — вставил-таки Хомак. Но весело и чуть наигранно, как из роли оппонента в заведомо решённом споре.

— Пусть нелюдям. Но ведь это люди их такими сделали, правда же? Значит, за мутантов они отвечают. Значит, должны смириться и не мешать честной конкуренции. В которой «нелюди» рано или поздно нас победят.

Вот Мантл даёт: неужели он серьёзен?

— Вы и правда спешите в могилу? — спросил Веселин.

— Нет, но я реалист! — гордо сообщил Карел Мантл.

Что ни говори, у Йозефа Грдлички достойные ученики. От их реализма мороз пробивает по коже. Помогать могильщику себя закопать, ибо таков закон… С таким настроением и могильщик не понадобится. Откуда нынче столько поклонников мутации? Зачем им это? Нет ответа.

Гуманисты выискались — с социал-дарвинистскими замашками. «Мамонт бродит по Европе, мамонт дарвинизма!» — вот так звучит более-менее правильно.

— Кажись, заблудились… — проблеял Калинин, с опаской выглядывая в десантный отсек.

Этого ещё не хватало. Багров, охая, приподнялся на локтях над лежанкой. Во рту пересохло, голос окреп со второй попытки заговорить:

— Калинин… кхм, Калинин, отвечай, куда мы заехали?

— Бог его знает, куда, мой капитан… — лепетал водитель. — Кругом деревья, дальше дороги нет…

Можно подумать, раньше мы ехали по дороге. Но деревья — да, их БТРом легко не объедешь. Придётся сдавать назад.

— Что за деревья?

— Ёлки в основном…

Ну да, а должны-то быть уже берёзы. Точно, совсем запутались! Так старательно сбивали с толку близнецов Бегичей, что сбились и сами. Всё один к одному: ранение Бегича, своё, теперь потеря ориентиров…

— Вернуться-то сможешь? — спросил Багров по возможности мягко. Иначе Калинин уж совсем перепугается и не сможет больше ничего.

— Ну, это да… — с сомнением проговорил водитель, но приободрился. — Ага, конечно! По нашим же следам… — тут Калинин снова замялся и виновато заключил:

— Только надо, чтобы кто-то с брони смотрел назад и руководил. Тут ведь не развернуться! И…

— Что-то ещё, Калинин?

— Да, мой капитан. Позвольте спросить, мы теперь возвращаемся к самому Брянску, я правильно понял?

У Горана Бегича от калининского предположения совсем лицо перекосило. Ну ещё бы: словенец уже свыкся с радостной перспективой лечения брата в Евролабе, а тут постепенно выясняется — не судьба.

— Ты ошибся! — твёрдо сказал водителю Багров. — Пока что едем — к месту нападения свиньи, а там заново сориентируемся.

Конечно, жаль потерянного времени, но не менять же командирского решения только из-за неудачной первой попытки выполнить.

— Будет исполнено, мой капитан! — поклонился Калинин.

У Горана легко читалось по лицу, как сильно у него отлегло от сердца. Он даже едва слышно прошептал Багрову:

— Спасибо!

Да, вот ещё один повод для благодарности словенца. Интересно, надолго ли её хватит, если вдруг понадобится. Но — не суть важно.

Кого же теперь отправить на броню корректировать ход машины? Мамедова, что ли? Нет, русские леса для горца чужды — потеряется. Хрусталёва? Гаевского? Но за ними самими как раз стоит приглядывать, не то под шумок наклюкаются — и куда мы тогда заедем? Эх, была не была!

Капитан Багров сцепил зубы и сел на лежанке. Приказал:

— Хрусталёв, Гаевский — поднять меня на броню! Только бережно.

— Стоит ли, мой капитан? — поднял брови Погодин.

Рядовые с сомнением поглядели на капитанскую ногу, но приказ обсуждать не стали — и на том спасибо. По пути на броню Багров пережил несколько болезненных мгновений, зато смог оглядеться снаружи, взять на себя утраченный было контроль.

Итак, что мы имеем? Неизвестный еловый лес, куда Калинин заехал, пытаясь срезать путь. Нужная дорога — относительно той, где случился инцидент со свиньёй — проходит гораздо восточнее. Казалось бы, езжай себе восточнее, и горя не знай. Но — вот она, главная сложность: дороги здесь не ровные, изламываются почём зря.

Калинин, видать, повёл БТР на восток от свиного тела, только нужный изгиб дороги взял да проморгал. Или он сразу, как дурак, на юг ломанулся? Угу, проясним. Но пока что сдадим назад засевшим промеж елей БТРом.

— Хрусталёв, метнись — передай Калинину: «Помалу назад!».

— Слушаюсь! — солдат растворился перед горячечным капитанским взором. Обязать его, что ли, двигаться медленнее? Хотя не важно.

БТР, приминая густые еловые ветви, двинулся назад. Чтобы успешно рвануть вперёд, иногда приходится хорошенько попятиться. Истина не нова. Жаль, Калинин сюда ехал так долго. Не решался, стервец, признаться, что давно потерял ориентиры.

Потом Гаевский с Хрусталёвым замелькали точно спицы в колесе, курсируя между Багровым на броне и Калининым в кабине. Если капитан к очередному возвращению кого-то из них успевал задремать, они его деликатно будили — такой уж приказ они получили заранее. Просыпаясь, Багров продирал воспалённые глаза, всматривался в узкую колею между незнакомых ёлок и давал Калинину новое указание:

— Теперь задний ход и чуть левее… Далее прямо. И снова назад и направо — градусов на сорок пять…

Не прошло и часу, как БТР выбрался на поляну, где смог развернуться. Ехать передом — ясное дело, куда сподручнее. Но Багров так и не позволил себе мирный сон на складной медицинской лежанке посреди десантного отсека. Доверишь кому то другому без того проваленное дело — и пиши пропало: полковник Снегов твоего БТРа не дождётся, Зоран Бегич не встретится заживо с Евролабом, да и тебе самому потеря времени не позволит спокойно вернуться в Брянск.

Русские специально путали словенских картографов, да сами и запутались. Должно, нечасто им случалось двигаться по объездным дорогам. Катались по тому главному пути, вдоль которого у мьютхантеров — специальные засады да блок-посты. Ради них, собственно, братья Бегичи на броне и сидели — сутки напролёт до роковой встречи со свиньёй-мутантом.

Дальнейший участок пути Горан провёл внутри БТРа, рядом с братом. Конечно, трудновато совсем забыть о пане Щепаньски (обязательно ведь спросит, а где собранные разведданные?). Но профессор — легко догадаться — не удовлетворится всё равно, а брат-близнец у Горана только один.

— Зоран, ты очнулся? Слышишь меня? — нет, показалось.

С тем, что секретных мьютхантерских объектов — которые изначально планировалось потихоньку разведать, да нанести на карты — им не видать, Бегичи уже и смирились. Но представлял бы интерес и тот свободный от постоянного контроля мьютхантеров путь в зону расселения мутантов, которым их провезли. Даже с учётом постоянного кружения и смены дорог с участками полного бездорожья.